Паскевич
В середине апреля Амбургер самовольно покинул Тавриз, чтобы обеспечить встречу траурному кортежу Грибоедова. Генеральный консул доехал до Нахичевани и там остался, ожидая скорбную процессию. Паскевич, узнав о его приезде в Россию, сперва рассердился, а потом оценил выгоду от поступка дипломата. Он приказал Амбургеру оставаться в России; тем самым фактически произошел разрыв дипломатических отношений двух государств — а подкрепления уже прибыли в Астрахань! Нессельроде в Петербурге бесился, требовал возвращения Амбургера, но граф Эриванский объяснял, что не отпустит консула, пока шах не пришлет искупительную миссию. Нессельроде от отчаяния снарядил посольство в Персию во главе с князем Николаем Александровичем Долгоруковым. Тому вменялось в обязанность заменить Грибоедова и одернуть Паскевича. Главнокомандующий возразил против этого посольства, которое показало бы персам, что Россия в них нуждается. Долгоруков приехал в Тифлис, но дальше Паскевич ему просто не позволил ехать! Попутно Иван Федорович не упускал случая напомнить Мальцеву, что по нему Персия плачет и что его отправят туда сразу же, как возникнет такая возможность. Мальцев молил о пощаде, твердил, что ему невозможно воротиться туда, где его жизнь ежеминутно будет подвержена опасности, где ему придется испить до дна горькую чашу ненависти и мщения; он умолял отослать его в Петербург, где он мог бы ожидать назначения в одну из европейских миссий и был бы избавлен от когтей персиян. Он отчаянно взывал к правосудию и милости Паскевича. Но тот отказывал ему во всем — кроме правосудия. В мае Мальцеву прислали из Петербурга Владимира четвертой степени «во внимание к благоразумию, оказанному во время возмущения в Тегеране». Эта награда вызвала бурю негодования повсюду, и Паскевич при первой же оказии отправил Мальцева в Тавриз. Его не убили там, даже не тронули, он успешно служил в Министерстве иностранных дел, заботился о своих хрустальных заводах, но везде и всюду оставался изгоем — семьи не имел, жил нелюдимо, под конец сделался скупым, угрюмым стариком. Он сохранил жизнь ценой чести — и жизнь ему этого не простила.
Паскевич вел невиданно твердую линию: он требовал от Персии начать войну с Турцией, наказать виновных в тегеранской резне, прислать все мыслимые извинения. Его исключительно резкое письмо Аббасу-мирзе вызвало величайший переполох в Петербурге и Лондоне: «Не употребляйте во зло терпение российского императора. Одно слово моего государя — и я в Азербайджане за Кафланку, и может статься не пройдет и года, и династия Каджаров уничтожится. Не полагайтесь на обещания англичан и уверения турок… С Турцией Россия не может делать все, чего желает, ибо держава сия нужна и необходима для поддержания равновесия политической системы Европы. Персия нужна только для выгод Ост-Индской купеческой компании, и Европе равнодушно кто управляет сим краем. Все ваше политическое существование в руках наших, вся надежда ваша в России, она одна может вас свергнуть, она одна может вас поддержать».
Дипломатический и военный демарш Паскевича имел успех. Шах провел в Тегеране массовые казни не столько виновных в разгроме русского посольства, сколько подвернувшихся под руку преступников. Глава духовенства мирза Месих был изгнан; Аллаяр-хан получил назначение подальше от столицы. Декорум был соблюден. В мае в Тифлис прибыл любимый сын Аббаса-мирзы принц Хосров-мирза, европейски образованный, необыкновенно одаренный, весьма красивый, только исключительно низкого роста. Генерал с ходу дал ему почувствовать, что «он явился не в гости, а с повинной»."
цит. по Цимбаева Е.Н. "Грибоедов"
