Страшно / любимый человек: 21 декабря – 140 лет со дня рождения Сталина

Любые предисловия об этом персонаже кажутся излишними, а поэтому сразу переходим к оценкам, которые высказали нашему агентству некоторые из иркутских экспертов, отвечая на вопросы «Кем для вас является Иосиф Сталин? Насколько его историческое наследие актуально сегодня? Почему мы до сих пор говорим о Сталине так много и часто?»  

Павел Новиков, профессор, заведующий кафедрой истории и философии ИрНИТУ, доктор исторических наук:

– Сталин определял и олицетворял режим с 1924 по 1953 год, когда страна пережила достаточно драматичную трансформацию. В целом он был прямым наследником Ленина, и еще в 1917 году они откровенно объявили о том, что насилие будет главным инструментом социального переустройства. И предприняли в чистом виде эксперимент, пытаясь с помощью насилия создать что-то выдающееся, опережающее другие системы. Но результат, на мой взгляд, вполне закономерен, то есть Сталин сменился Хрущевым, Горбачевым, которые его наследие не продолжили. Однозначного ответа, почему это произошло, нет, но рабочая гипотеза выглядит таким образом: если вы выхолащиваете дискуссию и проигравший в любом споре погибает, то дискуссия приобретает декоративный характер. Тогда побеждают самые приспособившиеся, которые лучше других маскируют свою мнимую веру в идею, а на самом деле они в нее не верят.

Мое личное отношение такое. Та система и тот режим, который олицетворял Сталин, привели к тому, что двое из четырех моих прадедов были расстреляны. И аналогичная  человеческая плата есть в любой российской семье. Государство потребовало от них жизни их родных, желая использовать страх как некий механизм управления обществом. Ведь когда государство отказывается от материальных стимулов, оно должно предложить альтернативы – человек должен биться за урожай, за общественное благо в военное время. Эта военная риторика распространяется и на невоенные годы, становясь непрерывной.

Я далек от каких-то личных обвинений. Мне кажется, что Сталин скорее не инициировал эти репрессии, как таковые, в большинстве случаев, а просто не мешал им. То есть система их прогнозировала, структурировала, а он вмешивался только в тех случаях, когда считал необходимым. А во всем остальном Сталин, безусловно, менялся и страна менялась. Одно из удивительных свойств этой системы в том, что она имела возможность менять свой курс на 180 градусов. Два символичных момента – возвращение старых погон и термина «офицер» в 1943 году, в разгар войны. При том, что для большевиков не было более ненавистного понятия, чем термин «офицер», в годы Гражданской войны.

Столь же удивительными были повороты национальной политики, когда в конце 1920-х годов всерьез обсуждалась идея перевода русского языка на латиницу, введение каких-то искусственных языков вроде эсперанто и так далее. И наоборот, когда перед войной и особенно в войну страна снова встала на национальные рельсы. Эти удивительные метаморфозы – и сильная, и слабая сторона советского режима вообще, и сталинского режима в частности.

Они были рядом со Сталиным до конца его жизни: в первом ряду за вождем – Никита Хрущев, Георгий Маленков, Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов; Иосиф Сталин и Лазарь Каганович; правее Сталина – Климент Ворошилов, Анастас Микоян, Вячеслав Молотов

Сергей Шмидт, доцент кафедры мировой истории и международных отношений ИГУ, кандидат исторических наук:  

– Это один из тех вопросов, в отношении которых я лично предвзят. Это объясняется простейшими обстоятельствами: мои родители, и отец, и мама, – дети репрессированных. Отец родился в семье ссыльных русских немцев из Поволжья. Дед – Илья Лазаревич Блюм – был арестован в 38-м  году по известной 58-й статье и получил срок, который отбывал на Колыме. Но этот тот самый случай, когда ему повезло, поскольку он попал еще перед войной под первую бериевскую амнистию. В партии восстановился только уже после смерти Сталина.

Мои родители, мои бабушки и дедушки никогда не скрывали своего отношения к сталинизму и сталинской эпохе. Конечно, это все воспринималось в такой советской интерпретации, что это личная паранойя Сталина, что это грандиозные ошибки. Но я вырос в той среде, где личная ответственность Сталина никогда не отрицалась, а скорее даже подчеркивалась. С раннего детства я слышал от мамы историю, что, когда умер Сталин и все вокруг плакали, она обратила внимание, что ее мама, моя бабушка, не плачет. Бабушка сказала: «Он много людей уничтожил».

Если отвлечься от личных обстоятельств, то как историк и просто гражданин я много думал об этом периоде нашей истории. И, на мой взгляд, это классический случай, когда внешние, грандиозные достижения государства приобретаются за счет жертв, оправданность которых, мягко говоря, неочевидна. Ну а для меня очевидно, что эти жертвы нельзя оправдать.  Это соотношение жертв и достижений является чуть ли не главным проблемным нервом русской истории.

Антисталинизм – это, по сути, единственное мое устойчивое политическое убеждение, которому я не изменю. Но я вполне разделяю точку зрения, которая встречается у сталинистов, что достижения Петра I покупались не меньшими, если не большими жертвами, чем достижения сталинского СССР. Достижение невероятной мощи государства при унижении и, я бы даже сказал, разорении собственного народа. Я уж не упоминаю об уничтожении значительной части этого народа.

Будучи человеком довольно консервативным, я полагаю, что исторический прогресс – это увеличение свобод, безопасности жизни и материального достатка. Если мы берем эпоху сталинизма, то практически по всем трем пунктам мы видим минусы – свободы сократились, личная безопасность не увеличилась, а уменьшилась. Что касается материального достатка, то все-таки значительная часть населения страны, особенно сельская, стала жить хуже. По крайней мере, приходилось это слышать от выходцев из деревень.

Поэтому при вот такой интерпретации прогресса я не считаю сталинизм прогрессивной вехой в истории нашей страны. Но я понимаю устройство сознания тех, для кого мощь и величие государства являются императивом, ведь период между 1945-м и 1960-ми годами в этом смысле – это вершина отечественной истории. Такого уровня внешнеполитического влияния наша страна не имела никогда. Она действительно была сверхдержавой и в военном, и в идеологическом смысле. Раз так, то для тех, для кого государственная мощь является абсолютным императивом, Сталин неизбежно оказывается героем № 1. Но, поскольку у меня другие мировоззренческие основания, я эту точку зрения не принимаю. 

Самое главное – нельзя забывать, и я всегда разделял эту мысль, что главное наследство сталинизма – это страх, неуверенность в себе, апатия, личное нежелание высовываться. И это то, что передается из поколения в поколение, и я вижу это и в современной России. Сталинистская риторика – были жертвы, но были и достижения; были миллионы погибших, но была Великая Победа; был культ, но была и личность. Но я ни разу не слышал ни одного внятного ответа на вопрос, что хорошего дал и дает нашей стране этот страх, который передается чуть ли не генетически.

Для многих людей Сталин – символ социальной справедливости, как таковой. Сталинистам больше нравится тот момент, что начальство при Сталине было запугано не меньше, чем подчиненные. Скажем откровенно, видимо, больше, чем подчиненные. А значит, продвигаться по иерархической лестнице было просто небезопасно. Учитывая, что мы живем в обществе, мягко говоря, далеком от справедливости, надо понимать, что этот миф о Сталине подпитывает и современная реальность.

Алексей Петров, соавтор проекта «Прогулки по старому Иркутску», координатор иркутского клуба молодых ученых «Альянс», кандидат политических наук: 

– Для меня Сталин – страшное зло, которое он принес нашей стране. Поэтому все его заслуги в промышленности, военной доблести меркнут в сравнении с тем, как он относился к человеку. Для меня все-таки жизнь человека намного важнее, чем жизнь производства, уж простите. Поэтому как только я в 1980-е годы, будучи школьником, стал читать газеты и книги, во мне не было ни капли сомнений в том мнении, которое я сформировал о Сталине.

С точки зрения изучения его наследия к этому вопросу нужно возвращаться по одной простой причине – чтобы понимать сущность этого человека. Когда читаешь тексты Сталина, изданные к его 70-летию, и прочие, между строк там написано намного больше, чем он пишет. Мысли о добром и вечном, которые между строк видятся совсем по-другому. Когда я вел курс «Тоталитаризм» у студентов, я им всегда зачитывал юношеские стихи Сталина и спрашивал: «Чьи это стишки?»  Потом мы говорили о политическом режиме, который он создал, событиях 1930–1940-х годов, и это срывало крышу не меньше, чем фильмы Юрия Дудя. Пропаганда не имеет ничего общего с реальным положением дел в конкретном городе или регионе и в стране в целом.

21 декабря, когда все «прогрессивное» человечество будет об этом говорить, мы увидим, что сейчас общество пытается с помощью государственных институтов и государственной машины обелить имя Сталина. Потому что его рейтинг стал расти, и это на самом деле очень страшно. Так жизнь становится все более и более «коричневой», потому что мы сами пытаемся сказать, что ради богатства страны можно уничтожить человека. Тогда возникает вопрос: «Зачем нужна страна, если в ней нет человека, нет личности?»

Обсуждать Сталина мы будем потому, что у нас половина страны, люди наиболее электорально активные, застали Иосифа Виссарионовича, жили в его времена либо их родители тогда жили. Государство очень активно рассказывает о том, какие были Великие Победы, Великие Стройки, Великое Государственное управление, Великая Коллективизация, национализация, но никогда нигде нет человека. Возникает вопрос: «Ради чего все это было?» Чтобы помочь социалистическому блоку или противостоять НАТО? Там нет нас, людей, потому что мы лишние на этом празднике жизни. 

Их убили по приказу Сталина: Лев Троцкий, Лев Каменев, Иосиф Сталин на похоронах Дзержинского; Иосиф Сталин, Алексей Рыков, Лев Каменев, Григорий Зиновьев; с Николаем Бухариным

Юрий Пронин, главный редактор газеты «Байкальские вести», кандидат исторических наук:

– Сталин в максимальной степени воплощает, символизирует одну из двух сторон отечественной истории. Это варварская модернизация, это технический рывок вперед на основе мобилизационной, абсолютно директивной экономики. Это крайне расточительное, не считаясь с потерями, экстенсивное развитие. Это, наконец, приоритет государства перед личностью, низведение каждого человека до винтика государственной машины, а всех людей – до расходного материала грандиозных проектов.

Именно в сталинскую эпоху мы с огромными жертвами преодолевали трудности, которые сами же во многом и создавали. Обратной стороной стали новые перекосы в обществе, его регресс, архаизация, траектория вспять. И это несмотря на стремительный рост таких показателей, как грамотность или охват медицинским обслуживанием. Собственно, такие контрасты, с обязательным привкусом социальной утопии, социальной инженерии, характерны для многих режимов личной власти, вне зависимости от их идеологии – коммунистической или другой. Привкус социальной утопии, социальной инженерии.

Сталин, разумеется при своей специфике, занимает место в одном ряду с Иваном Грозным и Петром I. И, напротив, антипод Александра II, Хрущева, Горбачева, когда порядки смягчались, но в итоге, что тоже характерно для нашей страны, обострялись другие проблемы. Другими словами, без Александра II не было бы Сталина, а без Сталина – Хрущева и Горбачева. Таков рок, фатум, если хотите – проклятие России.

Система, сформированная Сталиным, в определенной мере сохраняется до сих пор, выдержав испытания временем. Секрет ее устойчивости – в настроениях, укладе, многовековых привычках, пусть и наложенных на современные технологии, того самого «глубинного народа», о котором говорит один из кремлевских идеологов Владислав Сурков. А в сугубо человеческом плане продолжается борьба между ностальгией по сталинизму и стремлением не допустить его возвращения. У российского орла две головы, но по ветру сейчас та, что повернута в сторону деспотизма, произвола, неограниченной власти. Поэтому мы говорим и должны говорить о Сталине так много, хотя лично для меня он, конечно, великий человек, но со знаком «минус» и не вызывает ни малейших симпатий. «Отец народов», несомненно, был архитектором, дирижером, вдохновителем репрессивной системы, которая прямо или косвенно уничтожила миллионы невиновных людей.

Общество до сих пор разделено в отношении к Сталину. Да что там общество, нет единства даже во многих семьях. Например, среди моих родственников были и есть как страстные почитатели, так и категорические противники Иосифа Виссарионовича. Дед по отцу, орденоносец-фронтовик Великой Отечественной («царица полей» – пехота), с энтузиазмом кричал «За Родину! За Сталина!», когда шел в атаку, да и после войны не изменил взглядов. А бабушка по маме, жительница деревеньки в Курской области, с двумя классами церковно-приходской школы, узнав о смерти Сталина, не проронила ни слезы, не изменила распорядок дня, а на укоризненный вопрос дочери-школьницы спокойно ответила: «А хуже не будет».      

…Отвечая на вопрос о культе личности Сталина, его верный соратник Вячеслав Молотов сказал знаменитые слова: «Культ, конечно, был, но была и личность». Спору нет, элегантное оправдание. Однако, замечу, точно так же, с полным отсутствием сострадания к человеческим судьбам, можно сказать и о других персонажах. Например, о Гитлере.