Рубашка
Говорят, детство – счастливая пора. Каким оно было на самом деле, судишь лишь с приходом зрелости.
Память и подсознание фиксируют эпизоды из детской жизни в годы Великой Отечественной войны. А о том, что эти годы - лихие для всех, познаётся позже. Автор напоминает о них своим современникам, которые ещё живы, и рассказывает молодым, какой трудной может быть жизнь, и как рано взрослели дети в годы войны.
... Война - катализатор нищеты. Уже два года страна отправляет на фронт всё, что имеет, и нищает день ото дня. Нужно обеспечить армию всем необходимым для ведения военных действий.
Если в деревне голод ещё можно утолить «чем бог послал», собранным в лесах, с полей и приусадебных участков, а живущим в городах выдаётся полуголодный паёк по карточкам, то изношенную одежду заменить нечем. Папы на войне или работе имеют хоть какую-то спецодежду. А мамы вынуждены придумывать, мастерить что-то, чтобы как-то прикрыть себя и детей. К тому же мальчишки и девчонки растут...
Настали тёплые дни лета сорок третьего. Асма, наша мама, достала мои старые, уже не подходящие по возрас-ту, майки и подшила их снизу так, чтобы можно было одеть на сестричку Адыбу. В специально оставленные незашитыми внизу по бокам отверстия дочка просунула ноги и подняла майку на плечики. Получились майка и трусы в одном изделии.
Четырёхлетняя Адыбушечка запрыгала, радуясь обновке. За два дня малышка освоила действия, которые нужно сделать, чтобы сесть на горшок.
С майками, подходящими мне, мама поступила так же. Мы с сестрой выходили во двор и бегали по улице. В них было удобно, легко и не жарко.
В течение недели на нашей улице Тукаева (так тогда называлась улица Тукая) количество детей в зашитых майках увеличивалось день ото дня.
Только уже подросший Коляша из соседней четырёхстенки всё бегал в одной рубашке и без трусов, не обращая внимания на косые взгляды соседей и прохожих.
- Груша, зашей ты Колину рубашку снизу, уже большенький, неудобно, - сказала как-то одна из соседок его маме.
На следующий день наш герой бегал по двору, не зная, как освободиться от одёжки, чтобы справить нужду. В конце концов организм не выдержал, и случился конфуз.
Коля обливался слезами, лёжа на траве, а вокруг него ходила и тоже ревела его сестра Валя, не зная, чем помочь брату. И всё же девочка набралась смелости, принесла ножницы и стала отпарывать низ рубашки, пачкая руки. Слёзы катились ручьём по её щекам.
А утром, привыкший к свободе, Коля метался по избе от окна к двери голышом, не имея возможности выйти. Он плакал, потому что ему нечего было надеть.
Всё это происходило у нас на глазах, мы переживали за мальчика, не зная, как ему помочь.
И вот мама достала из-под кровати чемоданчик брата-фронтовика и стала перебирать его рубашки. Выбрала самую маленькую, в которой Ибрагим мальчишкой бегал в ремесленное училище. Прижала её к щекам и всплакнула: «Что-то давно нет писем от Ибрайки, жив ли?».
Вытащила откуда-то непочатую катушку ниток (ещё довоенный запас), приготовила иголку и ножницы, доставшиеся ей от своей матери.
Думала, вертела рубашку и так, и эдак, ведь никогда не шила ничего подобного. Примерила на мне, отрезала рукава и подшила края. Нитки, правда, были не по цвету. Пойдёт, не в театр ходить. Мама не отпускала меня от себя, несколько раз примеряла рубашку, рассуждала вслух, как бы советуясь со мной. Что-то кромсала, шила, как умела, пару раз уколола палец. Обточив низ рубашки, вновь надела на меня, вертела – то передом к себе, то спиной.
- Где пуговицы пришить? Как удобно будет застегнуть и расстегнуть? – спрашивала меня.
Наконец, пришила к переднему краю рубашки, а в другой - обметала два отверстия для них. Застегнула, заставила меня расстегнуть. Получилась рубашка-трусы. Сняв с меня готовое изделие, мама всплакнула, вытирая им слёзы. В этот момент вошла почтальон и с радостью сказала:
- Вам письмо с фронта!
- Слава Аллаху!
Бумажный треугольник – подарок с фронта. Помятый, грязный, где только ни побывавший. Мама долго плакала, прикладывала его то к груди, то к щекам, не видя нас с сестрой, притихших в углу. Четырёхлетняя Адыба, не понимая, что происходит, прижалась ко мне.
Мама опомнилась, когда заплакал грудной братишка в зыбке, достала его и приложила к груди. Через несколько минут сытый и довольный Идрис дрыгал ручками и ножками, произнося забавные звуки. А мы втроём осторожно трогали его. Нам казалось, что он узнаёт нас, потому каждому улыбается. Было ему всего пять месяцев.
Рубашку Коле понёс я - так захотела мама. Ей не терпелось скорее «расшифровать» письмо брата. Попробуй, прочти каракули, написанные химическим карандашом в полевых условиях. Тем более мама всего одну зиму ходила на «ликбез», где учились читать по буквам. Прочитать письмо помогла соседская дочь Лиза.
Рубашку я отдал Вале, оказавшейся в своём дворе. Уже к вечеру соседи видели, как, валяясь в рубашке-обновке на траве, хохотал Коляша, а около него орали две кошки с связанными хвостами. Мальчик был мастер на проказы. А рубашку с застёжками внизу озорник не снимал до конца лета.