Художник Василий Максимович Максимов (1844 - 1911) умер в 67 лет - нищим, больным и сильно пьющим. И начале жизни ему пришлось преодолеть немало трудностей. Но в определённый момент ему и самому могло показаться, что жизнь таки удалась! Его картины тепло принимают на выставках передвижников, их охотно покупает для своей коллекции Павел Третьяков, газеты публикуют восторженные отзывы критиков и даже любимая девушка сказала "Да!". Но обо всём по порядку...

 

Василий Максимов - сын крестьянина, родился в деревне Лопино Петербургской губернии. Во всей деревне только семья Максимовых была грамотной - отец сам учил детей читать.

Отца не стало, когда Василию было шесть лет. Мать определила его в школу при монастыре. Василию было 10 лет, когда его мать, разгружая дрова, долго стояла в ледяной воде, - заболела и умерла. Мальчик остался послушником в монастыре. Он будет с благодарностью вспоминать иеромонаха Антония Бочкова, который познакомил его с произведениями Гоголя, Крылова, Плутарха, стихами Пушкина.

 

Повзрослевшего Василия брат на возу с сеном отвез в Петербург - там он поступил в иконописную мастерскую. Приходилось то и дело сбегать из одной мастерской в другую - один хозяин бил, другой сжигал книги. Чтоб заработать на пропитание, юноша писал портреты местных торговцев.

 

После пяти лет, проведенных в иконописных мастерских, Василий стал сначала вольнослушателем Академии Художеств. Параллельно с ним учились такие крупные художники, как Поленов и Репин. И Репин позже вспоминал, что Максимов «шел одним из первых в первом десятке». Максимов был талантлив во всем: хорошо пел , писал стихи, играл в спектаклях, увлекался офортом и резьбой по дереву .

В 1863-м Максимов только появляется в Академии, а в 1864-м уже получает золотую медаль - за картину "Больное дитя". Сюжет, увы, не придуман: в деревне на глазах у художника умерла его 10-летняя племянница. Лица убитых горем отца и матери художник списал со своего брата и его жены. Чтобы дописать одежду, поточнее изобразить складки на ней, изготовил из соломы и пакли куклу - получилось настолько правдоподобно, что проходившие мимо крестьяне пугались и, крестясь, на всякий случай здоровались с ней.

 

В ту пору лучшим студентам выделяли пенсию (содержание) - и отправляли на творческую стажировку в Италию. Максимов не поехал - предпочёл наблюдать русскую жизнь, её же и писать. Позже в переписке с Третьяковым художник не без гордости отметит, что "не писал городских дам в шелковых платьях, мундирных тружеников и прочих малознакомых людей и перешел навсегда к деревенской жизни".

 

Максимов обустроил мастерскую в деревне. Дружит крестьянами, те охотно ему позируют. Помещики безуспешно пытаются зазвать художника в гости. Это удаётся только небогатой генеральше Измайловой. Максимов наносит визит, о котором никогда не пожалеет: он влюбляется в дочку хозяйки. Свадьбу сыграли довольно скоро. Генерал любил живопись, так что противиться свадьбе генеральской дочки и крестьянского сына не стал. Лидия Александровна стала музой художника - с неё он написал многих своих героинь.

 

Ряд картин - "Всё в прошлом", "Колдун на деревенской свадьбе" (мы рассмотрим их ниже) - делают художника известным и успешным. Но последние 20 лет его жизни проходят в депрессии (он не хочется отказываться от реалистического бытописания в пользу модных живописных течений), болезнях, пьянстве и нищете. Ещё в восьмидесятых годах - во время поездки на родину - художник провалился в промоину посреди реки и долго пробыл в ледяной воде, опираясь на охотничье ружье. С последствиями этого переохлаждения он прожил остаток жизни.

Художник умер в ноябре. Хоронили его на родине. И крестьяне, которых он писал всю жизнь, воздали ему почести. Сани с гробом нужно было переправить на другой берег реки, а тонкий лед мог не выдержать лошадей. Тогда крестьяне сами впряглись в дровни и, ощупывая лед палками, осторожно, повезли их. Потом на руках несли гроб до погоста.

 

Посмотрим картины Василия Максимова и вспомним несколько весёлых историй из его жизни

 

Передвижник Яков Минченков пересказывает смешную историю, которую в его присутствии поведал Максимов - о годах обучения в Академии художеств:

Выходил я на конкурс (выпускники Академии писали в конце обучения конкурсные картины - прим.). Тогда уже у нас головы кипели от нового духа. Куда тебе! Давай нам теперь русское, разрешение писать, что хочется, а нас все пичкают мифологией да из священного писания. Душа переворачивалась, как поставишь, бывало, рязанского мужика и выкраиваешь из него Ахиллеса быстроногого. А другого просишь: «Ты, брат, завтра хоть брюхо подбери, а то с тебя распятие писать придется».

Ну, наконец, дописался до медалей, выпускать на конкурс будут, а тут весна... Подожди, дай, думаю, заработаю. Написал картину из русского быта, держу ее у себя, чтоб профессора не увидели, и хочу ее продать. У меня приятель был, студент университета, и с некоторыми средствами. Увидел: картину и в одну душу – продай да продай, говорит, ее мне. «Не по карману, – говорю, – тебе будет, я за нее назначил семьдесят рублей». Соглашается, только так, чтоб тридцать деньгами, а на остальную, сумму предложил полный костюм, сорочку, ботинки и шляпу-цилиндр.

Ладно, так и так, хоть прибыль небольшая, да и убытку нет.

Принес он деньги и полный гарнитур. Надел я впервые в жизни крахмальную сорочку, сюртук, начистил ботинки, а на голову насадил: цилиндр. В руках у меня, конечно, тросточка. Глянул в зеркало – прямо Евгений Онегин, хоть картину пиши.

Подхожу к парадным дверям Академии. Швейцар открывает дверь, бросается услужить барину, хоть тросточку повесить на вешалку, а потом смотрит на меня разиня рот и со словами: «Максимыч, да это ты?» – разражается таким смехом, что из канцелярии выбежали узнать, в чем дело.

Поворачивают меня во все стороны, щупают, сбежалась, кажется, вся Академия. Ну, словом, была потеха и такой гром хохота, какого Академия, сколько стоит, никогда, вероятно, не слыхивала.

Речь, видимо, идёт о картине "Больное дитя" (написанной под впечатлением от смерти племянницы): за неё покупатель, сын харьковского помещика, заплатил художнику 42 рубля и ещё целый узел с одеждой добавил.

 

 

 

Из статьи Ильи Репина, написанной на смерть художника Максимова:

... И писал свои картины Василий Максимович всегда в глуши, в деревне, окруженный этим самым народом, в крестьянской избе, построенной без всяких прикрас мужиком.

Топорная светелка была его мастерской. А вдохновители и критики — все тут же под боком. Полна изба приходила к Василию Максимовичу по его зову, народ здраво и умно разбирал каждый его труд.

Василий Максимович не раз рассказывал, как много приходилось ему переделывать по замечаниям деревенских друзей. До тех пор не считал он своей картины законченной, пока она не была совершенно одобрена ими.

Все, что касалось подробностей в обстановке бытовых сцен, все характерные приметы действующих лиц разбирались без пощады.

— Нет, постой, постой. А это? — спрашивает бойкий сосед. — Кто?

— “Дружку” мнил тут посадить.

— Что ты, что ты! Разве ему это место? Тут надо кого постарше, не сватов — посадить. Опять же дружка у тебя млад — неопытен. Да и не боек — скучноват обличьем... Гли-ко, вот покажу тебе дружку. Вишь какая веселая, широкая рожа! Да его всегда и берут на свадьбы: балагур, весельчак...

Общий хохот. И излюбленный “дружка” изъявляет полное согласие посидеть для картины.

 

Поразительны детали на картинах Максимова: завязки на наволочках и ажурная скатерть на небольшой по размерам картине "Материнство" мгновенно создают ощущение уюта (и заставляют восхититься мастерством художника). Обратите внимание на беспорядок на столе - в нём одном целая жизнь.

 

Художника интересовали не только сцены из крестьянской жизни - но и отдельные характеры, лица. И стар и млад попадает на его картины.

 

Содержание картин Василия Максимова понятно и без лишних пояснений. Но иногда стоит обратить внимание на названия картин - они делают сюжеты ещё пронзительнее и тревожнее:

 

 

 

А это самая известная картина Василия Максимова - "Всё в прошлом". Её можно встретить в нескольких музеях: кроме первой версии картины (она хранится в Третьяковке), художник выполнил ряд авторских повторений - они сейчас в Русском музее, в Архангельском музее изобразительных искусств и в Национальном художественном музее Республики Беларусь. Пользовавшаяся популярность картина стала кормилицей для семьи: для продажи художник написал более 40 её повторений!

 

Полуразрушенный барский домик заколочен, а его хозяйка переехала в крестьянскую избу. О былом благосостоянии напоминает стоящая на столике изящная посуда. Компаньонка барыни - видимо, бывшая крепостная, не успевшая обзавестись ни семьёй, ни собственным хозяйством. Художник написал картину в имении, которое досталось ему после смерти родителей жены. И ему самому это имение счастья не принесёт: он будет его перестраивать, возлагать на него надежды - но в итоге разорится.

А вот картина "Бабушкины сказки" Павлу Третьякову не понравилась. Эта картина была отмечена премией Общества поощрения художеств, Третьяков лично купил её у художника (тогда ещё начинающего). Но когда через три года Максимов попросила у Третьякова картину, чтобы показать на выставке, тот отправил ему полотно и приложил к нему письмо такого содержания:

Я бы советовал и просил Вас исправить руки у женской фигуры с ребенком, которые весьма неправильны: левая, которая держит ребенка, вся ужасно длинна, а правая в верхней части длинна,а в нижней коротка, мне кажется, что можно исправить, и время до открытия выставки еще много.

 

Максимов к совету Третьякова не прислушался, правки не внёс - но между художником и коллекционером сохранились хорошие отношения. Третьяков после этого случая ещё не раз покупал картины Максимова. А Максимов делал Тертьякову живописные реверансы:

 

А теперь обещанные котики!

Две картины - три котика. Плюс история из жизни художника

Первая картина тоже из ранних - написана даже раньше той, на которой "неправильные" руки. Кажется, когда дело дошло до котика, силы и энтузиазм оставили художника. Ищите несчастного в нижнем правом углу картины:)

 

Вот он. Судя по выражению физиономии, котик предчувствовал, что ему не суждено стать центральным персонажем полотна:)

 

В воспоминаниях Минченкова (помните историю про фрак студента Максимова?) есть замечательная история с участием котика. Возможно, она объясняет, почему художник без большой охоты пишет этих животных:)

Весной у Максимова появился фрак, а летом он с товарищем поехал в Вологодскую губернию - этюды писать. Там они ходили в простых рубахах, конечно. Сами их и стирали в реке, а, пока одежда сохла, сидели по шею в реке. Однажды в этот пикантный момент, когда молодые художники всё постирали и прятали наготу в воде, мимо проезжала графиня-француженка - и пригласила их к себе в гости. Но фрак-то был один на двоих!

Друзья решили ходить в гости по очереди (второй сказывался больным - доверчива графиня даже лекарственную настойку присылала). В гостях молодые художники, пытаясь продемонстрировать хорошие манеры, о которых только в книжках читали, то и дело попадают в комичные ситуации: например, приятель Максимова съел пирожное вместе с жестянкой, в которой его подали, а потом переживал, чтоб прислугу не наказали за воровство, не досчитавшись посуды.

Но графиня (а жила она в имении с хорошенькой племянницей, которой увлёкся приятель Максимова, и с котом) так настаивала на совместного визите, что пришлось раздобыть второй приличный костюм у местного мельника (о мельнике Максимов рассказывает отдельную историю - если художник был так же красноречив и остроумен, как в пересказе Якова Минченкова, очень жаль, что он не стал ещё и писателем!).

Итак, друзья отправляются в гости вдвоём. А вот что происходит, когда пришла пора прощаться. Рассказывает Максимов:

Подошел, как говорят, момент разлуки. Мне захотелось не ударить лицом в грязь и уйти с эффектом. Раскланиваясь во все стороны, я стал пятиться задом в переднюю, где стоял на столике мой цилиндр. При последнем поклоне быстро схватил и взбросил его на голову.

О, проклятый котенок! Он притаившись, сидел в цилиндре, вывалился из него мне на голову и, запутавшись в моей шевелюре, повис, анафема, над моей физиономией, стараясь сползти, как с дерева, хвостом вниз. Должно быть, картина была великолепная, потому что хохотали все до слез, а я стоял, нагнувшись вперед, в нерешительности растопырив руки.