Дом, в котором: Владимир Бирюков об удручающем состоянии кукольного театра в Пензе

У этого Дома еще одно удивительное, ничем не объяснимое свойство — видеть его дано не каждому

Дом видят дети, чьи души открыты всему красивому и доброму. Его видят взрослые, которые хотя бы немного остались детьми. Его не замечают и проходят мимо те, кто перестал верить в чудеса, кто строит жизнь исходя исключительно из рациональной выгоды и давно уже не смотрит ночью на звезды.

Иногда мне кажется, что они делают это, потому что боятся. Боятся, что зайдут в Дом и он снимет с них все наносное, ненужное. И тогда — как с королем в «Обыкновенном чуде»: «Дочка, дочка, со мной происходит что-то ужасное — доброе что-то. Такой страх!» Даже не верится, что и такие люди когда-то были детьми. И, возможно, родители приводили их в этот Дом и он рассказывал им свои дивные истории. 

Сегодня он рассказывает их другим детям. Правда, истории эти все чаще получаются немного грустными, хотя и с неизменно хорошим финалом. Ведь дети лучше нас, взрослых, а значит, безусловно заслуживают чуда. И когда-нибудь оно обязательно случится. Наверное.



О сегодняшней жизни Пензенского театра «Кукольный дом» после премьеры спектакля «Серая Шейка» мы поговорили с его художественным руководителем заслуженным деятелем искусств РФ, лауреатом Российской национальной премии «Золотая маска» Владимиром Ивановичем Бирюковым.

Лица стерты, краски тусклы

— Театр кукол появился в Пензе в мае 1943 года, в разгар Великой Отечественной войны. Многие ждали, что подарком к 80-летнему юбилею станет давно обещанное новое здание.

— В обозримом будущем этого точно не случится. И даже земля, которую сначала отводили под строительство нового театра, уже не наша. Людям, которые отвечают здесь за культуру, наш театр не интересен. Это касается не только здания. Прошло почти полтора года, как назначен новый министр культуры, но он еще ни разу не встретился ни со мной, ни с коллективом.



Наш директор, конечно, ходит в министерство, где решаются какие-то глобальные проблемы, но до ежедневной жизни театра, его людей, проблем творчества, кроме нас самих, никому нет дела.

На юбилей, о котором ты вспомнил, не выделено ни копейки. Скинемся, купим торт, позовем на чай пензенских друзей, журналистов. Вот все, что мы можем себе позволить.

— В 1991 году переселение театра из аварийного помещения в здание бывшего райкома КПСС было жестом во многом символичным: забрали у партии — отдали детскому театру. О полной неприспособленности этого помещения под театральные нужды никто не думал. Надстройка у нас традиционно бежит впереди базиса. Мне кажется, за эти 32 года театр, как ни старался, не смог полностью оживить это пространство. Вечером идешь по коридору — ощущение, что вот сейчас встретится призрак коммунизма в образе какого-нибудь инструктора райкома. Или я все-таки ошибаюсь?

— Не ошибаешься... И это лишь часть проблемы. Я считаю, что театр деградирует в целом, несмотря на то что мы продолжаем выпускать новые спектакли, периодически побеждаем на разных фестивалях, включая международные, прославляя и наш регион, и страну.

Но при всем этом театр не имеет возможности для развития. У нас в цехах сейчас уже никого нет. У нас давние сложности с творческим составом. Кого и чем мы можем сюда заманить? Только тех, кому не повезло оказаться в этом городе в силу каких-то обстоятельств.

Но люди все взрослые, они видят, что происходит, поэтому кто-то уже нашел другую работу, кто-то ее ищет. Те, кто постарше, просто доживают свои профессиональные годы, стараясь делать это, не роняя актерской планки. В итоге театр кукол в Пензе сойдет на нет. 



Я могу в этой связи процитировать Михаила Ефимовича Швыдкого, бывшего министра культуры РФ. Он, будучи в Пензе, пришел в наш театр и, посмотрев на условия, в которых мы работаем, изрек: «Хуже только в Чечне!» С тех пор прошло 20 лет. Мы знаем, как все изменилось в Чеченской Республике. А у нас все по-прежнему. Такого удручающего состояния театра в плане технических возможностей, комфорта, уровня зарплат нет больше ни в одном областном центре страны. 

И мы верим простодушно

— При этом мало где еще можно найти театр кукол с такой известностью в профессиональной среде, количеством побед на самых престижных национальных и международных театральных форумах.

— Ну и что? Да, я в свое время наивно полагал, что если мы станем крутым театром, профессионально успешным, то на нас здесь обратят внимание. Но чиновники рассудили по-своему: если они и так крутые, то зачем им вообще помогать?

А у меня другой вопрос: если мы такие хорошие, то почему такие бедные?! И когда об этом спрашивают наши актеры, я не знаю, что им отвечать! Главный аргумент, почему не решаются проблемы театра, всегда один — нет денег! Только на самом деле не денег нет, а сердца! Потому что в итоге это наплевательское отношение не к театру, а к собственным детям.

Ты правильно заметил, даже в разгар той страшной войны возможность открыть театр кукол нашли. Себе отказывали во всем, но детям пытались дать. А сейчас почему-то по-другому.


 
У нас в стране за последние годы были построены новые здания театров кукол или капитально отремонтированы старые в более чем 30 областных городах, в том числе сопоставимых с Пензой. Значит, дело все-таки не в деньгах, а в конкретном городе?

И когда появилось это понимание, окончательно ушли и вера, и надежда на перемены к лучшему.

— Я понимаю, что все это не может не накладывать отпечатка на мироощущение театра в целом. Последняя премьера «Кукольного дома» — «Серая Шейка» по мотивам Мамина-Сибиряка, — если присмотреться, история не самая веселая.

— По сути своей она очень драматичная. Остаться в одиночестве в этом жестком, смертельно опасном мире — событие очень неприятное. Именно такой момент театр сейчас переживает.

И слава Богу, если у человека есть друг, который появится в самую тяжелую минуту и спасет тебя. В этом спектакле, как и в других, мы говорим о вещах, которые должны закладываться в сознание ребенка с детства. В данном случае это важность семьи, которая обеспечивает ощущение счастья, душевный комфорт, полноценную жизнь. Это друг, который может быть какой угодно — рыжий, косой, рябой, — но в нужный момент не спасует и придет на помощь.



У нас есть настоящие друзья, которых мы любим, ценим, но они не обладают полномочиями, чтобы изменить ситуацию. Мы можем погрустить вместе, но не можем изменить происходящего.

— Тем не менее неоднозначный, на мой взгляд, финал сказки Мамина-Сибиряка вы делаете не просто счастливым, а, я бы сказал, нерационально счастливым и откровенно чудесным. 

— В жизни часто приходится надеяться на чудо, которое произойдет либо с помощью друга, либо с помощью нашего терпения. По большому счету у Серой Шейки один шанс на спасение, одна надежда — дожить до времени, когда зима кончится. В этом самая главная надежда для нас всех. Любая зима рано или поздно кончится, и снова придет весна.

Чей вид внушает страх? 

— «Аленушкины сказки» Мамина-Сибиряка были адресованы его маленькой дочери. Вы раньше тоже проверяли свои спектакли на собственных детях. Сейчас, когда они выросли, стало сложнее ориентироваться в детском мире?

— Конечно, современных детей я уже не настолько хорошо знаю. Иногда даже в каком-то смысле боюсь. Когда начинали ставить «Серую Шейку», я понимал, что нельзя играть с этой историей в поддавки. Она драматична, и, конечно, лиса должна представлять реальную угрозу, а не быть милой лисонькой из мультика. Поэтому куклу делали достаточно страшной, в моем понимании.



На деле же произошел совсем иной эффект. На сдаче спектакля в зале был шестилетний мальчик, и он совершенно спокойно пережил появление этой страшной, как мне казалось, лисы. А вот когда родители Серой Шейки улетели, оставив ее одну, ребенка, что называется, разорвало от эмоций. Для него не кукла лисы стала шоком, а то, что родители могут таким вот образом поступить.

Я поделился своим удивлением по этому поводу с актерами, и они мне показали какую-то синюю каляку-маляку, объяснив, что дети сейчас поголовно ей увлечены (популярный среди детей персонаж одной из хоррор-игр Хагги Вагги. – Авт.). Тут уж у меня был шок! Рядом с этим наша лиса просто верх красоты и изящества! Бывают и монстры гениально сделанные, но вот этот синий ужас — откровенная бездарность и пошлость. Но с этим наши дети играют, и к этому спокойно относятся их родители.

— В принципе, не удивительно. Сегодняшние родители — люди, выросшие в агрессивной среде тех самых 1990-х, когда взрослым часто было не до детей и уж тем более не до посвящения их в мир искусства. Давайте вспомним, на чем они росли и что тогда транслировалось с экранов телевизоров. Удивляет скорее другое: то, что они по-прежнему ведут детей в театр. Сохранившаяся на каком-то генном уровне тяга к прекрасному?

— Это, на мой взгляд, сохранившаяся, к счастью, советская модель, когда детей в обязательном порядке водили в театр. Слава Богу, что руководство школ этому не препятствует. Был ведь период, когда пытались запрещать школьникам посещать театр в будние дни. Я тогда, наоборот, пытался добиться создания понятной системы, позволяющей организованное посещение театра детьми. Системы, конечно, никто не выстроил, но спасибо хотя бы на спонтанном уровне такое вот организованное посещение театра осталось. 

Кукол снимут с нитки длинной

— Что бы ни происходило в жизни, как бы ни было тяжело театру, ваши спектакли всегда о том, что надо быть честным и добрым, и у них обязательно счастливый финал. Зачем мы учим ребенка тому, что в жизни чаще всего не случается?

— А что будет, если все мы прекратим рассказывать детям о добре, потому что с нами как-то не так поступают? Если перестанем говорить с ними о добром и вечном, потому что с нами самими что-то там не произошло и со своим счастьем мы разминулись?

Ощущение правильного восприятия мира, человеческих ценностей возникает именно в детстве и больше нигде. И далеко не всегда это идет от родителей. Бывают и другие «проводники» в мир. Меня, например, в первую очередь воспитывали книги. Я просто был сдвинут на чтении, мог не обедать, отказываться от мороженого, чтобы накопить на книгу. 



Помню: за пять рублей купил «Детей капитана Гранта», она была дорогой еще и потому, что в нагрузку продавали «Арифметику для третьего класса» на молдавском языке. Это сколько мне надо было не обедать, чтобы такую дорогую по тем временам покупку себе позволить?!

А начиналась любовь к чтению и формирование мировосприятия со сказок. Для ребенка это очень важно. Да, может быть, дети не в состоянии еще анализировать. Но они эмоционально проживают историю, которую мы им рассказываем, и что-то важное в душе у них остается.
 
Меня на премьерных спектак­лях «Серой Шейки» удивляет тишина в зале. Мне казалось, что дети сегодня сильно заточены на ерничанье, развлекаловку, на что-то смешное и потому нашу историю не воспримут. Но нет, она их цепляет! Вот тебе и добро происходит! И чем это не чудо?

— Хороший спектакль — это миг соприкосновения с красивыми куклами, замечательной музыкой — настоящим искусством. Потом ребенок вернется в тот мир, где телевизор, TikTok, Хагги Вагги, и этот прекрасный миг просто растворится. Какой тогда в нем смысл?

— А разве в жизни по-другому происходит? Самые яркие наши впечатления — это короткая вспышка среди окружающей обыденности, потому и запоминается нам на всю жизнь.

У меня нет рецепта спасения от современного мира. Мы делаем то, что можем, и в этом своем отношении к жизни мы, конечно, уже динозавры. Ну так куда деваться?

Я не преувеличиваю роль теат­ра. Но если есть возможность глотнуть свежего воздуха хотя бы на миг, надо этим пользоваться. Только пусть возможность все-таки будет.



И власть должна обеспечивать и создавать условия, чтобы мест, где есть такой чистый воздух, становилось больше и они были доступны, комфортны, современны, а не убоги.

Ты пройди еще раз по зданию. Здесь же бедность кричит отовсюду! Приходя сюда, трудно воспринимать театр и то, о чем он говорит, как современность. И вечные ценности, о которых мы говорим, на фоне этой бедности кому-то, конечно, могут казаться пережитком.

— Вы говорили о том, что уходят люди. Но у них все-таки есть выбор. А куда уходят куклы из снятых с проката спектаклей? Зачарованный вепрь, Золушка, Мартынко… Ведь их дом, их мир, они здесь. Им некуда идти.

— Здесь нет пространства, которое необходимо для правильного хранения кукол. Что ты хочешь, если у нас скоро декорации уже в фойе будут лежать?! Конечно, кукол мы не выбрасываем, но они лежат в комнате, отведенной под хранилище, что называется, навалом. А по правилам должны находиться в специальных кофрах, чтобы не выгорали и не пылились. Кукол время от времени надо перекладывать, обрабатывать. Но для них, как и для людей этого театра, достойного места здесь нет.

«На нейтральной территории между двумя мирами — зубцов и пустырей — стоит Дом. Его называют Серым.
…Серый Дом не любят. Никто не скажет об этом вслух, но жители Расчески предпочли бы не иметь его рядом. Они предпочли бы, чтобы его не было вообще.

Мариам Петросян «Дом, в котором...».