Генпрокуратура проверит законность признания независимости прибалтийских республик в 1991 году со стороны Госсовета СССР. Президент Литвы уже отреагировала на происходящее, и вполне предсказуемо. И тем не менее проверка законности принятых тогда решений важна для России – ведь они действительно были незаконны. Историческая память удивительно коротка. Знаменитые девичьи косы-короны обрели популярность благодаря Юлии Тимошенко, хотя именно она не имеет никакого права эту прическу носить – косы-короны носили только незамужние польско-литовские девицы шляхетского происхождения. Так же и с независимостью: она всегда красива, но в подавляющем большинстве случаев мировой истории – незаконна с точки зрения юридической системы, действовавшей на момент ее провозглашения.
В истории с приобретением прибалтийскими государствами независимости законности тоже мало. И дело не только в одностороннем провозглашении выхода из состава СССР, что само по себе было неконституционно, так как основной закон Союза требовал проведения референдума. Тогда, в августе 1991 года, парламенты трех республик под гром оваций приняли декларации о суверенитете, воспользовавшись общим хаосом.
Подточенная пропагандой общественная память до сих пор полагает, что прибалтийские республики были во главе процесса распада Союза. На деле это совсем не так. Первой о независимости (опять же вопреки конституционным нормам) объявила Армения на волне карабахского кризиса, общественной активности Армянского общенационального движения и пассивности союзной власти, увлеченной химерами типа Огаревского процесса, который всерьез мало кто воспринимал. В Прибалтике, напротив, все шло осторожно, с оглядкой. Наиболее радикальным требованием был перевод республиканских бюджетов на так называемую хозрасчетную основу, апофеозом которой была эстонская экономическая программа IME – пятидесятистраничный фолиант с множеством графиков в зеленой обложке. Маленькие республики почему-то полагали, что они кормят половину огромной страны, а если их перевести на хозрасчет, то они моментально заживут как шведы. Вообще представление о мгновенности перевода самого себя в идеально понимаемое «европейское» состояние, стоит только избавиться от Союза, его бюрократии и имперскости, – общее заблуждение того времени. Оно по-разному оформлялось идеологически, но суть не менялась. В этом было нечто от религии, веры в унаследованную, но утраченную историческую благодать (по-эстонски ime – «чудо», но в тексте это – аббревиатура от «программа экономической самостоятельности Эстонии»).
За Арменией последовали Грузия и Азербайджан, в обоих случаях по вполне естественной причине – прихода к власти националистических сил задолго до августа 1991 года. Все это время прибалтийские республики ограничивались тихими акциями типа песенных фестивалей и кулуарным подзуживанием на Съезде народных депутатов СССР. Они выжидали. Даже события января 1991 года в Вильнюсе и Риге не радикализовали ситуацию, несмотря на проникновение в общественную жизнь всех трех республик представителей диаспор из Канады, США и Швеции. Канадцы возили оружие в Вильнюс, организовывали «оборону здания парламента», шведские и английские офицеры эстонского происхождения формировали новый kaitseliit под носом у КГБ, который занимался чем угодно, но только не делом.
Это воспринималось как детские игры именно из-за неторопливости и боязливости происходящего. Тогдашние прибалтийские элиты – как формальная, так и неформальная – искренне боялись союзной власти, неверно оценивая степень ее силы (вернее – слабости). Их представители регулярно летали в Закавказье «посмотреть», возвращались в ужасе, так и не поняв, что Москва уже давно не контролирует процессы в Грузии, Армении и Азербайджане. Но незнание давало плоды: вплоть до августа 1991 года прибалтийские центробежные силы воспринимали Кремль как реальную силу, способную остановить их в любой момент.
Прибалтийские государства плелись в хвосте тенденции на развал Союза в силу трусости, выдаваемой за прагматизм и «европейский менталитет». «У нас никогда не будет Карабаха» – общий лейтмотив того самого «европейского менталитета». Да, не будет – просто потому, что у вас его нет физически, а не потому, что вы такие особенные. Если бы захотели, придумали бы каждой по отдельному Карабаху, но Москве это было не нужно – и никто этим по большому счету не занимался, а инициатива снизу гасилась как раз из Москвы. Отсюда и судьба вильнюсского ОМОНа, активистов фронта «Единство», офицеров вильнюсского гарнизона в Северном городке (председатель офицерского собрания и комендант – полковник артиллерии Аслан Масхадов). Некую специфическую активность проявляла контрразведка Прибалтийского военного округа в Риге и КГБ Литвы, пока во главе его стоял великий и ужасный генерал Марцинкус, но потом и это сошло на нет.
Вообще создавалось впечатление, что до Прибалтики у союзной власти просто руки не доходят. Так казалось на местах – и в 1990–1991 годах так казалось в любом месте Советского Союза, у него вообще никуда не доходили руки. Новому поколению, которое удивляется, как могло случиться, что такая страна рухнула в одночасье, приходится заново все объяснять. Что не было денег, что не было уже практически армии и безопасности, что все, что можно было растащить по углам (бытовала фраза «по национальным квартирам»), растащили, что даже спецсвязь не работает. В такой обстановке даже самый медленный и трусливый персонаж имел все шансы на успех.
Блокада энергетической системы Литвы, введенная Горбачевым, была выдающимся шагом в ад. Примерно так ведет себя сейчас Киев, изолируя Донбасс. Союзная власть вводит блокаду одной из собственных составных частей. Решение это вырабатывалось под кураторством товарища Николая Слюнькова – первого секретаря Белоруссии. Назначать на переговоры с Литвой деревенского белоруса – до такого даже во времена Ивана Грозного государственный ум не доходил, тогда все-таки понимали специфику именно белорусско-литовских исторических отношений. Презрительная историческая кличка gudai (так в Великом княжестве литовском шляхта называла белорусов, что-то вроде bydlo в адрес украинцев) только провоцировала «переговорщика» Слюнькова на ответные абсурдные требования. А именно – единоразово выплатить за все, что было построено в Литве советской властью. Называется – вот и поговорили.
Лишь окончательно убедившись в беспомощности союзных властей в ходе августовских событий 1991-го, прибалтийские республики пошли на формальное провозглашение независимости. По сути дела, это было неконституционно, но теперь, задним числом, Вильнюс, Рига и Таллин объясняют свои действия
«оккупацией» 1939 года, которая была незаконной с их точки зрения, хотя именно там все было как раз законно. Дальше идет ссылка на то, что США и Великобритания никогда формально не признавали вхождения прибалтийских государств в состав СССР, но, во-первых, а кто их спрашивал, и кто они вообще такие, чтобы что-то признавать или не признавать, а во-вторых, это уже политическая и юридическая тавтология. Если не было вхождения в состав СССР, то зачем нужны были декларации независимости?
Другое дело, что
обращение в Генпрокуратуру сориентировано не столько в область международного права, сколько в общий советский хаос того времени. Дело в том, что формально решение о признании независимости прибалтийских стран принял Государственный Совет СССР – временный орган государственного управления, созданный 5 сентября 1991 года. В его состав входили Горбачев и высшие должностные лица десяти республик, еще не объявивших о выходе из СССР. В Конституции СССР такого органа не было, его юридический смысл регулировался законом «Об органах государственной власти Союза в переходный период», что глупо юридически, но революция все спишет.
На своем первом заседании Госсовет и признал независимость Литвы, Латвии и Эстонии (ГС-1, ГС-2, ГС-3), хотя такими полномочиями не обладал. Его «переходный» смысл был в том, чтобы избрать из своего круга «и. о. президента СССР» (подразумевался Горбачев), после чего это решение должен был в течение трех дней утвердить Верховный Совет. Таким образом, конституционный закон 1990 года о порядке выхода из состава Союза был грубо нарушен. Что самое забавное, в Конституцию СССР при этом не были внесены поправки о том, что Литва, Латвия и Эстония в Союз больше не входят. Скорее всего, об этом забыли под тяжестью более важных дел, чем Кемская волость. Но, возможно, этим вообще никто не занимался именно в силу революционного характера происходившего. Мол, ну его, все ж и так рушится.
Таким образом, Генпрокуратура формально права, решив заняться этим делом. Но вернуть все назад, конечно, уже не получится. Да и вопрос тут скорее не к самим прибалтам, а к тем, кто в Госсовете СССР и его аппарате принимал юридически ничтожные решения.
Прибалты в ответ уже начали вспоминать «оккупацию» и прочие исторические обстоятельства, куда более прочные юридически (с точки зрения Союза), чем события августа – сентября 1991 года. Спор этот имеет все предпосылки стать вечным, как и множество других исторических противоречий, в том числе между самими прибалтийскими государствами.
Слова Дали Грибаускайте – самой непримиримой из всех на местном политическом поле – о «моральной» проблеме можно адресовать и ей самой как главе Литовского государства.
Все это нужно не для прояснения международно-правовых обстоятельств. Речь о простом прояснении фактов, о детализации того, как происходил распад Союза, о возможности поименно вспомнить всех, кто участвовал в этом бардаке. Это нужно самой России.
Теги:
Литва, Эстония, Латвия, история, Госдума, непризнанные государства, Генпрокуратура, СССР, Прибалтика
