«Старинные дома овеяны мистикой», - Владимир Молоканов

Работы по реставрации исторических зданий Нижнего Новгорода зачастую преподносят самые неожиданные сюрпризы и находки. Специалистам нередко открываются уникальные фрагменты лепнины и живописи, таившиеся под наслоениями прошлых лет, а порой удается обнаружить настоящие клады. Бывали и случаи, когда реставраторам приходилось сталкиваться с необъяснимыми явлениями и мистикой. Каждый старинный дом Приволжской столицы хранит память о прошлом и свой неповторимый дух, который необходимо сохранить.

О самых интересных моментах работы реставратора и процессе восстановления нижегородских объектов культурного наследия ИА «В городе N» рассказал генеральный директор ЗАО «СМУ-77» Владимир Молоканов, который уже четверть века профессионально занимается тем, что дарит новую жизнь историческим зданиям.

Путь начался с метро

Владимир Анатольевич, с чего начался ваш путь в профессию? Чем вас привлекло искусство реставрации?

По своему первому образованию я горный инженер. Раньше строил метро. Работал над двумя станциями в Нижнем Новгороде — «Ждановской» и «Куйбышевской». Сейчас они называются «Парк Культуры» и «Бурнаковская». Потом начал заниматься общестроительными работами и реконструкцией. В 1990-е годы появились новые задачи и новые собственники зданий, приходилось перестраивать многие заводы. Тогда же я впервые столкнулся и с объектами культурного наследия. В конце 1990-х получил первую лицензию на работу с ними. Это дело меня сразу увлекло тем, что каждый памятник индивидуален. Старинные дома овеяны легендами и мистикой. Перед тем, как браться за объект, я изучаю его историю, как он строился, кто был его хозяином, какова его судьба. Заканчивал я Институт искусств и реставрации в Санкт-Петербурге, стал аттестованным производителем работ первой категории Министерства культуры РФ.

Какой объект культурного наследия для вас стал самым первым и чем он запомнился?

Это был Дом ветеранов на Малой Покровской, 8. Нам его дали в октябре, а закончить нужно было в сжатые сроки — к Новому году. Мы сделали тепляк — временное сооружение для производства работ в зимний период, везде стояли калориферы и градусники. Я волновался, что что-то может отключиться в мороз, мог встать среди ночи и поехать проверять. Один раз меня даже задержала милиция, когда я в темноте лазил там с фонариком. Словом, было очень много переживаний. Сам объект интересен декоративным фасадом. Для меня все было в новинку, я много читал, как делают лепнину. На объекте работали профессиональные штукатуры и лепщики, но для того, чтобы спросить с них, надо было самому хорошо понимать тему. Пройдя работу на этом объекте со всеми душевными волнениями, я понял, что это мое.

Передать замысел архитектора

Сколько всего старинных зданий вы вернули к жизни и какие из них стали знаковыми для вас?

Всего за эти годы мы отреставрировали 67 объектов. Одним из самых важных стал Арсенал. Этому зданию очень повезло. Мы делали его около пяти лет, и у нас была возможность найти баланс между его сохранением, эксплуатацией и приспособлением под современное использование. Обычно на каждом объекте спорят четыре человека. Это реставратор, знающий, что нужно сохранять; тот, кто потом будет эксплуатировать здание; современный архитектор, считающий необходимым приспособить его под сегодняшние нужды, и строитель, который все это реализует. В Арсенале у нас были ежедневные оперативки, порой спорили так, что потом неделю друг с другом не разговаривали. У каждого свои интересы и надо, чтобы они все были учтены. Еще один объект, которым я горжусь — Дом культуры в Чкаловске. Там была полная реконструкция. Запомнился и Дом Сироткина на Верхневолжской набережной, где располагается Художественный музей. Я считаю, что нам удалось передать дух молодых архитекторов Весниных, которые задумали все это. Реставратор должен сделать так, чтобы было видно то, что создал автор, передать его замысел. Если на объекте после реставрации мы будем говорить: «Это сделал я, это мои придумки», значит, качества нет. Мы должны суметь сохранить и восстановить дух задумки архитектора. Если это удалось, значит, работа сделана правильно.

Попадались такие объекты, которые приходилось восстанавливать практически с нуля?

Например, в Арсенале оставалось практически только четыре стены. Дом Сироткина не эксплуатировался более десяти лет, там были гнилые полы и неработающее отопление. Еще один многострадальный объект — корпус № 7 в Кремле, известный как казарма гарнизонного батальона. Военные и все, кто мог, его перестраивали, остались только стены. В ДК имени Чкалова тоже внутри все меняли. Словом, таких объектов было достаточно. Если говорить о руинированных зданиях, которые уже утрачены, как бы мы ни старались, все равно что-то придется делать из новых материалов, и сам дух объекта будет другим. Это уже крайняя мера реставрации, и решение принимается на уровне Минкульта РФ. В нашей работе должны сохраняться четыре основные позиции: среда, где находится объект; архитектурный облик — как внешний, так и внутренний; материалы, подлежащие охране и технологии, то есть, лепнина должна делаться руками, а не выходить из-под заводских станков. Тогда памятник получается живым.

То есть, современные материалы не используются вообще? А как поступаете в случаях, если те, что были сто и более лет назад, сейчас не найти?

Что касается лепнины, то гипс как был, так и остался. Конечно, формы сейчас снимаются по-другому. Меняться может подход и внутренние материалы. Например, когда мы работали в Художественном музее, закупали известь и гасили ее сами. Выдерживали ее, и только после этого штукатурили стены по старинной технологии. А известь под живопись может гаситься от пяти до 15 лет. Под Владимиром, где люди профессионально занимаются реставрацией в церквях, есть яма, куда ее заранее закладывают. Именно эта известь идет как подложка под живопись. Да, есть и современные материалы, но они постепенно входят в реставрацию, их апробируют, подтверждают сертификатами.

От лепнины до кладов

Недавно в НГХМ обнаружили уникальные фрагменты лепнины, долгие годы скрытые под фальшпотолком. Какие еще интересные находки попадались в процессе реставрации?

Да, в НГХМ на первом этаже мы убирали перегородки, которые поставили в советское время, и подвесные потолки. Демонтируя их, мы и нашли лепнину. Сейчас мы ее воссоздали и отреставрировали. Теперь, благодаря декору, видно, каким раньше был этот зал. Продолжать не стали, так как это уже был бы новодел, а сохранившаяся часть истории очень хорошо здесь показана. Также в процессе работы до кирпича освободилась одна из стен. Мы увидели, сколько было перекладок, что тоже решили показать и оставить ее открытой.

В доме Сироткина одной из важных находок стала живопись на потолке в одном из малых залов. Когда реставраторы проводили аккуратную расчистку, увидели что-то голубое. Стали работать дальше и обнаружили живопись. Скорее всего, потолок расписывал один из братьев Весниных. Там изображена птица в облаках. Таким образом, зал приобрел необычную живопись, которая ранее была закрашена.

А клады попадались?

При реставрации Арсенала нашли кубышку, в которой лежали 300 серебряных монет времен Ивана Грозного. Там два года работали археологи. Нашли исторический слой и остатки деревянного кремля. Очень много было бытовых предметов — бусы, глиняные черепки. Также под Арсеналом обнаружилось захоронение — около 40 могил. Рядом раньше находилась церковь, при которой был погост. Останки увезли и перезахоронили. Много находок было и за кремлевской стеной, где раньше жила беднота, в основном это предметы обихода. Также обнаружили каменное долото, сделанное примерно за тысячу лет до нашей эры.

Какова дальнейшая судьба этих находок?

Как правило, они попадают в музеи. То, что они не принимают, осталось у нас. В офисе мы создали свой мини-музей. Там у нас собралась большая коллекция кирпичей и плиток с клеймами мастеров, старые гвозди.

Призраки исторических зданий

Вы упомянули мистику. Действительно ли приходилось сталкиваться в работе с необъяснимыми явлениями?

Да, были такие случаи. В свое время я боялся браться за реставрацию  Нижегородского острога. Все-таки это тюрьма, страдания. Рассказывали, что по ночам там слышался звон цепей, на полу находили следы, двери сами открывались. Но потом в итоге взялся за него. Там была тюремная церковь, где люди получали смирение, а под ней находился карцер. То есть, с одной стороны, человек получал наказание в этом «каменном мешке», а с другой — слышал церковное пение. После того, как начали ее восстанавливать, работа пошла легче. А когда реставрировали старинную усадьбу на улице Ильинской, сотрудники утверждали, что там водятся привидения. Есть предание, что в здании живет дух прежней хозяйки, который ходит по ночам. Охранники отказывались там дальше работать. Поэтому я всегда начинаю с изучения истории объектов, которые предстоит реставрировать. Не все, что хочет собственник, можно реализовать. Иногда я даже отказываюсь от работы с некоторыми зданиями.

С какими объектами вам интереснее работать — дореволюционными или советскими?

Каждый объект уникален, неповторим и по-своему интересен. Одинаковых быть не может. Даже если они идентичны, более чем в 50% есть отличия — по их состоянию, внутреннему убранству, цели. Мне нравится давать новую жизнь зданиям, чтобы сохранить их облик и историчность, и, в то же время, приспособить под современное использование. Они должны жить. Не все объекты могут быть музеями, где их реально сохранить их в том виде, в каком они были задуманы. Часть зданий, как, например, Арсенал, надо не только возродить, но и придать им новые функции. Для меня это самая интересная задача. Она не зависит от эпох. Чем старше объект, тем сложнее его наделять новыми функциями. Советские здания тоже интересны. Я работал над реставрацией фасадов Дома связи, авиационного техникума на улице Костина, ФСБ на Малой Покровской. У таких объектов своя стилистика, там немного другие технологии.

Сколько сейчас человек работает в «СМУ-77» над воссозданием объектов культурного наследия?

В штате у нас 40 сотрудников, а также 48 основных реставраторов. Это аттестованные специалисты — реставраторы по металлу, дереву, кирпичной кладке, лепщики. На сезонные работы привлекаем субподрядчиков или бригады — до 300 человек.

С 800-летия все только начинается

Какие объекты сейчас в работе и каков процент их готовности?

— Сейчас работы ведутся в НГХМ в кремле, они находятся в стадии завершения. Готовность составляет более 90%. Продолжаются работы в центре культуры «Рекорд». Закончить их планируется к 1 августа.

Еще один большой объект — фасад ННГАСУ на улице Ильинской. Скоро выходим на дом Обрядчикова, где находится музыкальный колледж. Там тоже будем делать фасад. Кроме того, мы осуществляем авторский надзор во дворце творчества имени Чкалова и на фабрике «Маяк». Также ведем проектные работы по реставрации Дворца труда. В этом году должны пройти все экспертизы, после чего будет объявлен конкурс по выбору подрядчика. На реставрацию выделяются федеральные средства. Работы начнутся со следующего года.

Еще одно здание — дом Белянинова — реставрируем в Арзамасе. Стараемся не брать слишком много объектов. Все они непростые и ответственные, а времени очень мало. Привлечь новых специалистов не всегда есть возможность, а свои все загружены. Стараемся браться за те объекты, которые сами проектировали. Сейчас работы идут в графике, даже с небольшим запасом, все успеем сдать в срок, ведется постоянный контроль. Задача очень серьезная, мы понимаем свою ответственность и не можем подвести, поэтому и объектов берем немного.

У вас уже есть планы на будущее помимо реставрации Дворца труда?

Конечно, уже есть наработки. Очень много домов предстоит отреставрировать. Сейчас также работаем с Фондом капремонта Нижегородской области. Есть объекты культурного наследия, которые являются многоквартирными домами, где живут люди. Уже идет подготовка к работам на 2022 год, ведем переговоры, обсуждения, высказываем свое мнение. Например, сейчас делаем проект реставрации Арзамасского музыкального колледжа. Объект достаточно большой. В Нижнем Новгороде будет восстановлено около 60 исторических домов в разных районах. Программа рассчитана на ближайшие три года. В настоящее время выполняются проектные работы, проводятся конкурсы. Но сейчас самое главное — встретить 800-летие Нижнего Новгорода.

Как оцениваете в целом нынешнее состояние объектов культурного наследия в Нижнем Новгороде? Что изменилось за последние годы?

Те изменения в плане сохранения объектов культурного наследия, которые произошли в последние два года, я оцениваю очень положительно. Сейчас в Нижнем Новгороде восстанавливается около 80 памятников. До этого в год реставрировалось 5 — 6 объектов, а в настоящее время — в десять раз больше. Мне нравится и то, что дух их сохранения поддерживают и жители, и администрация, и СМИ. Я надеюсь, что после юбилея Нижнего Новгорода работа не закончится. Мы встали на этот путь и уверенно идем по нему. 800-летие — это точка подведения промежуточных итогов и составления планов на будущее. То внимание, которое сейчас руководство области уделяет объектам культурного наследия, после юбилея не пропадет, и мы будем двигаться дальше. Я верю, что в нашей профессии наступит подъем. Сейчас идет положительная динамика в плане сохранения нашей истории, нашего города. И в год 800-летия все только начинается.