Хроники Гавайского уезда России. Сновороссия.
Авторская совесть (зуд графомана?) изгрызёт мою душу словно карамельку, если не поделюсь с вами этой поражающей воображение былью. Именно былью – и от того, прежде чем приступить к изложению событий, позвольте клятвенно вас заверить, что во всём нижеследующем вымысла нет ни на копейку. Что же касается возможных неточностей и неизбежных сплетен (коими обросла за столетия эта история), то, как говорится, “за что купил – за то продал”:
"… Восемнадцатый век – эпоха великих потрясений, отделяющих Древние Времена от лет, непосредственно предшествующих нашей современности. Возможно, скептик перебьет меня замечанием, что этаким манером можно охарактеризовать любое из минувших столетий. Что ж, в чём-то скептик прав, однако именно в восемнадцатом веке формировалась политическая карта нынешнего мира.
Взгляните на атлас той поры и вы сами убедитесь, что государственные границы двухсотлетней давности, слегка выпячиваясь “за” и чуть-чуть недотягиваясь “до”, тем не менее вполне напоминают современные рубежи. Именно середина описываемого столетия пришлась на освоение Россией безбрежных просторов Тихого Океана, и уже к завершению века т.н. “Русско-Американская компания” прочно обосновалась на Аляске. Упомянутая компания первоначально ставила целью лишь освоение прилегающих к русским границам северных территорий Западного Полушария, однако вскоре перестала довольствоваться суровыми берегами своей вотчины.
Не забывая о пушных факториях Ситки, “компаньоны” то и дело совершали экономические набеги на англо-испано-американское калифорнийское побережье, а также спали и видели в сладких снах сандаловые леса и сахарные плантации “ничейного” Гавайского Архипелага.
И вот, в самом начале девятнадцатого века, а точнее в 1806 году, российский бриг “Нева” под командованием капитана-лейтенанта Лисянского бросает якорь на рейде гавайского острова Кауаи. В амбициозные планы экспедиции входит разведка (с нескромной целью колонизации), по крайней мере, северо-западной части архипелага, ну а там – “поживем-увидим”. Само собой разумеется, что действовал Лисянский не по собственной инициативе, но с благословения тогдашнего руководителя Русско-Американской Компании Александра Андреевича Баранова.
Александр Андреевич сидел в аляскинском Ново-Архангельске (нынешняя Ситка) этаким наместником Императорского Величества и судил по собственному разумению, что Империи на пользу, а что – во вред. По свидетельству знавших Баранова людей, человеком он был решительным и независимым от капризов (один Бог ведает где находящегося) Санкт-Петербурга. К тому же Александр Андреевич справедливо полагал, что “кашу маслом не испортишь”, и от того всё, что “плохо лежит”, хватать надобно не мешкая, не дожидаясь на то Высочайшего Распоряжения. Ну, а коли возникнут осложнения политического свойства (похоже, именно так рассуждал старый авантюрист), то чего уж там – вернуть оттяпанные территории “завсегда успеется”.
В этом месте повествования необходимо отметить, что в те времена райские Гавайи и впрямь “плохо лежали”. Происходило это от того, что зарящаяся на архипелаг Испания потихоньку превратилась в немощную старушенцию, еле удерживающую в слабеющих руках рвущиеся на волю латиноамериканские колонии. Владычица же морей и неугомонная колонизаторша Англия ослаблена была постоянными конфликтами с Францией. Имелась также в списке претендентов “молодая да ранняя” Американская Республика, но и она на тот момент мучилась несварением свежепроглоченных мексиканских территорий.
Это то, что касается, как принято нынче выражаться, “геополитической ситуации”, что же до морячков капитана Лисянского, то им, горемычным, в те дни всего-то и хотелось – посуху походить, да упитанных туземочек за бока пощипать. Реальность, между тем, превзошла не только плотские фантазии низших чинов брига “Нева”, но и самые тщеславные упования господ офицеров. Высадившуюся на кауайский берег русскую экспедицию местные жители встретили неожиданно тепло. Да что там местные жители, сам Его Величество кауайский король Томари, что ни вечер – то закатывал для господ офицеров торжественные ужины. Хлебосольный монарх и его вельможи так старательно обхаживали русских моряков, что у тех возникло грешным делом ощущение, будто их “не за тех принимают”. … А что как спохватятся хозяева и потребуют оплатить по ошибке доставшееся радушие ?!
Впрочем, вскорости всё объяснилось. Оказалось, что кауайский правитель Томари находится в состоянии перманентной войны с квартирующим в Ганалулу гавайским королем Камехамехой Первым и желал бы заручиться поддержкой солидных европейцев (ружья, порох, пушки) в этой вялотекущей (луки, стрелы, копья) междоусобице. Лисянский в ответ на съеденные королевские ужины принялся кормить островного самодержца русскими “завтраками”, дескать, будут вам и пушки, и порох, но только после императорского на то соизволения.
Соизволение пришло аж в 1814 году, и терпеливый Томари (а с другой стороны – куда было деваться) принял его с огромной благодарностью. В тот самый год и возник на гавайском острове Кауаи русский военный форт под названием “Елизавета”. Охрана форта доверена была большей частью состоящим на службе “Русско-Американской Компании” аляскинским алеутам да небольшому числу русских людей под руководством часто сменяющихся офицеров-комендантов.
Должной помощи сей форпост Российской Империи от петербургского начальства не получал, что ставило под сомнение серьезность всей этой политической задумки в глазах внимательно следящих за ходом событий англичан и американцев. Король же Томари от такого чисто номинального русского присутствия был в неописуемом восторге, и от полноты чувств 21-ого мая 1816 года испросил у Русского Императорского Двора статус официального протектората для своих владений, и ….. российского гражданства для себя лично. Факт этот малоизвестен, но достоверен.
По свидетельству очевидцев, церемония принятия кауайским королем российского гражданства была “торжественной и трогательной”. Присутствовавший хронист отмечал, что “…. туземный король собственноручно снёс доставленный ему российский флаг с корабля на берег и собственноручно же поднял его на флагштоке”. Сохранилось и другое документальное свидетельство тех фантастических событий, а именно – письмо, в котором новоархангельский “губернатор” А.А.Баранов, чьим нежным заботам доверил Петербург судьбу гавайского вассала, приватно просил коменданта елизаветинского форта: ” …проявляйте заботу о защите короля Томари и о уважении этого правителя столько, сколько требует того образ дикой его жизни”.
Вот ведь как вышло. Гавайский уезд Аляскинской губернии! И если уж не Кауайская “Сновороссия”, то, по крайней мере, что-то наподобие Финляндского курфюрства. Так-то оно так, да ведь остров Кауаи это ещё не все Гавайи, собранные воедино проамерикано-английским правителем Камекомехой.
В принципе , несмотря на то, что возле тростникового трона ганалулского короля постоянно околачивались лондонские и вашингтонские военные эксперты, с помощью пары сотен русских солдатушек прибрать к рукам всю его островную вотчину труда не составляло. Однако не следует забывать и о том, что на дворе разгорался просвещенный девятнадцатый век, и от того цивилизованный Баранов предпочёл грубой силе изящную аферу.
Основную роль в бескровном захвате “нерусской” части гавайского архипелага история отвела некоему господину Шефферу – человеку во всех отношениях удивительному. Георг Шеффер – доктор медицины (с вашего позволения, гинеколог), прибыл в пределы Российской Империи в 1808 году с врачебным саквояжиком и безо всяких средств к существованию. Обзаведясь российским подданствам, теперь уже Георгий Антонович Шеффер вскорости делается (даром что специалист дамского профиля) главным медиком Московского Полицейского Управления. История умалчивает о причине перехода доктора из вышеуказанной должности в должность главного врача Русско-Американской Компании, но доподлинно известно, что капитан судна, доставившего Георгия Антоновича на Аляску, пытался высадить оного попутчика ещё в “бананово-лимонном” Сингапуре. В бортовых записях капитан сетовал на “вздорный характер пассажира” и “склонность его ко всякого рода интригам”. Но всё хорошо, что хорошо кончается, и славный доктор в 1814 году вступил на шаткую пристань Ново-Архангельска с заверенной капитаном характеристикой – “лицо впредь нетерпимое на судне”.
Что ж, дадим передохнуть дражайшему Георгию Антоновичу после утомленного вояжа, ведь в следующей главе повествования его ждут (как было принято писать в романах) “воистину великие дела”.
Продолжение следует...