Зачем России нужны "Калибры" на Каспийском море?
В конце минувшей недели малые ракетные корабли (МРК) «Серпухов» и «Зеленый Дол» в сопровождении спасательного буксира СБ-36 вошли в Балтийское море.
Этот поход вокруг Европы, начавшийся 4 октября в Севастополе, широко не афишировался, но наверняка может считаться одной из самых смелых, хотя и рискованных операций в истории современного российского флота. http://interpolit.ru/blog/seva...
Здесь на карте видно, что "перегнать" аналогичные корабли с Каспия было проще.
Однако этого сделано не было. Почему?
Видимо, потому, что, исходя из стратегических соображений, нахождение кораблей с "калибрами" на Каспии важнее, чем нахождение аналогичных кораблей на Черном море.
Удары по базам террористических организаций в Сирии ракетами «Калибр-НК», Х-555, Х-101 стали неприятной неожиданностью для зарубежных военных специалистов. Фактические показатели российских систем по дальности, надежности и точности существенно превысили прогнозы, при этом их потенциальные характеристики до конца не раскрыты.
Пуски велись с различных носителей, направлений, одиночно и массово в разное время, что способствовало отработке применения вооружения и закрепляло полученный «эффект».
Новая реальность
Наличие у СССР и впоследствии у Российской Федерации авиационных ракет дальнего радиуса действия (Х-55, Х-555) и характеристики их модификаций не были секретом, равно как не является тайной количество потенциальных носителей этого оружия.
Однако результаты операции ВКС в САР заставили по-иному отнестись к заявленным возможностям Х-101/102 (КВО, дальность до 5500 км, поражение движущихся целей), которые ранее воспринимались преимущественно как элементы рекламы и военной пропаганды. Другим важным аспектом стало применение комплексов ВТО с малых и сверхмалых по меркам ударного флота платформ: проекты 11661К, 21631.
Это заставляет США и их союзников переоценить значение строительства Россией не только кораблей этих серий, но и проектов 21160, 22800, поскольку они заменят устаревшие малые ракетные катера – наиболее многочисленные в семье нашего ударного флота.
Эти и ряд других существенных аспектов применения ВКС и ВМФ РФ новых видов ВТО неизбежно ставят США перед необходимостью коррекции существующей системы оценки угроз и противодействия.
Выяснилось, что в текущих геополитических условиях силы и средства, размещенные в Каспийском регионе, стали впервые (со времени вывода ВС СССР из Афганистана) представлять непосредственную угрозу для военной и экономической инфраструктуры Соединенных Штатов и их сателлитов на Ближнем Востоке.
Российская «каспийская рука» начала доставать до стратегических объектов: «Эль-Удейд» (Катар), «Эль-Дафра» (ОАЭ), ПМТО ВМС «Маскат» (Оман) и что самое неприятное – базы «Принц Султан» (КСА), где находится ЦУ аэрокосмическими операциями США в регионе.
Возможности СССР по проекции силы на южном направлении всегда были довольно ограниченными. Более чем из 7300 километров южных границ территорию для военного коридора мог предоставить только Афганистан, что было недостаточным, учитывая напряженные в те годы отношения СССР с Ираном, Китаем и Пакистаном, обострившиеся после ввода советских войск, а также возможности ВВТ того времени.
В постсоветский период Россия не только лишилась возможности использования и этого пространства, но и сама граница отодвинулась на 1900–2200 километров к северу, что при наличии множества пограничных зон полностью нивелировало военную угрозу с этого направления углеводородному «погребу» американцев на Ближнем Востоке. Ввод войск США в Афганистан и полный контроль воздушного пространства над ним закрепили такое положение.
Демонстрация Россией ВТО дальней зоны не только показала техническую способность и готовность наших Вооруженных Сил применить эти средства на дистанциях поражения стратегических объектов США и их сателлитов в Персидском заливе, но и отразила новую геополитическую реальность: Иран открыл для этого свое воздушное пространство. Этот беспрецедентный шаг был подкреплен предоставлением (пусть в ограниченном режиме) авиационной инфраструктуры базы «Хамадан».
Тесное взаимодействие Москвы и Тегерана на сирийском фронте с учетом новых возможностей отечественных ударных систем, усиления иранской ПВО, а также глубины противоречий между Исламской Республикой и арабскими монархиями выглядит реальной угрозой для нефтяных закромов и военной инфраструктуры США на Ближнем Востоке.
Слабое звено
Для США силы и средства ВС России, размещенные в Каспийском регионе, – потенциальная угроза, следовательно, и цель в случае обострения конфликта до «горячего» уровня. Способность вероятного противника ударить на этом направлении зависит от внешнеполитической обстановки, имеющихся в наличии сил и средств, а также тактики их применения, возможных целей операции и потенциала противодействия.
Закрытость и удаленность этого ТВД предполагает безальтернативное использование сил и средств дальней авиации: B-52H/G, B-2 Spirit, B-1b (Lancer) с опорой на инфраструктуру баз в Персидском заливе, на Диего-Гарсия, «Баграм» (Афганистан), а также полный контроль воздушной обстановки над Ираком, Афганистаном и Пакистаном.
Внешнеполитическая обстановка на каспийском направлении характерна наличием формализованных и потенциальных противоречий из-за углеводородных запасов региона и их логистики.
Нынешний принцип закрепления исключительных экономических зон в акватории и на шельфе относительно выгоден России и Казахстану, нейтрален по отношению к Азербайджану и Ирану и в целом не устраивает Туркменистан, огромные ресурсы которого фактически заперты в центре Евразии.
Ашхабад – сложный, закрытый и неоднозначный партнер Москвы на постсоветском пространстве.
С одной стороны, это государство с конституционно закрепленным нейтралитетом. С другой – ресурсная база (четвертая в мире) Туркмении фактически не диверсифицирована, она почти на 90 процентов работает на рынок КНР, а реализация проектов по освоению запасов суперкластера Гылкыныш упирается в статус Каспийского моря.
При этом Россия с января 2016 до 2018 года остановила закупку туркменского газа, его ввоз в Иран слаб и носит технический характер, а проект трубопровода в Пакистан и Индию (ТАПИ) крайне рискован, поскольку основной участок проходит через неспокойный Афганистан.
В этой ситуации Туркменистан по объективным причинам не является стратегическим союзником России.
Его руководство не стремится налаживать сотрудничество по линии ОДКБ, заморожена работа по ОС ПВО СНГ. Между Россией и Туркменией сохраняется визовый режим, в силе запрет на двойное гражданство, нас фактически не подпускают к проектам освоения газовых кластеров и при этом свыше 700 километров границы этого государства приходится на «тлеющий» Афганистан.
В стратегических проектах здесь высока доля ближневосточного капитала, Исламского банка развития, инвестиционных структур ОАЭ, Катара и Пакистана. Под флагом борьбы с исламским радикализмом в Афганистане и необходимости защиты проекта ТАПИ на протяжении нескольких лет активно обсуждается возможность предоставления ВВС США баз (Мары-1/2) для реконструкции и дальнейшего использования.
Это позволяет с высокой степенью вероятности прогнозировать, что в случае резкого наступления «горячей фазы» в отношениях между Соединенными Штатами и РФ Туркменистан может поддаться давлению (а оно будет молниеносным и жестким) и открыть ВВС США свое воздушное пространство.
В случае неудачи американской военной операции ответом туркмен будет риторическое: а что мы могли сделать?
К основным и наиболее достижимым целям военной операции США следует отнести инфраструктуру ВМФ РФ (Махачкала, Астрахань), силы Каспийской флотилии – носители ВТО «Калибр-НК».
К потенциальным объектам атаки – аэродромную инфраструктуру (Мариновка, Ахтубинск, Приволжье, Моздок), радиолокационный комплекс в Армавире, РЛС в Каспийске.
На итоговый выбор целей, а также сил и средств их поражения могут повлиять следующие: рубеж перехода в атаку, положение ударных сил Каспийской флотилии (на базе, в походе), их конкретное нахождение во втором случае (северо-запад или юго-запад).
Если корабли размещены в местах постоянного базирования, противник имеет возможность выбора рубежа перехода в атаку и сил поражения с применением ВТО AGM-158 JASSM-ER: «из глубины» (с линии Берекет – Гызылгая) в зону поражения входят объекты в районах Махачкала, Моздок, Астрахань, «от границы» (с линии Карабогаз – Туркменбаши) в зоне поражения – все потенциальные цели.
В первом варианте противник, вероятно, задействует B-2 Spirit. Во втором – B-2 Spirit без боевого охранения или B1-B с охранением.
Если корабли в походе, эффективное поражение целей может быть исключительно с использованием B-52G, адаптированного к применению ПКР, с обязательным охранением и комбинированием ВТО AGM-158 и AGM-84 («Гарпун»). Целеуказание по морским целям обеспечивается одним Е-3С AWACS.
Но нанесение удара возможно только при нахождении ударной корабельной группы в южных районах, в противном случае авиация противника вынужденно проникнет в воздушное пространство над центральным Каспием на расстояние, «несовместимое с жизнью».
Вероятно, атака будет традиционной – волнами (до двух) с разницей ~ 20 минут. Среднее время операции авиагруппы противника составит 2,2 часа, общее время активной фазы – 15 минут.
В первом варианте российские объекты могут быть атакованы с применением до 64, во втором – до 44 единиц ВТО, в третьем – до 36 ПКР и 48 единиц ВТО по наземным целям. В каждом случае на объект инфраструктуры приходится от 15 до 24 средств поражения, до семи ПКР на один корабль ударной группы Каспийской флотилии.
Ни в одном из вариантов нападение не будет незамеченным – с момента пересечения афганской границы его отследят наземные РЛС. Имеется от 40 до 25 минут (второй вариант) на оценку, анализ обстановки и решение. Также будут отслежены как пуски, так и движение ВТО от юго-восточной зоны Каспийского моря.
Немаловажно, что ВВС США неспособны обеспечить привычный им эшелонированный уровень разведки целей и последовательное вскрытие конкретных зон ПВО ВС РФ в регионе. При планировании операции американцам придется опираться на данные ЦРУ и спутников, не имеющих достаточной точности и достоверности.
Варианты ответа
Однако дальше возникают вопросы. Во-первых, ударные группы противника будут все время находиться в чужом воздушном пространстве. Представляемая ими угроза не может быть оценена как достаточная для превентивного поражения до момента пуска и прохождения ВТО воздушной границы сопредельного государства. Тем более чтоТуркмения не включена в объединенную систему ПВО ОДКБ.
Во-вторых, оборонительные системы, установленные на кораблях ККФ ВМФ, такие как 3М47 «Гибка», «Оса-МА-2» АК-630/630М-2, 3М337, не позволяют эффективно бороться с массированным налетом КР (это и не закладывалось в боевые характеристики средств для данного ТВД).
Даже при самом оптимистичном прогнозе их эффективность составит не более 0,22 (при налете 7 ед. ПКР), что означает гарантированное потопление. Использование звена перехватчиков МиГ-31БМ, которые должны прикрывать эскадру в походе, способно повысить эффективность ПВО до 52 процентов, однако вести охоту за ПКР противника им придется в условиях интенсивного противодействия группы охранения.
При этом источник угрозы – стратегическая авиация США окажется вне зоны поражения перехватчиков. Даже тех КР, которые пройдут сквозь оборонительный фильтр, будет достаточно для нанесения недопустимого ущерба кораблям ККФ ВМС.
Фактически для создания необходимой обороны эскадры потребуется нахождение в районе операции не менее эскадрильи перехватчиков и минимум одного звена истребителей для работы по группе охранения.
Со времен СССР район Каспийского моря был гарантированно защищен – предельная насыщенность инфраструктурой и средствами ВВС и ПВО делали самоубийственными атаки с южного направления.
После развала Союза силы ПВО всех уровней разделили между собой страны СНГ, при этом разрушив единую систему мониторинга и защиты воздушного пространства. Предпринятые в ОДКБ усилия позволили частично восстановить координацию, но наблюдение и приказ на поражение ВС США в конкретной обстановке, когда на принятие решения отводится 10–15 минут, – разные вещи.
Отсутствие явного и даже потенциального противника на данном направлении, ограниченность бюджетных средств, постоянная структурная и концептуальная перестройка ВС РФ, внешнеполитические вызовы привели к тому, что насыщенность силами и средствами ПВО на разных ТВД неравноценна.
В Южном военном округе основные возможности обороны сосредоточены на западном направлении (Краснодарский край, Крым, Севастополь, Ростовская область), в силу наличия стратегического позиционного района СЯС перекрыты зоны со стороны Астрахани, Башкирии и Оренбуржья, однако районы западного побережья Каспия оказались фактически оголены.
Следует отметить, что за последние годы были сделаны важные шаги на этом направлении: ТВД в достаточном объеме насыщен средствами мониторинга, размещены современные загоризонтные РЛС (Каспийск) с возможностью выдачи целеуказания по морским и воздушным целям, части округа усилены средствами РТР и РЭБ, проведены комплексные учения по противовоздушной обороне флота в море, с воздуха.
Распределение секторов обороны ПВО на юго-восточном направлении позволяет сделать вывод, что наименьшую опасность для наземных и прибрежных объектов будут представлять удары ВТО с прохождением через Астрахань и волжскую пойму, а наибольшую – в районах между Махачкалой и Каспийском.
Эти КР станут головной болью для объектовой ПВО всего региона: в радиус их поражения войдут как оперативные, так и стратегические объекты, прежде всего авиабаза ОТБ в Моздоке. КР, прошедшие за береговой рубеж, фактически придется «отлавливать сачком» из МиГ-31БМ. Опасность угрожает и РЛС в Каспийске, которая с помощью приданных РТС хотя и «крепкий орешек» для систем наведения КР, но все же не гарантирована от поражения ВТО.
Рассматривая сценарии, еще раз убеждаешься, что действия руководства РФ по формированию единой системы ПВО/ПРО СНГ и ОДКБ имеют огромный практический смысл. Они, хоть и в ограниченном масштабе, компенсировали урон, нанесенный стратегической обороноспособности государства в постсоветский период.
Тем не менее, даже создание общей системы не защищает от возможности получения Россией «подарков» от США с южного направления.
Зададимся вопросом: много ли государств будут готовы отдать реальный приказ на уничтожение ударного авиационного соединения США даже в случае нарушения им своего воздушного пространства? Надо отдавать себе отчет, что в ситуации «горячей» фазы только ВС России способны выполнить такую задачу.
Снижение рисков возможно за счет создания дополнительных зон ПВО в Лаганском (Калмыкия) и Кизлярском (Дагестан) районах, а также сектора Избербаш – Каспийск, который закроет предгорья и усилит оборону баз и объектов в Махачкале и Каспийске.
Однако действительно достаточными действия в обороне этого ТВД станут тогда, когда для вероятного противника перекроется возможность входа в зону южного Каспия и нанесения удара. В противном случае ВС России придется бороться уже с последствиями.
Наиболее реалистичным и эффективным шагом представляется воссоздание инфраструктуры для истребительно-бомбардировочной и оперативно-тактической авиации на территории Таджикистана. Сотрудничество между нашими странами в охране границ, пресечении наркотрафика не прерывалось. Несмотря на все разногласия, статус 201-й российской военной базы закреплен до 2042 года.
В Таджикистане действует наблюдательный комплекс СККП «Нурек» ВКС РФ. Россия, Таджикистан, Индия и КНР участвуют в крупных региональных инвестиционных проектах.
Проходит итоговое согласование договор о создании объединенной региональной системы ПВО РФ и Таджикистана, аналогичный соглашениям с Арменией и Казахстаном и расширяющий координацию работы в объединенной системе ПВО СНГ.
Но самое главное – Россия обеспечила ресурсами и вложила средства в модернизацию имеющей ВПП для работы оперативно-тактической авиации базы «Айни» в Гиссарском районе, «нависающем» над контролируемыми США территориями Афганистана.
Силы, размещенные в Гиссаре, станут для Соединенных Штатов непреодолимым барьером при любой попытке прорыва в регион южного Каспия.
При этом под угрозой ответного удара оказываются ВВС, инфраструктура логистики и управления операциями США, расположенные на авиабазе «Баграм».
Как аргумент для размещения сил ВКС РФ можно использовать угрозу исламского радикализма с территории Афганистана. На фоне абсурда, в который США превратили международную политику, создание системы противовоздушной обороны от угрозы «афганских талибов» выглядит не менее логично, чем антииранская система ПРО в восточной Польше.
Михаил Николаевский