Сталинизм и "Последний адрес". Что мешает увековечиванию памяти жертв репрессий?
Мэрия Краснодара отказала активисту Евгению Тарабрину в установке на центральной улице двух табличек с именами жертв сталинских репрессий: власти сослались на то, что памятников тем событиям в городе достаточно.
При этом в других населенных пунктах Юга России – от Буйнакска до Таганрога и от Астрахани до поселка Нефтегорск под Апшеронском – такие памятные знаки проекта "Последний адрес" установить ранее удалось. Без поддержки, но и без препон со стороны местной власти. Кроме того, на сегодня подано несколько заявок на такие таблички в кубанском Армавире, дагестанском Дербенте, ростовском Азове, астраханском селе Житное.
Проекту "Последний адрес" семь лет. Он заключается в установке по инициативе граждан и с согласия собственников домов, ставших последними прижизненными адресами репрессированных, типовых памятных пластин из нержавеющей стали и размером с ладонь.
О том, для чего нужны такие знаки, как на активистов "Последнего адреса" реагируют чиновники южных регионов и чем опасна звучащая в современной России уже во весь голос реабилитация сталинизма, Кавказ.Реалии рассказала представитель проекта режиссер Оксана Матиевская.
Подписывайтесь на наш телеграм-канал
– Как "Последний адрес" появился в южных городах?
– На сегодняшний день на российском Кавказе таблички есть по двум адресам в Махачкале и одному в Буйнакске (оба города – в Дагестане. – Прим. ред.) – здесь она установлена на частном домовладении, родовом гнезде семьи Гаджиевых. В 1938 году отсюда забрали 61-летнего бригадира шапочной артели Имадутдина Магомедовича Гаджиева. Два года он провел в тюрьме НКВД, а в 1940-м получил восемь лет лагерей по обвинению в шпионаже. В августе 1943 года дело в отношении него прекратили, но несколько лет в уральских лагерях подорвали здоровье пожилого мужчины, он не вернулся в родной Дагестан. Сын репрессированного, погибший в 1942 году капитан второго ранга Магомед Гаджиев, посмертно удостоен Золотой Звезды Героя СССР.
Если говорить о Махачкале, здесь история с установлением памятных знаков закрутилась благодаря активистке Мадины Ахмедовой. Это пример того, как достаточно одного человека, готового сделать первые шаги, чтобы проект зажил полноценной жизнью, появились единомышленники и сторонники.
На прошлой неделе табличку открыли в Астрахани – она посвящена архитектору Николаю Миловидову, во многом определившему лицо города. Миловидов спроектировал несколько восхитительных домов, без которых Астрахань трудно уже представить, память о нем сохраняется горожанами. 14 мая я присутствовала на церемонии и была тронута тем, что многие пришли со значками с изображением построенных Миловидовым домов, ставших уникальными символами Астрахани.
Подчеркну: пластины "Последнего адреса" устанавливают не в ознаменование заслуг репрессированных (это не мемориальные доски), а в качестве символа прерванной государством человеческой жизни. Любой репрессированный – выдающиеся поэт Мандельштам, академик Вавилов или еще не состоявшийся в профессии студент, не отличившийся особыми заслугами дворник – удостаиваются типового памятного знака авторства Александра Бродского. В камерах НКВД они были на одинаковом положении, один и тот же следователь мог выбивать показания и у именитого писателя или управленца, и у рядового токаря.
Возвращаясь к южным регионам, назову еще Таганрог. Он стал первым городом в стране, помимо Москвы и Санкт-Петербурга, в который пришел "Последний адрес". Табличка посвящена экономисту завода Арвиду Витковскому – уроженцу Риги, члену партии большевиков с 1908 года, расстрелянному в 1938 году и реабилитированному спустя 22 года.
– Менялось ли отношение властей к проекту "Последний адрес" за эти годы? От чего, собственно, оно зависит и почему в одних городах памятные знаки дают устанавливать, а в других всячески препятствуют?
– Меняется само отношение общества к фигуре [лидера СССР] Сталина и тому периоду. Все громче звучат голоса, оправдывающие репрессии исторической необходимостью, борьбой с "пятой колонной", подготовкой к войне… Чем громче и безапелляционнее они звучат, тем сложнее продвигать противоположную этому идею нашего проекта.
С властями мы существуем по принципу: они не замечают нас, мы не замечаем их. В Москве и других городах на церемониях открытия "Последнего адреса" самые высокие начальники – поддерживающие нас муниципальные депутаты, чиновников и политиков другого уровня не бывает. А раз нет випов, для крупных и государственных СМИ нет и информационных поводов, они событие не замечают.
Чего не скажешь, например, об официальных представителях Чехии. В открытии памятных знаков погибшим в ходе репрессий в СССР чехам участвовал посол этой страны и спикер парламента. Разница в отношении бросается в глаза.
– Оксана, но игнорировать власть невозможно – для установки необходимо согласование.
– Это заблуждение. Проект "Последний адрес" принципиально устроен так, что нам не нужно разрешение администрации. Для открытия памятного знака (в отличие от мемориальной доски) оно не требуется. Главное – согласовать с собственниками здания. Активист обращается к собственникам, дальше уже их дело: соглашаться или нет.
Наш проект поддержан утвержденной правительством России концепцией государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Если встречаем сопротивление чиновников, ссылаемся на этот документ, поскольку это наша единственная "охранная грамота". Не сказать, чтобы она была окончательной, фактической бумажкой, броней, но иногда срабатывает.
В целом, повторюсь, администрация практически во всех регионах относится к движению равнодушно.
– Как неравнодушный человек может присоединиться к движению?
– Можно подать заявку на сайте "Последнего адреса" и установить табличку за свои средства, став ее индивидуальным попечителем. Так часто поступают хранящие семейную память потомки репрессированных или те, кто хочет увековечить репрессированного выдающегося земляка.
Другой вариант – написать нам и узнать о заявках в своем регионе, чтобы согласовать установку с собственниками. Мы дадим простые инструкции о том, что делать дальше.
Каждый памятный знак порождает цепную реакцию – видя его, прохожие хотят увековечить память других репрессированных. На открытии в Астрахани ко мне подошли несколько человек, пожелавших установить пластины и по другим адресам.
– Сколько времени в среднем занимает согласование? Что должен сделать человек?
– У кого-то это займет один день, в других случаях уйдут годы. Здесь важны искусство переговорщика, открытость и доброжелательность. Ведь часто сопротивление связано с тем, что собственники ничего не знают о движении.
В многоквартирных домах проблема заключается еще и в том, что одобрить установку таблички должно большинство жильцов. А сегодня многие соседи друг друга не знают, часть квартир сдается, хозяева других просто уехали… Получается настоящий квест по установлению всех собственников.
Думаю, такая активность важна сама по себе. Она учит обычных людей тому, как, не дожидаясь указаний сверху, деятельно участвовать в жизни общества. Они видят: если взять инициативу в свои руки, можно добиться результата, выстраиваются важные горизонтальные связи. Бывает, что никогда не общавшиеся до этого соседи по дому знакомятся и начинают дружить.
Отмечу, что в подавляющем большинстве случаев люди не имеют ничего против такой инициативы. Вопрос даже не в личности репрессированного, который 80 лет назад жил в этом же доме, ходил по этой же парадной, а в мировоззренческом конфликте. Как точно подметил руководитель программы "Российская внутренняя политика и политические институты" Московского центра Карнеги Андрей Колесников, смыслом и содержанием открытой общественно-политической борьбы стало противостояние сталинистов и антисталинистов. Это не спор об исторической личности Сталина, его заслугах и провалах. Это ценностный спор о праве как таковом, суде как таковом, ценности человеческой жизни, возможности оправдать жестокость. Это базовые вещи, определяющие угол зрения на то, что и сегодня происходит в России. И "Последний адрес" находится в сердцевине этого конфликта.
– Вы упомянули посольство Чехии, поддержавшее проект в Москве. Присоединяются ли к вам представители других диаспор, конфессий, творческих и научных объединений?
– С нами сотрудничает Латышский культурный центр. В 1930-е годы НКВД провело несколько национальных операций, одной из самых многочисленных и болезненных (учитывая небольшое число латышей в России) была латышская. Напомню, во время Первой мировой войны часть предприятий из Риги эвакуировали вглубь страны, с ними уехали и многие сотрудники. Спустя 20 лет они оказались под катком репрессий. В центре Москвы, на Страстном бульваре, действовал латышский государственный театр Скатуве. Его труппа была полностью арестована по обвинению в создании "националистической фашистской организации", в один день 3 февраля 1938 года артисты расстреляны на Бутовском полигоне.
С инициативой открытия трех памятных табличек выступило Российское микробиологическое общество, посвятив их репрессированным выдающимся ученым, стоявшим у истоков этого направления в стране. Каждый из них реабилитирован, государство сняло с них обвинения, но в полной мере не вернуло доброе имя. До сих пор этим ученым не установлены полноценные мемориальные доски.
Когда мы открывали таблички репрессированным в конце 1940-х членам Еврейского антифашистского комитета, в церемонии участвовал представитель посольства Израиля. Проект поддерживает и Польский культурный центр.
– Были ли случаи вандализма по отношению к открытым памятным знакам?
– Одну пластину украли в Махачкале вскоре после открытия. Но там ситуация странная, о мотивах вандала можно только догадываться: находившуюся рядом вторую табличку он не тронул. В Таганроге также украли знак, после чего городские власти приняли специальное заключение о ее статусе.
– Самая запомнившая и эмоциональная история проекта?
– Лично для меня такой историей стало открытие таблички на доме в Сокольниках журналисту Анатолию Петрову, на котором присутствовала его уже пожилая дочь Ирина Золотаревская. Она пришла с многочисленным семейством – детьми, внуками, правнуками… Для Ирины Анатольевны это был дом детства, она хорошо помнила роковую ночь визита сотрудников НКВД, разделившую и ее жизнь на "до" и "после". Она знала, что отец ни в чем не виноват, но для всех была дочерью врага народа. Счастье, которым светилось ее лицо, во время церемонии, трудно описать. А через полгода она умерла…
И каждый раз, когда переговоры по установке знака затягиваются, появляются проволочки, я думаю о таких людях, которым важно дожить до увековечения памяти родителей, их, пусть и символического, возвращения в дом, из которого навсегда увезли на черной машине.
– Что вообще дает проект "Последний адрес" городу и горожанам?
– Всегда подчеркиваем, что цель – не увешать все старые дома этими пластинами. Куда важнее собрать единомышленников, показать думающим так же, разделяющим твои мировоззренческие принципы, что они не одиноки. Поэтому и называемся движением: мы объединяем людей.
Переговоры по установке табличек ведутся именно на человеческом уровне – от бюрократии и переписок никуда не уйти, но каждое решение принимается благодаря человеческому общению. Это разговор о том, почему ценна жизнь, о том, что в этом доме также спокойно жил человек, которого в одну ужасную ночь просто забрали из постели.
В последнее время все чаще задают вопрос: почему "Последнему адресу" не "свернули шею", нас не закрыли? Ответ простой: это сделать невозможно, потому что у нас нет выдающего разрешения единого центра. Каждый знак не только инициирован, но и согласован конкретными людьми. Согласие собственников дома принимается осознанно, это позиция, которая им дорога и ценна. И которую готовы отстаивать.
– В последнее время в южных регионах, да и по всей стране, набирает обороты героизация Сталина – недавно очередной бюст попытались открыть в Дагестанских Огнях на проспекте имени Сталина. Собственно, бюстами Сталина уже никого не удивишь. О чем свидетельствует эта тенденция? Почему она опасна для общества?
– Сталинизм – это символ наплевательства на право и закон, символ пренебрежения к человеческой жизни. Этим и опасен тренд на возвращение сталинизма, установку усатых памятников, барельефов и бюстов.
Когда взгляд переносится с масштаба простого человека на глобальные задачи, во имя которых этим простым человеком можно пренебречь, мы делаем шаг к большому террору. К сожалению, методы, которые использовались тогда, видим и сегодня. Потому что общество до сих пор не пришло к консенсусу, не ответило на главный вопрос нашей истории прошлого века.
***
Всего в России сейчас установлено более ста памятников и бюстов Сталину. Большинство из них появились после 2005 года. Во многих регионах, включая Чечню, Ингушетию и Карачаево-Черкесию, есть поселки и улицы имени Михаила Калинина – "всесоюзного старосты", который в 1940-х годах подписал роковые указы о ликвидации Карачаевской автономной области, Калмыцкой АССР, Чечено-Ингушской АССР, о переселении балкарцев.
Бывший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Игорь Степанов несколько лет добивается удаления с российских улиц имен высокопоставленных исполнителей сталинских преступлений, в том числе депортации народов. Но власти северокавказских республик не спешат переименовывать улицы, названные в честь организаторов репрессий.