О проникновении мистики в реальность
Одну Иванову муж не поздравил с годовщиной знакомства.
Сама виновата, не напомнила, но всё равно обидно.
Иванова кротко высказала накопившиеся претензии, начиная с мужниного склероза и завершая капающим краном в ванной, довольно длинный список.
Однако вместо того чтобы приползти на коленях и со слезами раскаяния вымаливать прощение, этот бесчувственный, напрочь лишённый эмпатии носорог набычился, засопел и хлопнул дверью.
Завёл себе бабу, подумала Иванова, и не поздравил, и кран опять-таки, точно завёл охочую до чужих мужей профурсетку, не до кранов теперь.
Посидела, поплакала, а потом решила, раз так, пусть живёт как знает, видеть его не могу, изменщика и паразита.
Взяла машину и отправилась на дачу.
Раненое сердце лучше всего лечится тяжёлым физическим трудом.
Но добравшись до места, решила, ну их в задницу, эти помидоры, пусть профурсетка их закатывает, чтоб им обоим помидорами подавиться.
Устроилась на диванчике, включила телевизор, пыталась вникнуть в проблемы каких-то жутких маньяков, но не смогла, так что ещё раз всплакнула над рухнувшей жизнью и уснула.
А потом её разбудил подозрительный скрип.
К Ивановой одновременно пришло несколько мыслей.
№1 – мыши.
№2 – мыши не скрипят!
№3 – а кто тогда?!
Посветила телефоном из комнаты в кухоньку и с ужасом увидела, как медленно-медленно приподнимается крышка ведущего в подвал люка.
Иванова сорвалась с диванчика, чуть не загремела, запутавшись в одеяле, и с размаху плюхнулась на крышку, припечатав её своими шестидесятью килограммами.
Внизу затихло, а потом зашипело.
Вот прожил человек тридцать лет материалистом, а тут выясняется, что подземные измерения мало то, что существуют, так ещё и обитаемы.
Материализм улетучивается мгновенно.
Ивановой чудилось, там, внизу, что-то крайне недружелюбное свивается в тугие кольца.
Вспомнились давешние маньяки, ангелы кудрявые по сравнению с тем, что могло шебуршиться в подвале.
Бежать? Куда?!
Звонить? Телефон выронила в процессе броска на крышку.
Сидеть ждать, пока То-Что-Внизу наберётся сил и ломанётся на волю?
И тут снизу осторожно постучали, и сиплый голос жалобно сказал, хозяйка, имей совесть, выпусти, я ж ничего не брал, одни огурчики открыл, всё, никакого тебе урону, выпусти! я больше ни-ни! ни ногой!
Сперва Иванова хотела убить.
Но взяла себя в руки.
Местный алкаш жмурился от света, ногой шаркал, говорил, ты, хозяйка, окна не закрываешь, в соблазн вводишь, в милицию не звони, я возмещу, огурцов наношу, на десять банок хватит!
На пороге обернулся и сказал, не хрустит огурец, огурцу хрустеть положено, а твой, хозяйка, вялый какой-то, квёлый, разве ж это огурец?!
Иванова пожалела, что не убила.
А через полчаса приехал муж.
Сказал, Маруся, я в магазин за новым смесителем ходил, поставил, думал, ты в спальне, глянул – нету, всех подруг твоих обзвонил, чуть с ума не сошёл, хорошо сообразил, ты на дачу могла рвануть, Марусь, не сердись, забыл, ну прости.
И ты меня прости, сказала Иванова, я тоже забыла, сама не знаю, чего завелась, давай ложиться, второй час, только поставь тяжёлое что-нибудь на подвальный люк, ладно? на всякий случай, вдруг мышь какая полезет, Иванов, ты меня ещё любишь?
Что значит – ещё? я тебя всегда люблю, сказал муж, спи, Маруся, спи.
(с)drevo_z