После Ермака. Как стрельцы и казаки Сибирь завоёвывали
В массовом восприятии истории присоединения Сибири к России существует один довольно странный провал. Это период после смерти Ермака, но до последнего рывка землепроходцев к Тихому океану. Кажется, что сразу после Ермака и его товарищей на сцену выходят Семён Дежнёв и Ерофей Хабаров, выступая к холодным берегам. Между тем в этот "провал" вошли несколько десятилетий путешествий, строительства и маленьких, но жестоких войн.
В конце 1584 года, когда погиб Ермак и его товарищи покинули Сибирь, ничто не говорило о перспективах освоения русскими этого края. За Уралом наших соотечественников просто не было. Да, Ермак фактически развалил рыхлую империю Кучума, но внести хаос — ещё не значит присоединить территорию. Между тем заслуга Ермака в первую очередь состояла в том, что он сумел чётко показать: за Уралом лежит земля, стоящая своего завоевания.
Летом 1584 года Урал перевалил отряд из трёхсот стрельцов и казаков под началом воевод Василия Сукина и Ивана Мясного. Хотя фамилии покорителей Сибири звучат не слишком благозвучно, процесс, который можно назвать именно завоеванием, был начат ими.
Ермак не пытался закрепиться в Сибири, не строил постоянных укреплений, рассчитанных на долгие годы.
Сукин и Мясной же имели чёткое задание: создать форпост. Сопротивления они не встретили и заложили городок, на месте которого сейчас стоит Тюмень. Вскоре головой Данилой Чулковым был основан также и Тобольск.
Не следует думать, что Сибирь была пустынной. Русским — земледельцам — она действительно казалась почти не населённой. Однако, с точки зрения местных племён, это была плотно заселённая территория, на которой кипела своя политическая жизнь, шла жестокая борьба за ресурсы. Дело в том, что в Сибири слишком мало мест, где при технологиях XVI века можно было бы возделывать поля, так что Сибирь в описываемую эпоху — это край охотников и собирателей, отчасти скотоводов — с соответствующе низкой плотностью населения. Городки были редкостью и чаще всего заселялись лишь на время. Поэтому, кстати, укрепления русских почти всегда становились непреодолимыми: коренные народы просто не знали, как их штурмовать.
Сразу же по основании Тобольска Чулков управился с ближайшим ханом из Искера старым как мир приёмом — пригласил с приближёнными на пир и приказал схватить. Не следует, однако, думать о каком-то выдающемся коварстве. Дело в том, что вместе с ханом Сейдяком был захвачен Карача — персонаж, ранее заманивший на пир и перерезавший русский отряд сподвижников Ермака.
Сложно понять, как Чулкову удалось заманить на переговоры внутри своей крепости человека, который сам был известен предательским убийством русских казаков. Тем более, в отряде Чулкова имелись ветераны похода Ермака. Однако факт есть факт: "чулков пир" стал для Карачи последним. Сейдяк, что интересно, благополучно перешёл на русскую службу и сделал карьеру уже в качестве служилого в Москве.
Русские опирались на укреплённые городки и продвигались вперёд, главным образом по речным системам. Дисциплина и огнестрельное оружие давали им серьёзное преимущество, к тому же даже отряды по 300–500 человек по местным меркам выглядели мощными армиями. Ещё один козырь состоял в системности подхода: противника, решившего скрестить с бородатыми пришельцами сабли, преследовали до полного разгрома.
В это время за спиной землепроходцев уже росли бюрократические структуры для новых земель. Поначалу Сибирь собирались оставить за Посольским приказом, однако одно государство, с которым действительно имело смысл установить настоящие дипломатические отношения, удалось отыскать уже на излёте присоединения Сибири — это был Китай.
На месте Сибирью управлял Тобольский разряд. Тобольск стал своего рода столицей Сибири. Оттуда рассылались продовольствие, оружие, подкрепления, там же разрешались текущие вопросы управления краем.
Было ли шествие русских по Сибири мирным? Отнюдь. Почти всегда первые контакты сопровождались кровавыми схватками. Происходило это не из-за агрессивности пришельцев, вернее, не только из-за неё. Сами по себе условия жизни в Сибири вели к тому, что среди её грандиозных лесов и рек непрерывно шла борьба всех против всех. Первобытный тип хозяйства диктовал и первобытные отношения. Местные жители были воинственны и свирепы. Однако против дисциплинированных отрядов с пищалями у них не было шансов, а простецкие остроги и блокгаузы, в изобилии возводившиеся русскими, казались неприступными укреплениями.
Вся сибирская конкиста велась изумительно малым числом людей. В общей сложности от перехода Ермака за Урал до покорения Камчатки в экспедициях не приняло участия даже нескольких десятков тысяч человек. Зачастую территорию величиной с Испанию контролировал один острог, внутри которого сидело 50–100 служилых и промышленных людей. Города, в которых собиралась хотя бы тысяча человек одновременно, считались крупнейшими центрами.
Интересно, что огромную роль в сибирской конкисте сыграли татары, башкиры и поляки. Происхождение первых очевидно: падение Казани и Астрахани привело к появлению массы служилых татар. Вооружённая аристократия была не истреблена, а инкорпорирована в русское общество. Со второй половины XVI века татары вовсю воевали на стороне русских по всем границам Московского государства, и среди отличившихся в битвах с Крымской ордой, ливонцами, поляками мелькают характерные имена казанских служилых.
Не стала исключением и Сибирь. Появление же поляков объяснялось просто: изначально это были пленные. Казачья служба казалась многим неплохой альтернативой сидению в сыром погребе в ожидании выкупа, который могут и не прислать. Так что были нередки походы, в которых русская рать была представлена в большинстве своём людьми, учившими русский язык уже по необходимости. Например, закладывать Тару отправилась огромная по меркам места армия в 1437 человек, включая тысячу татар и башкир и 240 поляков.
В 1591 году новый отряд вышел на охоту за ханом Кучумом, ранее убившим Ермака. Тот пытался восстановить контроль над своим бывшим царством, паля лагеря принявших новую власть татар. Тщетно. Барабинская степь, в которой он пытался создать новый оплот, утеснялась острогами, откуда выходили всё новые и новые отряды. Вскоре внезапный налёт удался уже русским: кучумово кочевье было взято врасплох, а старый хан бежал с немногими людьми. Владения хана стягивали поясом острогов, из которых тянулись во все стороны разъезды казаков. Кучум метался, пытаясь уйти от погони, постепенно терял людей и в итоге был убит местными же племенами.
Перед русскими открылась громадная страна, полная пушнины. Именно пушной зверь стал основным предметом вожделения. Подобно тому, как старателей Калифорнии и Аляски манило золото, в Сибирь отправлялись за шкурками. Освоение Сибири шагало на двух ногах — усилиях государства и частной инициативе. Первыми на новые земли просачивались обычно ватаги промышленных людей (от слова "промысел").
В более жёстком для местных племён варианте первыми приходили отряды, обкладывавшие аборигенов ясаком — данью шкурами. В конечном счетё ясак взимался почти со всех народов Сибири. Часто в обеспечение лояльности брались аманаты — заложники. Уже после этого в Москве взвешивали соболей и присылали воеводе. Заброшенные на край света люди действовали на огромном расстоянии от родной Руси, так что и вольные люди участвовали в государственных предприятиях, коль скоро те сулили выгоду, и воеводы не чурались устраивать экспедиции по собственной инициативе.
При этом многие племена добровольно предпочитали сотрудничество: русские не только требовали дань, но и вовсю торговали. В результате, например, Томск возвели после челобитной местного татарского князя, который по этому случаю специально съездил в Москву. Вождь резонно полагал, что русских лучше иметь в качестве союзников и покровителей.
В этот момент колонизация распадается на два потока. Один уходит на север, по Оби. Дальше он двинется на восток, пока не упрётся в Чукотку. Другой поток промысловиков, казаков и государевых людей направляется на восток через южные лесостепи. Заведомо упрощая, северян интересовали в первую очередь соболя, южане сконцентрировались на занятии районов, пригодных для земледелия.
В 1593 году русский отряд сплавился по Иртышу и Оби и выстроил Берёзов и Обдорск. Куда тяжелее шло строительство Пелыма. Этот острог сначала горел, затем медленно восстанавливался. Одними из первых его насельников стали, кстати, семьи, сосланные из Углича после гибели царевича Дмитрия, положившей начало Смуте. В это время на входе в Обскую губу уже возводили Мангазею — пушную столицу крайнего севера. Её звёздный час оказался коротким, но ярким: в окрестностях Мангазеи гуляло рекордное количество соболей.
Служба в этих острогах была далеко не синекурой: вогулы и остяки постоянно беспокоили новые поселения набегами, а климат сам по себе, безо всякой войны, мог убить кого угодно. Обдорск, стоявший на границе с тундрой, постоянно оказывался в осаде местных самоедов, устраивавших налёты на оленьих упряжках.
Тем не менее отделение агнцев от козлищ шло быстро: русские постепенно громили племена, не желавшие признавать их власть, с помощью племён, видевших выгоду от тесного общения с пришельцами. Непримиримостью отличалась разве что Пегая орда, племенной союз селькупов в бассейне Оби.
Русские столкнулись с селькупами в конце XVI века, и для контроля территории тут же, как обычно, возвели острог — будущий Сургут. Как часто бывает, преимущества русским дали политические разногласия среди местного населения. Селькупы во главе с князем Воней конфликтовали с остяцким князем Бардаком. Если Воня был категорическим противником сношений с пришельцами, то Бардак стал верным союзником России. Благодаря борьбе Вони и Бардака русские получили сведения о сборе селькупов в поход и ударили на опережение. Восточнее Сургута схлестнулись армии по несколько сот человек. Документы не сохранили подробностей схватки, но, судя по прекращению упоминаний о Воне и появлению у русских пленных селькупов, представить, что произошло, нетрудно.
Для южного потока колонизации следующим шагом стало проникновение в лесостепи южной Сибири. Русские уделяли огромное внимание захвату всех районов, где можно было вести земледелие, и, не жалея сил, вытесняли оттуда кочевников, принуждая или уходить, или тоже оседать на землю. В январе 1599 года в Москве приняли семью хана Кучума, но разгром и гибель старого противника не означали прекращения конфликтов с кочевниками.
В лесостепи шла вялотекущая война всех со всеми, и Россия вступила в этот круговорот насилия в качестве крупнейшего участника. Это был не только результат целенаправленной экспансии, но и вынужденный шаг: местные калмыцкие племена сами пытались объясачить дружественных русским татар. Одновременно мутили воду потомки Кучума, пытавшиеся вернуть своё прежнее положение.
Однако набеги и мятежи развивались по одному и тому же сценарию: внезапный налёт, захват рабов и скота, затем контрудар до зубов вооружённых детей боярских, стрельцов и казаков, настигавший уходящих в степь, отягощённых добычей кочевников, — и так годами. Тем не менее граница постепенно отодвигалась на юг и восток. За мешаниной отписок о стычках, налётах и набегах легко было пропустить простой факт: практика утеснения степняков острогами работала.
К середине XVII века активность степняков против Томска и Тобольска серьёзно подломилась. Вообще, отметим, что за редкими исключениями сопротивление коренных народов продолжалось на протяжении не более чем одного поколения. После этого становилось ясно, что русские смертельно опасны как враги и исключительно полезны как друзья, и так, добрым словом и пищалью, очередной край размером с крупную европейскую страну замирялся.
К 1618 году русские завершили первый этап сибирской конкисты. Неким географическим ориентиром стал выход к Енисею. Здесь начинается новый этап освоения Сибири. Походы в Западную Сибирь были делом государственным, со многими сотнями, изредка даже тысячами участников. Характерно, что основная масса эпических фигур сибирской конкисты выходит на сцену уже на новом этапе. С одной стороны, впереди находились более холодные пространства, часто скованные вечной мерзлотой. Население становилось ещё более редким, чем к западу, часто племена вели более архаичный образ жизни. Походы дальше и дальше, к Тихому океану, совершались менее многочисленными отрядами, часто буквально в несколько десятков человек. И чем дальше, тем чаще это были уже не государственные экспедиции, а инициатива отдельных предприимчивых людей.
Дальнейшие походы в глубину Сибири и Дальнего Востока — это отдельная, уже несколько иная история.
Поход в Сибирь — одна из замечательных страниц русской истории. Малочисленные отряды с самыми примитивными орудиями в короткий срок сумели пройти огромные расстояния и сформировать Россию в том виде, в котором она существует теперь — государство размером с континент. Почти всегда сибирских первопроходцев вели на восток сугубо личные мотивы, конкретно — жажда свободы и наживы. Однако объективным результатом их усилий стала одна из крупнейших в мире держав. Чаще всего они не получали за свои мучения никакого вознаграждения: на каждого, кто ухитрялся приобрести какое-то состояние, сбывая пушнину, приходилось множество менее удачливых коллег, навеки оставлявших свои кости на берегах Оби или Енисея. Тем не менее плодами усилий людей того времени мы пользуемся до сих пор.