Юлия Рутберг: «„Бродячая собака“ — мой образ жизни и привязка к удивительному литературному месту»
С 6 по 8 июня в усадьбе «Вяземы» пройдет юбилейный литературный фестиваль «Проект: ПОЭТ». В числе гостей — народная артистка России Юлия Рутберг, которая выступит с авторской программой «Кабаре „Бродячая собака“». В интервью «Снобу» актриса рассказала о своей любви к Серебряному веку, о мистическом случае с Ахматовой и о том, почему для понимания поэзии нужно находиться на одном уровне с автором.
На фестивале «Проект: ПОЭТ» вы выступите с авторской программой «Кабаре ”Бродячая собака”». Те, кто разбирается в поэзии, вспомнят про заведение, где в свое время расцветал Серебряный век. Однако программа моноспектакля — это произведения разных эпох (например, там были и Варлам Шаламов, и Булат Окуджава). Как возникла идея соединить классику с авторами последующих поколений под таким названием?
Как вы сами сказали, читающие люди знают, что такое кабаре «Бродячая собака». Оно возникло на стыке времен, на разломе эпох, когда менялась жизнь России и всего земного шара. А по сути это был маленький подвальчик, где молодые люди — в числе которых Ахматова, Мандельштам, Белый, Брюсов, Маяковский, Есенин — навели порядок, поставили столы, стулья и стали читать друг другу стихи. Постепенно это место стало центром притяжения культурного, театрального и музыкального Петербурга. Удивительность и эксклюзивность «Бродячей собаки», на мой взгляд, заключается в том, что кафе существует и по сей день, и своего предназначения оно не изменило — там по-прежнему читают стихи, ставят спектакли. «Бродячая собака» — мой образ жизни и привязка к удивительному литературному месту, второго такого просто не существует. Это дань уважения. А в программу, действительно, входят не только поэты Серебряного века — я читаю и военные стихи, и детские, Пушкина и многих других.
В программе сказано, что вы будете выступать с частной коллекцией стихов. Что это значит?
Моя программа выросла из затеи канала «Культура». Много лет назад был такой формат «Послушайте», когда именитые актеры разных поколений читали своих любимых поэтов. Меня пригласили, и я стала думать, с чем могу выступить. Вспомнила стихи, которые сопровождали меня с малых лет, которые сформировали мой вкус и вообще привили любовь к поэзии. Среди них Вадим Левин, чьи стихи стали частью моего детства. Позже, уже в школе, открыла для себя Наума Коржавина. Это Леонид Мартынов, чьи замечательные стихи ныне незаслуженно забыты, Павел Антокольский, Игорь Северянин, это и поэты войны — Давид Самойлов, Николай Заболоцкий, Ольга Берггольц и Константин Симонов. Это Теофиль Готье. Также мое эссе о Пушкине, которое написала к его 200-летию. Помню, выступала с ним перед потомками поэта в усадьбе Хрущевых-Селезневых, просто феноменальный день в моей жизни. Только представьте, передо мной сидели 250 потомков Пушкина! Завершают программу Булат Окуджава и «шестидесятники», которые меня взрастили (это поколение почти исчезло, и мне важно о нем говорить).
«Кабаре ”Бродячая собака”» — еще и моноспектакль, с которым вы выступаете не первый год. Как вы выдерживаете такое многочасовое одиночество на сцене?
Моноспектакль — повышенная сложность, но в этом есть и большой драйв, так как артист находится один на один с публикой (хотя вместе со мной на сцене выступают музыканты). Для меня это всегда проверка на прочность, потому что никаких прошлых заслуг и успехов в искусстве не бывает. Каждый раз ты должен выходить и подтверждать опыт, и это может быть где угодно — как в маленькой комнате в музее забытых вещей, так и в полном концертном зале или бульваре. Артист должен всегда находиться в состоянии повышенного тренинга: если он не будет получать такие нагрузки и периодически ставить себя в экстремальные ситуации, он будет просто плыть по течению.
Вы как-то говорили: «Чтобы раскрыть человека, надо встать с ним вровень, а не дрожать в коленопреклоненной позе, как перед небожителем». А как такой подход помогает выполнить задачу?
Если ты стоишь в коленопреклоненной позе перед памятником, о каких взаимоотношениях может идти речь? Провидец, гений, «солнце русской поэзии»… как с этим можно взаимодействовать? Это же все неживое. А вот «Ай да Пушкин, ай да сукин сын» я понимаю. Когда мы вспоминаем его взаимоотношения с декабристами, с Царскосельским лицеем, его безумные похождения, несносный характер, он становится живым человеком. Когда ты относишься к поэту, как к живому человеку — я ни в коем случае не ставлю себя вровень — между тобой, землянином, и небожителем возникает радуга, вольтова дуга. Случается напряжение душ. Этому меня научила Марина Цветаева. Что она сделала в своем известном очерке о Пушкине? К фамилии гения она поставила притяжательное местоимение «мой». Когда ты можешь сказать «моя Ахматова», «мой Гумилев», «моя Гиппиус», вы уже в других взаимоотношениях. Так я выбираю тех, с кем у меня возникает то самое напряжение душ, а просто трястись перед памятником — не мое.
Как вы определяете временной период Серебряного века? До сих пор литературоведы спорят.
Мне кажется, что он начался в 1894 году, то есть с выходом сборника «Русские символисты» и нескольких других сборников, где под разными псевдонимами публиковался Валерий Брюсов. А конец — 1929 год, то есть появление обэриутов, последней литературной группы, которая наследует Серебряному веку.
Для меня всегда важным было «что», а не «когда». Ну какая разница, что мы скажем публике: 25-й год или 29-й? Что от этого изменится в их восприятии? Есть лектории, есть профессура, литературные институты, а я лишь позиционирую эмоциональную волну. Меня интересует форма и содержание, а даты и время из разряда «без пятнадцати семь 32-го мартобря» не интересуют.
Можно ли говорить о негативном влиянии литературы Серебряного века на общество, учитывая количество трагедий и конфликтов, связанных с судьбами авторов и общества в целом?
Серебряный век — это сплошные трагедии и драмы. А как они могли негативно повлиять, если у них была такая жизнь? Огромное количество обстоятельств: они не хотели этих драм, они не хотели, чтобы их расстреливали, сажали в тюрьму. Это трагедия того времени, в котором жила наша страна. Они влияют только с точки зрения высочайших художников и по сю пору. Только с точки зрения высочайших художников.
Но есть мнение, что Серебряный век тем самым уничтожил себя за 20 лет — мало кто из поэтов до 40 лет доживал. Если для страны этот путь был самоубийственным, то для культуры — единственно возможным. Согласны?
Что вы такое говорите? Это были люди высочайшей культуры, они не губили себя, погубили их! Они родились людьми свободы и блестательного образования. А потом ими стали управлять люди, которые читать не умели. Гумилев просвещал, учил писать стихи — у него были ученики, студенты. Маяковский преподавал «Окна РОСТА», Мейерхольд ставил спектакли, связанные с новой эстетикой. Они были новаторами, которые модернизировали, переделывали искусство. А Родченко? А Шостакович? Кто кого погубил?
Вспоминается рассказ Всеволода Гаршина Attalea princeps. В нем высокая бразильская пальма атталея, которая растет в оранжерее, мечтает оказаться под открытым небом. Все другие растения считают ее мечты глупостью. «Я умру или освобожусь», — говорит пальма. И она вырастает так, что прорывается сквозь крышу… но сразу погибает от сурового климата. Вам не кажется, что этот рассказ конца XIX века предсказал, по сути, весь Серебряный век?
В этом, действительно, есть аллюзия на Серебряный век. Тем не менее, эти люди не боялись расти и прорываться сквозь крышу. Понимаете, это были люди чести и слова, люди поступка. Они все внесли огромный вклад. Считаю, очень многие поэты второго–третьего эшелона Серебряного века могли бы стать сегодня обладателями премии «Букер» и вообще номинироваться на «Нобелевскую премию». Это такой уровень был!
Настолько яркое время, что второстепенные и третьестепенные авторы Серебряного века ждут своего изучения.
Ну почему же. Мы прекрасно знаем Давида Бурлюка, Василия Каменского, тех же обэриутов и других. Просто те люди, которые хотят быть образованными, они знают всех, а те, кто ничего не хотят, они и Пушкина забудут.
Вам очень близка Ахматова. Расскажите, как возникла идея программы 13-ти вопросов к ней?
Эта программа появилась в Фонтанном доме на дне рождения Анны Андреевны. Я приехала читать стихи в торжественной обстановке — было около трехсот слушателей. Помню, читала строки:
И вдруг: «мя-я-у». Поворачиваюсь и вижу огромного рыжего кота. Немного погодя он спрыгивает с поребрика, вразвалочку подходит ко мне и садится напротив. Отлично помню эти роскошные зеленые глаза, что смотрели на меня. Все замолчали в тот момент, а потом стали ему аплодировать. Он ещё раз сказал свое «мя-я-у» и дальше пошел по своим делам.
Анна Андреевна верила, что после смерти ее душа переселится в рыжего кота. Всю свою жизнь она кормила рыжих котов, обожала их, а они отвечали ей взаимностью. В тот момент, когда мы с котом посмотрели друг другу в глаза, возникло удивительное ощущение, что мы зацепились душами с Анной Андреевной. Потом поняла, ее творчество не имеет привязки к дате, и стала думать над форматом спектакля. Спросила себя: а что сегодня волнует в стихах Ахматовой, какими вопросами сама задаюсь, и какие ответы ищу в ее лирике. Так и зародилась идея.
С кем-то еще из поэтов Серебряного века были подобные истории?
Как-то мы делали огромную программу к юбилею Осипа Мандельштама. Стала изучать его биографию и вскоре оказалась в Воронеже. Мне выделили свободный день и потрясающего экскурсовода. С десяти утра до девяти вечера я ходила по городу по всем местам, где был поэт: лавочки, где он сидел, железнодорожный мост, откуда он смотрел на рельсы, ведущие в Москву, все дома, связанные с ним, и так далее. А дальше меня судьба занесла в Соликамск, где сплошные тюрьмы. Тогда я спросила экскурсовода, будет ли у нас еще что-то в программе, и она ответила, что в 120-ти км находится Чердынь — первое место, куда сослали Мандельштама, и где он в полубезумии выбросился из окна второго этажа местной больницы, а потом попал в Воронеж и чудом остался жив. В общем, и Чердынь была рядом со мной. Когда ты серьезно изучаешь биографию человека, его судьбу, тебе навстречу начинает откликаться пространство.
А с Цветаевой вас что-то связывает?
Цветаевой так крепко не занималась и, думаю, не буду. Не надо приближаться к Марине Ивановне. Слишком много горя, и это невыносимо. Вы видели ее последние фотографии, где она похожа на полоумную уборщицу общественного туалета? Можете ли после такого представить себе женщину с каре, которая восхищала всех и вся? Я очень много о ней читала, об Эфроне и Ариадне. Отдельно о Муре. Не хочу пускать в себя все это. Нужно быть очень осторожным. Даже с Ахматовой я на расстоянии вытянутой руки. Не в обнимку. Все, что связано с поэзией, — это тонкая материя. У человека есть интуиция, душа, сердце и предчувствие, и тут зависит от внутренней самоорганизации и психики.
Гумилев — один из тех, кому вы посвятили свое «Приношение», еще один формат спектаклей.
Его стихи, его крохотная жизнь, за которую он успел столько всего, преодоление всех своих недугов, его бесстрашие, его невероятная ненасытность жизни! Как можно было подобрать такие слова? Какие ритмы! Какие смыслы! Какие образы! Этот прекрасный мальчик, который уходил в пещеры и рисовал рыб!
Первое свое «Приношение» я посвятила Зинаиде Гиппиус. Ее все знают по каким-то эмансипированным проявлениям, но, если вы почитаете ее стихи, это просто фантастика.
Она всегда писала стихи, не отрывая руки, и не вставала до тех пор, пока не закончит. Такой единый порыв, как карандашные рисунки Матисса. Степень ее одухотворенности — это такое трагическое существо! Гиппиус умирала без своей страны, ее стихи в эмиграции — это сердце, которое истекает кровью. Такая любовь к русской культуре. Она все пропускала через себя. Немыслимая хулиганка!
Мне очень интересны люди, которые своим вкусом и выбором определяют многое вокруг.
У них у всех была жажда творить и вытворять, и мне с ними по пути! Они наполняют мою жизнь смыслом. Рахманинов — это отдельный человек. Что-то немыслимое! И мне обидно, что его завещание было нарушено: он похоронен в США, на кладбище Кенсико под Нью-Йорком, а ведь он хотел уехать на родину. Американцы его не выдают, хотя им совершенно наплевать — они даже не смогут показать, где его могила. Рахманинов — чрезвычайное событие в мировой культуре! По статистике, его музыка звучит каждые три секунды на земном шаре. И все пианисты мира, что бы они про нас ни говорили, не могут ненавидеть этого русского гения. Так же, как люди, которые играют Моцарта, не могут ненавидеть страну, в которой родился Моцарт. Потому что культура способна отодвигать ненависть.
Стихи многих ваших героев полны глубоких личных переживаний и откровений. Когда вы работаете над образом поэта, стараетесь ли вы почувствовать его внутреннюю жизнь или сохраняете дистанцию? Мне, например, всегда сложно отделить творчество и биографию автора. Читаю, скажем, ту же Цветаеву и сразу вспоминаю ее драму.
Каждое стихотворение обладает литературным, драматургическим контекстом, но еще и историческим. Если стихи написаны во время революции, это одни стихи, когда они написаны во время Гражданской войны, это другие стихи. «Реквием» Ахматовой написан в тот момент, когда ее сын был в тюрьме «Кресты», и как можно это не учитывать? Есть стихи, которые невозможно читать вне контекста. Если вас впечатляют стихи, это первый шаг к знакомству с автором. Талантливые поэты всегда заманивают на свою территорию. Если человек подключается, дальше он воспринимает стихотворение в 2D, 3D, 4D. Появляются объемы.
Главное, чтобы после моей программы люди взяли и почитали, ту же Ахматову, например.
Я хочу заманить их на территорию Анны Андреевны. А дальше — «произойдет» или «не произойдет». Я люблю давать людям шанс. Для этого и существует культура. В культурном обмене всегда есть «вдруг». Очень много молодежи на спектакле, и это прекрасно. Люди истосковались по хорошему русскому языку, по прекрасному слову, большим и немыслимым чувствам. С этими программами я обрела дополнительный смысл в профессии и жизни.
Беседовал: Александр Юдин