Дина Корзун — о своем моноспектакле

Почему у спектакля такое название?

Оно отражает суть происходящего на сцене. Всё имеет причину и следствие, даже в болезненно переживаемых ситуациях можно найти корень, где и как они зародились. Мой спектакль — шествие к такому начальному событию. Пока мы ищем виноватых вокруг себя, обстоятельства не изменятся, потому что качества, провоцирующие определенное отношение, заложены в природе человека. Мы проснемся только тогда, когда проанализируем свой путь и возьмем на себя ответственность за него. 

То есть в контексте постановки «сознание» — это ответственность за свою жизнь? 

Конечно. Человек сам выстраивает события вокруг себя. Это здорово, ведь мы можем в любой точке начать изменяться, конструировать жизнь иначе. Без внутренней трансформации это невозможно. 

В анонсе спектакля вы выражаете надежду, что ваша работа окажет терапевтический эффект на зрителя. Ощущали ли вы на себе изменяющую силу театра?

Искусство, литература, театр и кино — это мощная сила. Она может служить разрушительным оружием, внедрять в сознание тонкие яды, которые способны поколебать веру людей в себя. А может помогать человеку стать проще, благодарнее, научиться прощать, договариваться и сотрудничать. Эта сила делает нас сознательными и духовными людьми, отличает от животных, которые борются только за собственную выгоду. 

Хороший театр всегда был терапией. В правильном спектакле обязательно должен содержаться катарсис — внутреннее очищение либо через высмеивание недостатков, либо через ужас. Это терапия для души, люди за ней идут. Тем, кто не любит театр, видимо, хватает доверительного и искреннего общения в жизни или они его боятся и избегают. Так же и в литературе: читая Чехова, Толстого, Данте, Мопассана, мы плачем, содрогаемся — и это терапия. 

Почему для своего спектакля вы выбрали не уже существующий текст, а написали собственный? 

У меня не было тщеславного желания потягаться с драматургами. Если нужен идеальный театр и литературный текст — не надо идти на мой спектакль, он устроен иначе. «Как я пришла в сознание» — живой разговор автора со зрителями. Это сердечный мост, возможность поделиться опытом и помочь. Я не живу в иллюзорном мире, что всё хорошо. В момент, когда у вас взлет, радость и праздник, в другом месте кто-то умирает в тяжелых муках, кто-то плачет или брошен. В благотворительном фонде «Подари жизнь» я сталкивалась с тяжелейшими историями родителей, у которых болеют дети. Но в мире нет ничего постоянного, и обязательно наступит момент, когда всё образуется. Нужно просто пройти внутренний путь: отпустить, простить, жить, творить, делиться, помогать другим. Но нельзя говорить о благодарности за испытания, не поделившись реальной историей, — тебе не поверят. Поэтому я рассказала о своем пути.

Долго работали над замыслом? 

Лет десять назад я уже смутно понимала, что не обязана всегда произносить кем-то написанный текст и играть в классической драме. У меня было желание диалога, хотелось поделиться важным и настоящим. Но я актриса, а не сценарист, поэтому искала драматурга, который напишет мне монолог. Мы с мужем летали в Калининград к Жене Гришковцу, который в спектакле «Как я съел собаку» доверительно рассказывает о собственном опыте. Я хотела научиться такому способу взаимодействия в театре и просила Женю помочь с поиском формы. Но тогда из встречи ничего не вышло. Я о ней забыла и продолжила работать с предложениями других продюсеров и режиссеров. 

Тем не менее вскоре среди ваших работ появился первый моноспектакль?

Да, в 2016 году мы поставили благотворительный спектакль по сказке Оскара Уайльда «Звездный мальчик», где я исполняла все роли. Этот проект мы играли в театре Et Cetera в Москве, потом в Лондоне, ездили с ним по фестивалям. Будучи одна на сцене, я словами Оскара Уайльда рассказывала историю, которая проходила через мое сердце. Гордый герой считал себя лучше всех, совершил судьбоносную ошибку, превратился в чудовище и всю жизнь искал оскорбленную им мать — в этом сюжете я видела метафору человечества, обнаглевшего до такой степени, что, стремясь к наслаждению и потреблению, оно с презрением разрушает планету вокруг себя. Мне было важно показать героя-эгоиста, совершившего трансформацию. В «Звездного мальчика» я вкладывала свой подтекст, но мне хотелось говорить от своего лица. Весной 2020 года, когда случился ковид и нашу свободу ограничили, мне захотелось всех взбодрить и поддержать — тогда я приступила к написанию сценария. 

Получается, от замысла до реализации прошло 10 лет. Как трансформировалась за это время идея спектакля?

Поменялась не идея, а запрос времени. Раньше я всегда играла страдалиц, которые не видят выхода. Например, Катерину в «Грозе». У меня такие роли получались убедительными — все сочувствовали моим героиням. Но в 2012 году я репетировала «Человеческий голос» Жана Кокто и уже в процессе работы поняла, что не хочу делать еще один спектакль о смерти, отчаянии и безысходности, — и отказалась от проекта. Затем собрала друзей из актерской среды на воркшоп-лабораторию про актрису на пике, которая из-за внутреннего несогласия с ролью срывает большую премьеру. Мы хорошо поработали, а в конце режиссер попросил отдать ему наработки для спектакля про сумасшедшую артистку. Конечно, я отказалась, потому что эта героиня вовсе не сумасшедшая, просто она поднимала проблемы, которые на тот момент не были модными и не могли быть услышанными. Сейчас запросы публики изменились: миру хватит темноты и отчаяния, надо говорить о другом.

Как вы отбирали биографические эпизоды и работали над сценарием? 

По совету моей подруги, актрисы и продюсера Вероники Насальской, я наговорила на диктофон истории о событиях, переживаниях, испытаниях, которые нужно было пройти, чтобы обрести драгоценный опыт прощения, любви и взросления. Получилось 7,5 часов аудиозаписи, из которых мы сделали выжимку на 2,5 часа. Для моноспектакля это было многовато, поэтому я просила друзей прочитать расшифровку и дать обратную связь. Режиссер и продюсер Егор Воронин сократил текст до полутора часов, а сценарист Катя Перфирова помогла советом, как лучше раскрыть смыслы отрывков из детства, юности и взрослой жизни. Мой спектакль — единая история, плавно ведущая к программному заявлению в финале: «Жизнь, спасибо тебе за всё, что со мной было: за боль и за слезы, благодаря которым я стала проще и мудрее». 

Вы сразу решили говорить от своего лица или был замысел передать собственный опыт вымышленной героине? 

Сначала мы не хотели рассказывать, что это мой путь. Мне это казалось нескромным, были сомнения, стоит ли делиться своими испытаниями. Гораздо легче играть литературного персонажа — Нину Заречную или Анну Каренину. Совместно с профессиональным драматургом мы написали красивый сценарий о провинциальной певице, приехавшей в Москву, — но от него пришлось отказаться, театры его не брали. Пришел ковид, и подруга обратила мое внимание на то, что людям стал интересен личный опыт проживания этого испытания. Все резко начали интересоваться современниками. А у меня внутри уже горела свеча, мне хотелось поделиться светом. Новый сценарий основан на моей прямой речи.

Вы рассуждаете о Боге и высшем смысле, в спектакле рассказываете, как поездка в Непал изменила ваш взгляд на жизнь. Считаете ли вы себя религиозным человеком? 

Я считаю себя человеком духовным. Религия — это форма, как стакан, чашка или тарелка, а духовность — вода. Воду не пронесешь без сосуда, она должна в чем-то находиться. А правила, которые удерживают духовность, — это вселенские законы: не убей, даже словом и взглядом, не возьми чужого. Только это нас делает людьми.

Вашей премьерой «Практика» открылась после ремонта. Почему для своего авторского проекта вы выбрали именно этот театр? 

Меня связывает дружба с художественным руководителем «Практики» Мариной Брусникиной. Она и Дмитрий Брусникин были моими преподавателями в Школе-студии МХАТ. Дмитрий Владимирович ставил спектакль «Гроза», где я играла Катерину, а Марина Станиславовна была педагогом по сценической речи, учила меня говорить, ставила правильное произношение. Она очень близкий, дорогой и любимый учитель. Когда я прислала ей сценарий, она прочла, перезвонила и предложила ставить спектакль в «Практике». 

Вы играете на малой сцене, которая предполагает общение со зрителем с глазу на глаз. Насколько для вас это комфортно? Какие ограничения или возможности это дает? 

Зрители в «Практике» сидят так близко, будто они пришли ко мне в гости. Сначала меня беспокоило, вдруг им не понравится? Вдруг они ждали яркий и смешной спектакль, а то, что увидели, трогательно и больно? Но, когда мы отыграли первые показы на зрителя, я успокоилась. Все, кто приходит, чувствуют, что им предстоит работать вместе со мной. Я сразу беру их в свое поле, начинаю общение, и мы вместе проходим по истории к финалу, чтобы он сработал на раскрытие сердца. И я очень благодарна смелым зрителям, которые покупают билеты в первый ряд. 

Можете рассказать о взаимодействии с режиссером? Как вы с Глебом Черепановым распределили зоны ответственности? 

У нас спектакль не по Беккету, Брехту или Чехову, которых столько раз ставили, что режиссеру необходимо выразить собственную концепцию. В моем спектакле живая материя: нужно сказать жизни спасибо за испытания. У каждого свое понимание, как это можно сделать. Поэтому сценография, костюмы, свет, музыка, режиссерское решение и даже отбор историй, которые вошли в сценарий, — результат обсуждений всей команды.

Вы и автор, и сорежиссер, и актриса в моноспектакле. Как вам удавалось балансировать при такой многозадачности?

Было непросто, это первый подобный опыт. Но у меня было много помощников, которые поддерживали и указывали, что нужно доработать или заменить. Пользуясь случаем, скажу спасибо моему мужу Луи, который поверил в проект и спонсировал его из семейного бюджета, а также художникам-постановщикам Таше Крестовой и Симе Бескосной.

Но финальное решение было за вами?

Да. Хотя я со всеми обсуждала, советовалась. Как в теннисе: нужно отбить мячик, чтобы получился диалог. Так и я — делала подачу, получала фидбэк и думала, созвучен он мне или нет. Спектакль складывался интуитивно, в сотрудничестве и сотворчестве. 

На сцене постоянно присутствует и принимает активное участие в сюжете ваш муж, Луи Франк. Тем не менее проект позиционируется как моноспектакль, почему?

На репетициях у Луи было гораздо больше текста, но он не хотел выходить на сцену в качестве актера. Поэтому в сценарии оставили минимум его реплик, без которых мне не обойтись. Я была бы рада представить проект как совместную работу, но Луи настаивал, что это именно мой моноспектакль, а он просто помогает. Но он такой яркий, харизматичный и талантливый артист, что вполне можно говорить о нашем общем спектакле. Знакомые, приходившие на премьеру, говорили: «Дина, ты, конечно, хороша, но Луи создает 50% красоты и успеха» — меня это очень радует, и я с ними абсолютно согласна.

Вы изначально задумывали, что будете играть в диалоге с мужем? 

Нет, сначала это была моя прямая речь, но на последнем этапе редактуры сценария Егор Воронин раскидал весь текст на двоих. Луи возразил, что он столько не выучит, и почти все реплики вернулись ко мне. Но мы сохранили идею Егора, чтобы Луи активно выступал как музыкант. Получился моноспектакль-концерт. 

Спектакль «Как я пришла в сознание» мог бы выйти не в России? Был бы он понят за границей? 

Конечно. Если бы я выучила текст на другом языке и поработала над произношением, меня бы прекрасно поняли. То, что испытания и осознание ведут нас либо вниз, либо вверх, — общечеловеческая тема. Если над проектом работают неравнодушные люди, которые уважают партнеров, сердечно вкладываются и бескорыстно трудятся, это всегда живой процесс и общение не на уровне языка или нации, а на уровне сердца.

Ждать ли новые спектакли и фильмы с вашим участием?

Мне хочется сделать ироничный музыкальный спектакль-концерт о мытарствах иностранца в России, где главным героем будет мой муж. Такой мостик между Западом и Востоком. Кажется, это будет очень смешно. Ещё я хочу написать два сценария. Прототипом первого, «Телефонистки», будет Галя Чаликова — первый директор фонда «Подари жизнь». Она принимала звонки со всего мира и соединяла самых разных людей для решения проблем. Я бы вывела это в метафору, как человек пропускает через свое сердце любовь и добро, чтобы в реальной жизни случились чудеса. Второй сценарий будет называться «Бабушка и “Бентли”». Бабушка — собирательный образ несчастных людей пожилого возраста, осколков ушедшего Советского Союза. Эти люди были брошены, и им сейчас тяжело, они бредут по снегу в своем одиноком мире, пока мы сидим в удобных креслах в Консерватории. Я часто останавливаюсь и разговариваю с такими бабушками, собираю их истории. А «Бентли» — символ ценностей современного мира, где жизненным успехом считается красиво одеться, сесть в дорогую машину и счастливо умереть в ней. Мне кажется интересным соединить эти вселенные в одной истории, чтобы было и полезно, и трогательно, и красиво. Дай Бог, получится. 

Беседовала Анна Юсина