Михаил Ефремов: Во всем виноват нынешний телевизор, в 90-е он был другим
Михаил Ефремов, актер театра и кино, заслуженный артист РФ
― «Михаил, как вам удается не рушить дружеские связи из-за политических разногласий?»
М. Ефремов― Честно говоря, не знаю. Наверное, потому, что не разговариваем особо. Хотя Иван Иванович мне сказал, что он лишился половины своей паствы…
― Охлобыстин?
М. Ефремов― …потому что у него кум либерал. Но он выбрал кума. Нет, вот я не помню, чтобы у нас, чтобы в моей какой-то компании что-то было именно из-за политических этих вещей. Все-таки это наносное.
― А они на тебя не ругаются за «Гражданина поэта»?
М. Ефремов― Да нет! Ну, все же шутят. Это все идет иронично. Никто же по-серьезному… В пабе «Улисс», выпив пива, мы можем поорать друг на друга с болельщиками ЦСКА или «Динамо», но спартаковцев-то все равно больше. Ха, ха, ха.
― Видишь, ты смеешься. А вот как людям действительно объяснить? Потому что очень много… На самом деле наверняка ты и сам знаешь, что очень много таких трагических историй, когда люди расходятся, особенно на фоне вот этих украинских событий, на фоне отношения…
М. Ефремов― Я думаю, что телевизор. Я думаю, что телевизор виноват. Я вспоминаю всегда… Не то что виноват, так тоже сказать нельзя. Я вспоминаю всегда, что был (я не помню, как его зовут) какой-то посол Великобритании в России, и у него было большое интервью, по-моему, в «Литературной газете», и там была одна прекрасная фраза. Он сказал: «Понимаете, дело в том, что у нас сначала появилась демократия, а потом — телевизор. А у вас — сначала телевизор, а потом — демократия».
― С другой стороны, то телевидение, опять же если вспоминать перестроечное время и в 90-е годы, оно было совсем другим.
М. Ефремов― Так это то же самое. Нет, это то же самое.
― Только другой…
М. Ефремов― Только другой знак, только другой знак.
― То есть ты считаешь, что сегодня ничем собственно не отличается от телевидения ельцинского времени? Мне кажется, все-таки…
М. Ефремов― Нет, отличается. Конечно, отличается.
― Сейчас все-таки угадать-то можно даже без звука, что это пропаганда. Правда же?
М. Ефремов― Нет, я не думаю. Я не думаю, что люди вообще серьезно относятся к этому. Пропаганда, не пропаганда… Они смотрят новости, смотрят фильмы, смотрят… Это же как домашний друг, домашний питомец.
― Но все равно у многих же крышу-то снесло на этой почве.
М. Ефремов― Ну, крышу снесло не на этой почве. Это просто информационный век пришел, на нас легли все эти гаджеты, все эти новые технологии, все эти штуки. У каждого же сейчас телефон. Приходишь куда-нибудь в кафе, вот сидят там пять человек — и все в телефонах.
― А в театре?
М. Ефремов― В театре? Когда начинается второй акт «Амстердама», я в темноте заряжаюсь… Ну, там гаснет, и я в темноте заряжаюсь. И я выхожу и вижу, что весь зал сидит, и все лица мне видны: у всех еще не выключены телефончики, все еще смотрят туда.
― Ужасно!
М. Ефремов― Ну, почему ужасно? Это новая реальность. Это не ужасно и не прекрасно.