«Будет похоже на Иран». Каковы масштабы кризиса, в котором оказалась российская экономика

Кризис, вызванный последствиями спецоперации на Украине, может стать крупнейшим для российской экономики в XXI веке. Он скорее не сравнится с шоком начала 1990-х, но в более отдаленной перспективе сложно понять, как Россия сможет осуществлять импортозамещение. RTVI с помощью экспертов оценил масштабы кризиса в сравнении с предыдущими, и с тем, что происходило после введения санкций в Иране и Венесуэле.

Кризис, вызванный последствиями спецоперации на Украине, может стать крупнейшим для российской экономики в XXI веке. Он скорее не сравнится с шоком начала 1990-х, но в более отдаленной перспективе сложно понять, как Россия сможет осуществлять импортозамещение. RTVI с помощью экспертов оценил масштабы кризиса в сравнении с предыдущими, и с тем, что происходило после введения санкций в Иране и Венесуэле.

Оптимисты и пессимисты

Кризис в российской экономике, вызванный реакцией западных стран на спецоперацию на Украине, может стать самым масштабным с 1992 года. Согласно макроэкономическому прогнозу ЦБ, в 2022-м году спад ВВП в годовом выражении составит 8% — почти в три раза больше, чем спад из-за коронавируса в 2020 году и примерно столько же, сколько российская экономика потеряла из-за глобального финансового кризиса 2008-09 годов (7,8%).

В то же время, если отталкиваться от прогноза опрошенных ЦБ экономистов, нынешний кризис едва ли достигнет масштабов шока начала 1990-х. Так, в 1992-м году — на пике кризиса, вызванного переходом от плановой экономике к рыночной, — ВВП в годовом выражении сократился на 14,5%.

Что касается длительности кризиса, то в медианном прогнозе ЦБ говорится о возвращении российского ВВП к росту в 1% уже в 2023 году. Впрочем, в Moody’s считают, что в 2023 году российский ВВП продолжит снижение, хотя его темпы сократятся до 3%. Ряд участников опроса ЦБ также допустили снижение российского ВВП и в следующем году.

В 2022 году российский ВВП может сократиться на 15%, отмечает заместитель главного экономиста Института международных финансов (IIF) Элина Рыбакова. Снижение ВВП будет обусловлено падением внутреннего спроса, уточнила она. В IIF прогнозируют лишь небольшой прирост доходов от российского экспорта на фоне ослабления рубля и подорожания нефти и газа, однако ущерб от ухода западных компаний из России и торговые ограничения окажутся весомыми, отмечает эксперт. В случае увеличения экспортных доходов, как это обычно бывает в период кризисов, которые снижают стоимость национальной валюты, по оценке Рыбаковой, снижение ВВП в 2022 году может составить 8%. Однако, скорее всего, такой оптимистичный сценарий не будет реализован, учитывая отказ европейских компаний от сотрудничества с Россией и торговые ограничения, полагает Рыбакова.

Совокупные потери российского ВВП в 2022-23 годах при умеренно пессимистичном сценарии могут составить 12%, считает главный экономист консалтинговой компании «ПФ Капитал» Евгений Надоршин. По его оценкам, при наиболее благоприятном развитии событий масштаб ущерба в ближайшие два года окажется скромнее, чем потери российского ВВП в 2008-09 годах из-за мирового кризиса, но все равно значительнее, чем сокращение экономики в 2014-15 годах из-за падения цен на нефть. «Нынешний кризис наверняка станет для российской экономики — в ее нынешней структуре — самым болезненным с 2008 года, а, по всей видимости, и за последние 20 лет», — сказал аналитик в разговоре с RTVI.

В то же время причины и характер текущего кризиса отличаются от предыдущих, а сравнивать его с периодом 1990-х некорректно, говорит Надоршин. Во-первых, проблемы возникают уже при сопоставлении масштабов двух кризисов. Дело в том, что российские статистические службы рассчитывали одни и те же по названию индикаторы экономической активности, что при расчете показателей за последующие периоды, но пользовались для этого существенно иной методологией, обращает внимание Надоршин. «У нас нет на руках настолько же полной, детальной статистики по 1990-м годам, насколько мы имеем по кризису 2008 года или по нынешней ситуации», — отметил экономист.

Во-вторых, текущий кризис и ситуация в 1990-х годах имеют разный набор качественных характеристик, сказал Надоршин. По его словам, в 1990-х российская экономика переживала период трансформации и, несмотря на побочные эффекты, она открывала для страны некоторые дополнительные возможности — новые рынки и новые перспективы для заработка, по крайней мере в ряде отраслей. Хотя о переходе к советской модели и полном отказе от рыночных механизмов сейчас речи не идет, тем не менее в текущей ситуации вероятны ограничения доступа к зарубежным рынкам и введение запретов внутри страны. «Краткосрочный ущерб из-за кризиса представляется неизбежным. В то же время нет очевидных оснований полагать, что на среднесрочном отрезке нас ждет серьезный дивиденд от импортозамещения, так как для этого тоже зачастую требуются ввоз импортных компонентов, а также финансовые ресурсы», — подытожил Надоршин.

Переходный период в российской экономике, который пришелся на 1990-е, спровоцировал шок большего масштаба, чем тот, который страна испытывает сейчас из-за санкций, считает профессор экономики Нью-Йоркского Университета Бранко Миланович. Первая половина девяностых в России характеризовалась изменением принципов работы предприятий, эрозией выстроенных связей с другими советскими республиками, приватизацией, неспособностью правительства управлять страной и коррупцией, утверждает Миланович. «Можно очень грубо оценить ожидаемый спад в 2022–2023 годах как высокий однозначный показатель или низкий двузначный. Он не будет ни таким резким, как в 1992 году, ни таким относительно умеренным, как в 1998 году», — полагает экономист.

В более отдаленной перспективе сложно понять, как Россия сможет осуществить импортозамещение в условиях, рассуждает Миланович. Для этого придется не только воссоздавать базу такого замещения, но и создавать новые производства без особого (или какого-либо) вклада за счет инвестиций из более передовых частей мира. Даже во время индустриализации и создания технологической базы в СССР, Москва полагалась на западный импорт, напомнил экономист.

Другая неопределенность — в какой степени Россия сможет переориентировать экономику на связи с Азией и Китаем, в частности. Это потребует создания рабочих мест и обустройства городов в Сибири и на Дальнем Востоке в условиях сокращающейся экономики. «Советский Союз пытался сделать это, открыв множество северных форпостов в Сибири, платя рабочим более высокую заработную плату за переезд туда, но добился лишь ограниченного успеха», — резюмирует Миланович.

Ждет ли Россию участь Ирана и Венесуэлы

Санкционное давление нанесло серьезный ущерб экономикам Ирана и Венесуэлы. Подсчитать динамику роста ВВП Венесуэлы страны проблематично, так как правительство не публикует достоверную статистику об экономическом положении. В 2014 году ВВП Венесуэлы составлял почти $500 млрд (данные Всемирного банка), но с тех пор мог существенно сократиться. Согласно оценкам, приведенным Oxford Economics, в 2015-2020 годах ВВП страны потерял 76% по сравнению со сценарием без санкционного давления. Агентство Bloomberg приводило данные венесуэльского ЦБ, согласно которым в первом квартале 2019 года уровень ВВП упал почти на 24% в годовом выражении. По итогам 2021-го года ВВП латиноамериканской страны вырос на 4%, заявлял президент Николас Мадуро.

Первые санкции против Ирана из-за его ядерной программы были введены ООН и Евросоюзом в 2010 году, а в 2011-12 годах США и ЕС ужесточили режим ограничений. В результате иранский ВВП в 2012-м году снизился на 7,5%, а в 2013-м — на 0,2%. В 2014 году иранская экономика выросла на 4%, но затем снова упала и смогла продемонстрировать уверенный рост (13,4%) лишь в 2016 году — после заключения Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), ослабившего санкции против Тегерана.

Сейчас будущее иранской экономики находится под вопросом. В 2017 году США объявили о выходе из ядерной сделки и в следующие два года иранский ВВП снова падал — на 6% в 2018 году и на 6,8% в 2019. В 2020-21 годах Иран демонстрировал скромный рост, и позитивная динамика может развиваться дальше в случае возвращения США в договор. В Oxford Economics подсчитали, что иранская экономика упала на 16% в 2012-14 по сравнению со сценарием без санкционного давления.

У России есть преимущество над Ираном и Венесуэлой — более масштабный внутренний рынок, меньшая зависимость от сырья и больше возможностей для ответных мер в отношении Запада. В то же время, полагают аналитики, хотя экономика России едва ли снизиться до тех же абсолютных показателей ВВП на душу населения, что в Иране или Венесуэле, нельзя исключать ее сокращение в сравнимых масштабах. Если потери российского ВВП в 2022-23 годах составят 12%, как предполагает Надоршин, это будет немногим меньше потерь, понесенных Ираном в первые годы после введения против него жестких санкций в 2012 году, но меньше, чем потери Венесуэлы. Ограничения против России также способны качественным образом изменить ее экономику. «Мы должны переосмыслить то, как мы думаем о России. Мы перешли от открытой экономики к экономике, которая будет больше похожа на экономику Ирана», — считает Рыбакова.

Евгений Пудовкин