Лариса Голубкина: «Я - кошка, которая гуляет сама по себе!»
Когда речь заходит о Ларисе Голубкиной, на ум сразу приходит «Гусарская баллада» - фильм, который дал ей все: имя, славу, любовь зрителей и армию поклонников. Но мало кто знает, что на самом деле звездная роль корнета Азарова в этой феерической комедии в каком-то смысле перечеркнула многие ее мечты.
Накануне своего юбилея актриса откровенно рассказала о несбывшемся, о том, как ощущала себя в роли секс-символа, и в чем виновата перед своим мужем Андреем Мироновым.
- Лариса Ивановна, вы уже спланировали, как будете отмечать свою красивую дату?
- А я не считаю, что женщина должна вспоминать свои года. И тем более отмечать.
- Вы же знаете: напомнят.
- У меня философский взгляд на все это. С одной стороны, можно так устроить юбилей, как некоторые устраивают, чтобы тебе принесли подарки. И эти подарки должны быть значительные: кто квартирку подарит, кто машинку. Может, даже орденов дадут... Вот тебе юбилей! Я на это не способна. А корячиться на сцене, чтобы еще раз услышать «О! Молодец-то какая! Сколько ей лет, а она проскакала три метра, спела три песни!», не хочется. Я тихо, скромно соберу самых близких в хорошем ресторане. И на уши этот ресторан поставлю! (Смеется.)
Я ОЧЕНЬ ПОЗДНЯЯ ПТАШКА!
- А помните, какая вы были в детстве?
- Какая? Сколько себя помню, я была сама по себе. Упрямая, даже можно сказать, упертая - вся в отца. С трех лет я пела. На бис исполняла весь репертуар Клавдии Ивановны Шульженко и все военные песни. И уже тогда понимала, что во мне что-то есть особенное, потому что взрослые, чтобы послушать, как я пою, были готовы терпеть мои капризы.
Сначала папа на войне был, а когда вернулся, мы уехали в Германию. Но в гарнизоне, где он служил, не было школы, поэтому меня отправили домой, и все старшие классы я жила в Москве самостоятельно.
- Вас отпустили одну?
- В том-то и дело. А знаете, что самое поразительное? Казалось бы, меня одну оставили, но никакие глупости мне даже не приходили в голову. В девятом классе я поступила в дирижерско-хоровое училище, позже стала ходить на лекции на биологический факультет МГУ. Меня не тянуло на гульбу... То есть, видимо, что-то они заложили в меня вот так крепко. Ни шагу назад, ни вправо, ни влево. Расстрел! Причем я сама понимала, что мне не нужно. Приведу такой факт. Когда родители вернулись в Москву, я уже снялась в «Гусарской балладе», толпы поклонников ходили за мной по пятам. Но мне говорили: «Подумаешь, актриса! В десять вечера - домой как штык». И я старалась - как штык. Помню, у нас на восьмом этаже было большое окно в коридоре, и мама меня там поджидала. Иду и думаю: «Боже! 15 минут одиннадцатого, а она уже стоит, ждет». Время другое совсем было!
- Ваш папа был кадровый военный, мама - закройщица. В родителях была творческая жилка?
- Думаю, да. Мама шила чудесно, я ее даже потом называла «Юдашкин в юбке». Папа был шикарный - обаятельный, артистичный. Тетки в него влюблялись... Он играл на инструмэнтах, пел под гитару, классно делал степ, и все ему давалось очень легко, как бы между прочим. Поэтому когда я вдруг вякнула, что хочу быть артисткой, папина реакция была абсолютно негативной.
- Но почему? Разве родители не видели, что у вас музыкальные способности?
- Ну и что! Это, как они считали, само собой. Красивые ноги, хорошая фигура, стать, музыкальность должны быть у человека - вот так отец считал. Но это не должно быть возведено в ранг профессии. Поэтому я три раза в неделю исправно ходила на биофак на Моховой, «заметая следы». Это тактический ход был для родителей.
- Как вы решились поступать в театральный?
- Да случайность! Я же в художественной самодеятельности в школе никогда не участвовала, меня она раздражала. (С иронией.) Я была выше этого! И при этом сама очень была нерешительная. А получилось так. В 10-м классе я шла на бал выпускной, и пожилая соседка, бывшая актриса, меня спросила: «Кем ты хочешь стать?» Рассказала, что хожу на биофак. «Да какой биофак! - воскликнула она. - Иди в театральный. Гарантирую, что тебя возьмут!» И я послушалась.
ПОСЛЕ ВОСЬМОГО ДУБЛЯ - НА НОСИЛКАХ
- На главную роль в «Гусарскую балладу» пробовались Немоляева, Гурченко, Фрейндлих... Как вы думаете, почему Эльдар Рязанов выбрал вас?
- Недавно умерла жена Юрия Никулина - она у нас играла в массовке. Но почему-то долгие годы она всем рассказывала, что именно она должна была играть Шурочку Азарову. Ну очень многим хотелось ее сыграть, понимаете? Хотите, я скажу, как было? Многим хотелось, а я согласилась там играть, потому что поняла: это моя роль.
- ?!
- Во-первых, я была девица и весила 49 кг. Грудь была первого размера. А это очень много значило для образа. Они же все тетеньки были, а на экране это все видно. Во-вторых, я пела. В-третьих, темперамент у меня неуемный был, энергия... Аж брызги летели! Еще я неплохо умела стихи читать, а там же все в стихах. Сама скакала на лошади и практически все каскадерские трюки делала сама. С настоящей двух с половиной килограммовой саблей образца 1829 года наперевес бросалась в «драку»...
- Если не секрет, большой гонорар получили за картину?
- 45 тысяч рублей. На эти деньги в те годы можно было купить машину. Я заставила маму с папой еще добавить, и мы купили дачку с хорошим участком.
«А ТЫ И ТАК В ШОКОЛАДЕ!»
- На музыкальном отделении ГИТИСа вашим педагогом была легендарная Мария Петровна Максакова. Правда, что она видела вас оперной певицей?
- Да, у меня даже сохранилось ее рукописное пожелание «не зарывать в землю свой талант». И спустя столько лет я понимаю: конечно, большая глупость, что я не стала делать оперную карьеру. У меня было меццо-сопрано, красивый тембр (он и сейчас неплохой, кстати говоря). Можете себе представить - на экзамене я пела «Аиду»?! Но... не учитывалось одно важное обстоятельство: я стала очень известной практически мгновенно. За первые полгода картину посмотрело 49 миллионов человек. И отныне я должна была соответствовать этой известности каждый шаг. Если пою, то уж должна переплюнуть «Гусарскую балладу». А для этого мне надо было копытом рыть землю, делать репертуар...
- Что же помешало?
- Неуверенность в себе. Я наивно думала, что приду в драматический театр с красивым голосом и как драматическая артистка буду петь там на сцене. А когда пришла в Театр Советской армии, во мне никто не был заинтересован - ни режиссеры, ни актеры. «Подумаешь, пришла звезда какая! Сейчас прямо мы для нее будем музыкальные спектакли ставить». Меня взяли на роль Шурочки Азаровой в спектакль «Давным-давно» и только через пять лет возобновили эту постановку. А пять лет я болталась без дела. Ну кто это мог предвидеть?!
- Почему вы не стали делать карьеру в кино?
- Как только я стала известна, стали ко мне придираться: не так встала, не так села, не так спела, не так сказала. «Не будем ее снимать - она и так уже популярная». У меня были сплошные концерты, да? Людям увеличивают ставку, а мне нет. Спрашиваю: почему? «А ты и так в шоколаде!» Понимаете? Актерская профессия требует неуемного тщеславия, фанатического желания первенства. И чем дальше, тем больше. А у меня никогда не было таких амбиций.
- То есть вы не из тех, кто дерется за роли, пробивает, ставит условия...
- Я - кошка, которая гуляет сама по себе. Вот такой... самородок-самодурок. (Смеется.) Надо было с кем-то специально дружить, мелькать, ходить по «Мосфильму»... Нет!
СЕКС-СИМВОЛ ДЛЯ ДЕВУШЕК
- Вы сказали, что в театре вам не обрадовались. Завидовали?
- Зависть, наверное, присутствовала, но я никогда не обращала внимания, как ко мне относятся. Был случай в 1974 году, когда я опоздала на дневной спектакль. Он начался с опозданием на 8-10 минут. Меня судили. Собрался весь худсовет, старейшины театра... Боже мой! Что они мне говорили, как они на меня покатили бочку. Я стояла, слушала, слушала. Когда все закончили, воскликнула: «Какое счастье, что я проспала! Я теперь знаю, как вы действительно ко мне относитесь!»
- То есть на самом деле они...
- Ненавидели меня. Я всегда как прыщ на носу у них была. Пусть я снималась нечасто, но с 1963 года ездила со своими фильмами по два-три раза в год куда-нибудь за границу - на фестивали, на Неделю советского фильма. И это раздражало людей безумно. Мне всячески ставили подножки, какие-то приглашения, которые приходили на мое имя, прятали в стол. Первые годы я еще говорила, что куда-то поехала, а потом просто уже молчала. Даже если мне удавалось на сэкономленные суточные иногда купить там красивую пару обуви или красивую сумку, я в театр не надевала привезенные новые вещи. Мне не нравились бегающие глаза завистливые. «Ишь какая! Все время ездит то во Францию, то в Америку. Вон я в Мытищи реже езжу, чем она!» «Лариса Ивановна!» - меня в Кишиневе ловил в аэропорту начальник театра, чтобы я не ехала в Париж. «А что происходит? Вы же сами год оформляли эту поездку!» - «Я боюсь Нину Сазонову». Начальник театра боится актрису!
Я ВСЕ ВРЕМЯ ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ВИНОВАТОЙ
- Лариса Ивановна, как вы относитесь к тому, что с каждым годом имя Андрея Миронова все больше обрастает легендами? В том числе амурными...
- Знаете... Андрюши нет уже 27 лет. За эти годы написано огромное количество воспоминаний его жен, вдов и просто «его женщин». Конечно, противно, что сочиняют о нем истории, фантазируют, придумывают то, чего и близко не было. Но неужели вы думаете, что кто-то из нас может сказать истинную правду?! Ведь никто не скажет.
- Даже вы?
- В каком-то смысле и я, наверное, в их числе. Потому что все эти годы журналисты расспрашивают, расспрашивают, задают одни и те же вопросы. «Каким он был?», «А правда ли то, правда ли это...», «Почему вы больше не вышли замуж?» А я уже давно стараюсь не отвечать на них. Понимаете, всем хотелось бы, чтобы наши отношения были похожи на сказку. Мол, жили-были принц и принцесса, потом он ушел из жизни, и она тоскует по нему все эти годы. Но это же все неестественно и цинично. Конечно, страшно, что люди уходят из жизни... Но у нас были совершенно иные отношения. Наша с Андрюшей жизнь протекала интересно, весело, полно. Мы прожили вместе 13 лет. С тех пор прошло времени в два раза больше, чем я с ним прожила. Я рассказала все, что считала нужным. Вот честно - добавить нечего. Да и не надо.
- В прошлом году театр поставил для вас бенефисный спектакль «Ма-Мурэ». А чем наполнена ваша жизнь помимо театра?
- Я любопытна, активна - меня много чего интересует. Один-два раза в месяц обязательно куда-нибудь езжу с концертами. Например, недавно прилетела из Мурманска, у меня там был вечер старинного романса. И отдыхать стараюсь, кстати, тоже активно - езжу в Баварию или Швейцарию и хожу там в горах, но не на лыжах, а пешком, ножками, в день по нескольку километров. И так - 15 лет.
- Для поддержания формы?
- Не только... Хождение вообще идеально подходит для моего темперамента, мировоззрения. В этот момент столько появляется свежих мыслей, всяких планов театральных. Конечно, ничего из них толком не осуществилось. Но фантазия-то живая! Ну и конечно, дает мне силы. Во всяком случае, никогда не пойду по улице ссутулившись - всегда расправлю плечи.
- С вашими амбициями все ясно. Но что движет сегодня Ларисой Голубкиной? Может, любовь?
- Любовь всегда присутствует в жизни женщины. Особенно когда есть дочь, внуки. А еще есть чувство вины, я все время чувствую себя виноватой.
- Виноватой в чем и перед кем?
- Когда ты дочь, ты виновата перед родителями, что им чего-то недодала. Потом ты жена, и опять виновата - на этот раз перед мужем. (Смеется.) Сейчас уже - перед дочерью, перед внуками. Недокормила, не обласкала до конца. Да, наверное, здорово, когда бабушка кормит завтраком, обедом, следит за ними. Но в моей жизни такого нет, поэтому чувство вины постоянно сидит в моей голове. Самое удивительное, что чем сильнее это чувство, тем больше у меня любви появляется, которую никто не видит, не слышит... Нет, я не оправдываюсь, не дай бог, а с другой стороны, ну хорошо, брось тогда все. Не выходи на сцену! Тем более что тебя никто не просит...
- Любовь еще ассоциируется с мужчинами...
- Нет, у меня нету мужчин никаких. Ну и хорошо! А почему обязательно надо, чтобы кто-то был?! Ко мне в дом не ходят мужчины. Недавно был ремонт, приходили что-то там прикрутить, привинтить... Это позиция. Возьмите Марлен Дитрих - знаменитая кинозвезда, толпы поклонников... До какого-то определенного возраста она еще хорохорилась, а потом вдруг р-раз и поняла: хватит. Закрыла наглухо двери и ни с кем не встречалась. Даже если кто-то в дом заходил, что-то приносил, разговаривала только по домашней рации и никому не показывалась. Я думаю, что в этом есть резон.
Андрей Колобаев, источник