Рецензия на фильм Кирилла Серебренникова "Петровы в гриппе" по роману Алексея Сальникова
9 сентября в прокате стартуют "Петровы в гриппе" Кирилла Серебренникова — экранизация бестселлера Алексея Сальникова о нескольких днях болезненной жизни семьи из простуженного Екатеринбурга нулевых. Главные роли в картине исполнили Семен Серзин и Чулпан Хаматова, также в ленте снялись Юрий Колокольников, Александр Ильин, Тимофей Трибунцев и музыканты Иван Дорн и Хаски. Кинокритик "Газеты.Ru" Павел Воронков рассказывает, в чем экранизация уступает книге — и чем способна очаровать.
Екатеринбург, нулевые, канун Нового года, город традиционно гриппует. В числе болеющих — 28-летний автослесарь и комиксист-любитель Петров (Семен Серзин, режиссер "Человека из Подольска"), его жена-библиотекарша Петрова (Чулпан Хаматова), их восьмилетний сын Петров-младший (Владислав Семилетков). Под воздействием вируса угрюмая реальность перемешивается с психоделическими галлюцинациями, библейские сюжеты — с нуарным триллером и семейной драмой, а древнегреческая мифология вдруг обретает новый дом посреди свердловских руин.
"Петровы в гриппе и вокруг него" Алексея Сальникова — если не главное событие в русскоязычной литературе 2010-х, то по меньшей мере самое обсуждаемое: как отмечает теперь сам автор, "многие люди знакомы с текстом, или знакомы с людьми, которым знаком текст". Вероятно, такой же обсуждаемой станет и экранизация Кирилла Серебренникова — по крайней мере в рамках этого года и по крайней мере в рамках тусовки интеллектуалов из фейсбука (там как раз недавно грозились, что в предстоящий уикенд "народ, скорее всего, двинет" на "Петровых"; ну так вот, не двинет).
Это сложный фильм по сложной книге — не в смысле какой-то особой глубокомысленности и многозначительности, хотя и это тоже, а в смысле, что не до конца ясно, как к нему относиться, поскольку не вполне ясно, как трактовать. Во многом "Петровы" — совершенно блестящая работа: та же премия Высшей технической комиссии, которую оператору Владиславу Опельянцу вручили в Каннах, вопросов никаких не вызывает, до той даже степени, что вызывало бы ее отсутствие. По-советски прекрасны артисты второго и третьего планов: Александр Ильин в роли философствующего спьяну профессора; Тимофей Трибунцев сразу в семи крошечных ипостасях; как-то роскошно загримированный Юрий Колокольников, притворяющийся соседом-трикстером Артюхиным Игорем Дмитриевичем; Иван Дорн, изображающий заносчивого писателя, которому необходимо свести счеты с жизнью; по-своему прекрасна главред "Сеанса" Любовь Аркус в роли скулящей в трубку матери. Отдельно очаровывают разбросанные детальки вроде надписей "Мы все равны. Нулю" и "Исус Расия Водка".
Вместе с тем прямо-таки великой картины из "Петровых" не складывается (тут, понятное дело, надо выступить в любимом жанре "книга лучше"). Там, где Сальниковская проза почти что гениально фиксировала неочевидное гриппозное марево, рифмуя его с чем-то сродни магическому реализму, фильм норовит распасться на плесень и на липовый мед, то есть на тщательно выверенные мизансцены и нарочито литературные диалоги. Это как бы выдавливает зрителя из экранного измерения и напоминает ему, что все не взаправду, что вот он экран, тогда как сама история (если ее можно так назвать) вроде бы предполагает совершенно противоположный гипнотический эффект.
"Петровы" Серебренникова не то чтобы шиты нитками какого-то определенного цвета, но шов так или иначе виднеется, а еще смущают некоторые редакторские, так скажем, решения. Из фильма, например, вырезали то, что по-хорошему трогать было не надо: под нож, помимо прочего, попала чудесная сцена с Варварой Шмыковой, без которой о картине теперь как-то грустно размышлять. А то, что стоило бы убрать, решили оставить: в один момент кажется, что сюда из соображений как бы безотходного производства вклеили кусок, не попавший в предыдущее "Лето", — утомительный черно-белый флешбек из 70-х со Снегурочкой, квартирником и грандиозным парадом пенисов (Кирилл Семенович выжал поразительное количество эротики из одного небольшого предложения, заключенного в скобки).
Последнее подводит нас к проблемным местам уже самой книги, которая временами ошпаривает гомофобией и сексизмом (дискуссионный, впрочем, вопрос — опять же, как трактовать). И если с гомофобией Серебренников разделывается достаточно решительно, переводя ее в разряд кэмпа, то ситуацию с сексизмом режиссер чуть ли не усугубляет: та же Снегурочка, она же Марина, в романе описана с явным сочувствием и уважением, но внутри фильма героиня Юлии Пересильд словно осуждается (разве что про "пониженную социальную ответственность" вслух не говорят), а Хаматова изображает свою Петрову даже большей сволочью, чем было в тексте, хотя казалось бы. Их обеих роднит некоторая отталкивающая холодность, даже по уральским меркам, возможно, резковатая, при этом мужчины, как и у Сальникова, предстают вроде как трогательно-бестолковыми, что совсем уж бессовестно, поскольку в сущности ничем они не лучше (как минимум).
Такая же операция (и это самое удручающее) проделывается с местной хтонью. В романе она, конечно, в ассортименте, мягко говоря, однако там ее почти все время иронично и душевно поглаживают и ласкают, что создает парадоксально-нежную атмосферу, праздник все-таки на носу. Экранизация же, особенно под конец, когда включается стыдноватый бенефис рэпера Хаски, главного певца бескрайних панелек, ударяется в малоприятный хтонькор — с издевательским огоньком, не без этого, но явно и с мрачным удовольствием тоже, это юмор, но юмор висельный. Тут в принципе Серебренникова можно понять. Лента снималась в гнусный период, когда режиссера и других фигурантов дела "Седьмой студии" уже выпустили из-под домашнего ареста под подписку о невыезде, но приговор еще не огласили, и все эти события, надо думать, в картине тем или иным образом отпечатались, плюс еще как-то к месту пришлись буддистские воззрения о сансарическом круговороте и сопутствующих страданиях. В этом смысле не удивляет резкая перемена тональности после теплого и трогательного "Лета" о цоевском Ленинграде 80-х: страна, в которой Серебренников родился, не предполагала особой свободы, однако жила все же не без надежды на светлое будущее, а вот страна, которая пришла ей на смену, лично Серебренникову свободы предоставила еще меньше, ну и с надеждой дела пока обстоят довольно туманно.
Хорошо это или плохо — трудно понять, как трудно понять, хорош или плох этот фильм. Одно его свойство, впрочем, определить все-таки можно: он совершенно точно еще какое-то время остается пожить в голове, что-то там себе бродит, мутирует и брыкается температурой. Как и подобает, наверное, любому уважающему себя вирусу — да хоть того же гриппа.