ДВЕ РАКЕТЫ НАД ТРАБЗОНОМ

Это был первый в СССР случай захвата такого масштаба пассажирского самолета (хайджекинг). С него, в сущности, и началась многолетняя серия подобных трагедий, забрызгавших кровью невинных людей небеса всего мира.

А начиналось все так.

Ан-24 поднялся в небо с батумского аэродрома 15 октября 1970 года в 12 часов 30 минут. Курс - на Сухуми. На борту самолета находилось 46 пассажиров и 5 членов экипажа. Время в полете по графику - 25-30 минут.

Но жизнь поломала и график, и расписание.

На 4-й минуте полета самолет резко отклонился от курса. Радиооператоры запросили борт - ответа не последовало. Связь с контрольно-диспетчерским пунктом прервалась. Самолет уходил в сторону близкой Турции.

В море вышли военные и спасательные катера. Их капитаны получили приказ: на полном ходу следовать к месту возможной катастрофы.

Борт не отвечал ни на один из запросов. Еще несколько минут - и Ан-24 покинул воздушное пространство СССР. И в небе над турецким прибрежным аэродромом Трабзон вспыхнули две ракеты - красная, затем - зеленая. Это был сигнал аварийной посадки. Самолет коснулся бетонного пирса чужой воздушной гавани. Телеграфные агентства всего мира немедленно сообщили: угнан советский пассажирский самолет. Бортпроводница убита, есть раненые. Всё.

ЧЕРНЫЙ КОНВЕРТ

Я летел к месту ЧП через несколько часов. Летел, не зная ни обстоятельств драмы, ни фамилии убитой бортпроводницы. Все предстояло узнать на месте.

Сегодня, спустя 46 лет, я намерен вновь - хотя бы вкратце - изложить события тех дней и снова сказать о Наде Курченко, ее мужестве и ее героизме. Сказать об ошеломляющей реакции миллионов людей так называемого застойного времени на жертвенность, отвагу, смелость человека. Сказать об этом, прежде всего, людям нового поколения, нового компьютерного сознания, рассказать, как это было, ибо мое поколение помнит и знает эту историю, а главное - Надю Курченко - и без напоминаний. А молодым людям нелишне бы знать, почему многие улицы, школы, горные вершины и даже самолет носят ее имя.

...После взлета, приветствий и наставлений пассажирам бортпроводница вернулась в свое рабочее помещение, узкий отсек. Она открыла бутылку "боржоми" и, дав воде настреляться сверкающими крохотными ядрами, наполнила четыре пластмассовых стаканчика для экипажа. Поставив их на поднос, вошла в кабину.

Экипаж всегда был рад присутствию в кабине красивой, юной, на редкость доброжелательной девушки. Наверное, и она чувствовала это отношение к себе и, конечно, радовалась тоже. Возможно, и в этот предсмертный час она с теплом и благодарностью подумала о каждом из этих ребят, легко принявших ее в свой профессиональный и дружеский круг. Они относились к ней, как к младшей сестре, с заботой и доверием.

Безусловно, у Нади было замечательное настроение - утверждали все, кто видел ее в последние минуты ее чистой, счастливой жизни.

Напоив экипаж, она вернулась в свой отсек. В этот момент и раздался звонок: бортпроводницу вызывал кто-то из пассажиров. Она подошла. Пассажир сказал:

- Передай срочно командиру, - и протянул ей какой-то конверт.

"НАПАДЕНИЕ! ОН ВООРУЖЕН!"

Надя взяла конверт. Их взгляды наверняка встретились. Она наверняка удивилась, каким тоном были сказаны эти слова. Но выяснять ничего не стала, а шагнула к дверце багажного отделения - дальше была дверь пилотской кабины. Вероятно, ощущения Нади были написаны на ее лице - скорее всего. А чувствительность волка, увы, превосходит любую другую. И, наверное, как раз благодаря этой чувствительности террорист усмотрел в глазах Нади неприязнь, подсознательное подозрение, тень опасности. Этого оказалось достаточно, чтобы больное воображение объявило тревогу: провал, приговор, разоблачение. Самообладание отказало: он буквально катапультировался из кресла и бросился вслед за Надей.

Она успела сделать лишь шаг к пилотской кабине, когда он распахнул дверцу ее отсека, только что ею закрытую.

- Сюда нельзя! - закричала она.

Но он приближался, как тень зверя. Она поняла: перед ней враг. В следующую секунду понял и он: она поломает все планы.

Надя закричала снова:

- Вернитесь на свое место. Сюда нельзя!

Но он достал оружие - нервы сгорели дотла. Надя не знала его намерений. Но понимала: он абсолютно опасен. Опасен для экипажа, опасен для пассажиров.

Она ясно увидела револьвер.

Распахнув пилотскую кабину, она крикнула экипажу изо всех сил:

- Нападение! Он вооружен!

И в то же мгновение, захлопнув дверь кабины, развернулась лицом к разъяренному таким ходом дел бандиту и приготовилась к нападению. Он, так же как и члены экипажа, услышал ее слова - без сомнения.

Что оставалось делать? Надя приняла решение: не пропускать нападающего в кабину любой ценой. Любой!

СХВАТКА НА ПОСЛЕДНЕМ РУБЕЖЕ

Он мог быть маньяком и перестрелять экипаж. Он мог погубить экипаж и пассажиров. Он мог... Она не знала его действий, его намерений. А он знал: прыгнув к ней, он попытался сбить ее с ног. Упершись руками в стенку, Надя удержалась и продолжала сопротивляться.

Первая пуля попала ей в бедро. Она еще плотнее прижалась к пилотской двери. Террорист попытался сжать ей горло. Надя - выбить из его правой руки оружие. Шальная пуля ушла в потолок. Надя отбивалась ногами, руками, даже головой.

Экипаж оценил ситуацию мгновенно. Командир резко прервал правый разворот, в котором находились в минуту нападения, и тут же завалил ревущую машину влево, а затем - вправо. В следующую секунду самолет пошел круто вверх: пилоты старались сбить с ног напавшего, полагая, что опыт его в этом деле невелик, а Надя удержится.

Пассажиры были еще с ремнями - ведь табло не гасло, самолет только набирал высоту.

В салоне, увидев бросившегося к кабине пассажира и услышав первый выстрел, несколько человек мгновенно расстегнули ремни и вскочили с кресел. Двое из них были ближе всего к месту, где сидел преступник, и первыми почувствовали беду. Галина Кирьяк и Аслан Кайшанба не успели, однако, сделать и шага: их опередил тот, кто сидел рядом с убежавшим в кабину. Молодой бандит - а он был намного моложе первого, ибо они оказались отцом и сыном - выхватил обрез и выстрелил вдоль салона. Пуля просвистела над головами потрясенных пассажиров.

- Ни с места! - заорал он. - Не двигаться!

Пилоты с еще большей резкостью стали бросать самолет из одного положения в другое. Молодой выстрелил снова. Пуля пробила обшивку фюзеляжа и вышла навылет. Разгерметизация воздушному судну еще не угрожала - высота была незначительной.

В следующий после второго выстрела миг молодчик распахнул серый плащ и люди увидели гранаты - они были привязаны к поясу.

- Это для вас! - закричал он. - Если кто-нибудь еще встанет - расколем самолет!

Было очевидно, что это не пустая угроза - в случае провала им терять было нечего.

Между тем, несмотря на эволюции самолета, старший оставался на ногах и со звериной яростью пытался оторвать Надю от двери пилотской кабины. Ему нужен был командир. Ему нужен был экипаж. Ему нужен был самолет.

Пораженный неимоверным сопротивлением Нади, разъяренный собственным бессилием справиться с раненой, окровавленной хрупкой девушкой, он, не целясь, не думая ни секунды, выстрелил в упор и, отбросив отчаянную защитницу экипажа и пассажиров в угол узкого прохода, ворвался в кабину. За ним - его выродок с обрезом.

Дальше была бойня. Их выстрелы глушились их же криками:

- В Турцию! В Турцию! Вернетесь к советскому берегу - взорвем самолет!

42 ПУЛИ ПО ЭКИПАЖУ

Очередная пуля пробила спину командира - Григория Чахракия. Чтобы сохранить в организме хотя бы немного крови, чтобы не потерять сознания и не выронить из рук штурвал, Григорий изо всех сил прижался к спинке командирского кресла. Следующий выстрел - пуля парализует правую руку штурмана Валерия Фадеева и попадает в грудь. В руке - микрофон связи, Фадеев теряет сознание, разжать его руку с микрофоном не может никто - каждый из членов экипажа уже ранен, Надя мертва.

Выхода нет: самолет не должен упасть в море - в салоне 46 пассажиров, есть дети. Второй пилот видит: командир все же теряет сознание. Шавидзе берет управление на себя - ведет машину, как в кошмарном сне: в залитой кровью друзей кабине, среди орущих преступников, под угрозой обреза и револьвера, под угрозой гранат.

Когда в сером сне реальности показывается прибрежный турецкий аэродром, он выпускает в небо аварийные ракеты. И самолет, пробитый сорока двумя пулями, припадает к чужой жесткой земле... 

ПОКА ЖИВА НАДЕЖДА...

За мужество и героизм Надежда Курченко была награждена боевым орденом Красного Знамени, именем Нади был назван пассажирский самолет, астероид, школы, улицы и так далее. Но следует сказать, видимо, и о другом.

Масштабы государственных, общественных действий, связанных с беспрецедентным событием, были огромны. Члены Государственной комиссии, МИД СССР вели переговоры с турецкими властями несколько суток подряд без единого перерыва.

Следовало: выделить воздушный коридор для возвращения угнанного самолета; воздушный коридор для переправки из больниц Трабзона раненых членов экипажа и тех пассажиров, которые нуждались в срочной медицинской помощи; конечно, и тех, кто не пострадал физически, но оказался на чужбине не по своей воле; требовался воздушный коридор для пролета спецрейса из Трабзона в Сухуми с телом Нади. В Сухуми уже летела из Удмуртии ее мать.

Забот было много. Но все эти драматические действия не могли сгладить острую боль потери - Надя оставалась в центре любых разговоров огромной страны, теле- и радиопередач, газет.

В обсуждении вопроса похорон Нади принимал личное участие маршал авиации, министр гражданской авиации СССР Борис Павлович Бугаев. Я дважды - в силу обстоятельств - разговаривал по телефону с министром, который выслушивал пожелания, советы, просьбы встретить в Сухуми мать Нади, определиться с местом похорон, другими действиями. Могло бы быть нечто подобное в наши суетные дни - забота министра сверхдержавы о судьбе убитой бортпроводницы крошечного заштатного рейса?

Нет. Не могло. Я, во всяком случае, в это не верю.

В "Комсомолку", где я тогда работал (и был первым и единственным журналистом из Москвы на месте трагедии), только в первые две недели после даже искореженных цензурой репортажей пришло свыше 12 тысяч писем и телеграмм от потрясенных читателей, оплакивавших Надю и восхищавшихся ее мужеством!

Была такая страна. И были такие люди. Возможно ли это сегодня?

В день похорон Нади над ее заваленном цветами гробом и над головами тысяч людей, идущих за ее гробом по улицам города, все самолеты, уходившие в рейс, покачивали крыльями, демонстрируя дань уважения своей защитнице, своей юной сослуживице, своей героине. В каждом из этих самолетов бортпроводницы со слезами на глазах говорили своим пассажирам:

- Посмотрите вниз, пока виден город. Это люди прощаются с нашей подругой. С нашей Надей.

Вы верите, что мы все те же?

...Мать Нади, Генриетта Ивановна, с которой я стоял у гроба Нади и которая сухо и безжизненно повторяла, глядя на поразительно красивое лицо дочери: "Теперь ты у меня не смеешься, ты у меня серьезная", передала мне записки, блокноты, бумаги Нади. Среди них я нашел фразу ученицы 9го класса Надежды Курченко: "Хочу быть достойной дочерью Родины и готова отдать за это жизнь, если это потребуется".

Вот в эти привычные для слуха слова, но написанные рукой и сердцем Нади, я верю абсолютно.

* "Родина" поздравляет автора этой публикации Геннадия Бочарова, замечательного журналиста и друга редакции, с 80-летием!

Бандиты сами наказали себя

Террористами оказались 46-летний литовец Пранас Бразинскас (на фото справа), бывший завмаг из Вильнюса, и его 13-летний сын Альгирдас (слева). Турецкие власти отказались выдать преступников СССР и сами осудили их. Старший получил восемь лет, младший - два. Через некоторое время обоих освободили по амнистии, и бандиты перебрались в Венесуэлу, а оттуда в США: сошли в Нью-Йорке с самолета, направлявшегося в Канаду. Литовская диаспора добилась разрешения оставить их в стране.

Поселились Бразинскасы в калифорнийской Санта-Монике. В феврале 2002 года 77-летний Пранас поссорился с сыном, за что получил несколько смертельных ударов битой. Альгирдас был осужден на 16 лет тюрьмы.