Из‑за коронавируса уже год закрыты многие популярные туристические направления – к зарубежным курортам не летят самолёты и не едут поезда. Эта ситуация породила интерес к туризму внутреннему. Многие из тех, кто планировал свой отпуск на дальних берегах, теперь обратили внимание на красоты России. Обогнать время. Душная летняя ночь. Мне 7 лет. Я не могу уснуть – жду свою тётю Аню. Сегодня она должна прилететь к нам в гости из Иркутска. И привезти, конечно, омуля, немного сушёной клюквы и истории о Байкале. Это загадочное озеро долгие годы снилось мне по ночам… И вот спустя 30 лет на пороге весны (поездка состоялась в начале марта – прим. ред.) я отправилась в Сибирь.Самолёт из Москвы летит прямиком в будущее – мы перескакиваем сразу на пять часов вперёд. Густой мрак снаружи внезапно обрывается, оборачиваясь ярким солнечным утром. Внизу сгрудились освещённые первыми лучами заснеженные вершины Восточных Саян. А пилот объявляет, что погода в Иркутске хорошая: ясно и всего –22 градуса. Мы приземляемся, и короткого пути от трапа самолёта до автобуса оказывается достаточно, чтобы промёрзнуть до костей. Первое, что я вижу в аэропорту, получив багаж, – как начинают утепляться пассажиры нашего самолёта. В ход идут извлечённые из чемоданов шапки, шарфы, ватные штаны, унты, варежки-верхонки. Всё это надевается в несколько слоёв. Но я переодеться не успеваю – группа ждёт. Закидываю рюкзак на крышу машины и прыгаю в салон, дрожа от холода. Мы выдвигаемся на остров Ольхон. Мохнатые коровы и сэргэ. Нам предстоит проехать 250 км. Окраина Иркутска с потемневшими от времени деревянными домишками, украшенными резьбой и неизменными ставнями, быстро заканчивается, сменяясь холмистыми заснеженными просторами. Несмотря на дикий холод, вдоль дорог пасутся коровы. Эти морозостойкие бурёнки покрыты короткой тёплой шерстью. Они флегматично щиплют торчащую из‑под снега сухую траву.Где‑то на половине пути между посёлками с забавными названиями Туда и Зады, останавливаемся в Позной. Это место, где буряты готовят вкуснейшие байкальские позы – что‑то среднее между мантами и пельменями – лихо закрученные кусочки теста с мясной начинкой внутри. Тут же подают бухлёр – похлёбку из баранины и картошки. Говорят, она хороша с похмелья. И название у неё соответствующее. Сытный обед согревает, и мы отправляемся дальше.Я всматриваюсь в горизонт: совсем скоро должен показаться берег Байкала. Вдоль обочин мелькают, обвязанные разноцветными лентами, столбы сэргэ – бурятские родовые знаки. Цвет лент имеет своё значение: красная – для силы, зелёная – для здоровья, жёлтая – для богатства. Раньше путники останавливались у сэргэ и задабривали духов – оставляли монетки или какую‑то еду. Духи принимали дары и открывали странникам все дороги. Озеро-море. Дорога резко уходит вниз, а дальше начинается ледяная гладь древнего озера. Машина бодро выскакивает на лёд. Пассажирам становится явно не по себе: под нами десятки метров воды, наш автомобильчик скользит, то и дело уходя в занос. Вдоль этого странного шоссе то тут, то там натыканы обычные автодорожные знаки, что вызывает удивление. Но ледовая переправа на остров Ольхон в зимнее время работает абсолютно официально.Ледостав завершается где‑то к началу февраля. В это время морозы настолько крепки, что толщина льда на Байкале достигает метра с небольшим. При этом каждый год дорогу прокладывают в разных местах. Выбирают, где поровнее, и раскатывают ледовую трассу. Но каждый год, несмотря на все предосторожности, беспощадный Байкал успевает забрать несколько жизней. В феврале – в самом начале ледостава и в конце марта, когда теплеет и трещины расходятся в самых неожиданных местах. В этом году на Байкале опаснее, чем обычно: частые землетрясения тревожат лёд. Иногда машины уходят в разломы полностью. Кого‑то при этом удаётся спасти, а кто‑то остаётся в ледяных объятиях Байкала навсегда.Делаем короткую остановку, чтобы пройтись по льду в первый раз. Ощущения эти не сравнимы ни с чем. Ты делаешь шаг практически в бездну. Кажется, сейчас проломится под ногой тонкое хрупкое стекло и ты провалишься в эту зеленоватую тьму. С невероятным усилием отрываешь взгляд от промёрзшей воды и оглядываешься по сторонам. Такой вокруг ледяной простор, что становится ясно, почему местные называют Байкал морем. Остров Ольхон. Ещё несколько километров по глади озера, и вот мы на Ольхоне. Это самый большой остров на Байкале. Постоянно на Ольхоне проживает около двух тысяч человек. Половина из них буряты, половина – русские. Соседство это такое тесное, что кровь потихоньку смешивается. Как говорит наш водитель Вадим: кого полюбишь, с тем и будешь. Хоть бурят, хоть русский.Вадим – бурят. У него мягкий сибирский выговор и доброе сердце. Родился он на Ольхоне и всю жизнь прожил среди этой невероятной красоты. А потому и рассказы его полны теплоты и нежности.«Жизнь на Ольхоне совсем недавно поменялась, – говорит задумчиво Вадим. – До 2005 года даже электричества на острове не было. Жгли керосинки. А потому и детей в семьях было по десять человек».. Вадим улыбается. У него у самого семеро. Младшему всего два, а старшему – 13. Этот уже задумывается о будущем. Собирается в Иркутск или Новосибирск в университет. Пока не решил. Но на родном острове оставаться тяжело – работы нет. Несколько лет назад местным запретили охоту на изюбря, медведей и волков, рыбалку на омуля и нерпу. Но жизнь есть жизнь. Потихоньку ловят для себя, угощают гостей. А вот на оптовый рынок в Иркутск, как было раньше, улов свой уже не возят. Там желающим отведать омуля под видом знаменитого эндемика продают рыбу пелядь.Основной же доход у ольхонцев от туризма. До карантина сюда приезжали иностранцы со всего света, но больше всего из Китая. Кстати, китайцев здесь очень не любят. И на то есть свои причины. Вадим, помрачнев, говорит, что китайцы пытаются забрать у местных последний заработок – туристов. И жалуется на то, что китайские бизнесмены в начале 2000-х умудрились перессорить многих ольхонцев между собой.«Не стало чистоты души – вот что обидно, – качая головой, добавляет Вадим. – Только деньги важны. Хотя в последнее время из‑за карантина эта беда потихоньку уходит. Живём очень дружно. Вы приезжайте к нам на День рыбака летом – сами увидите».. Оказывается, этот праздник самый любимый на острове. Тут по смешавшимся русско-бурятским традициям стреляют из лука и устраивают соревнования – кто одним ударом кулака разобьёт коровью кость.«Я люблю летний Байкал, – говорит Вадим. – Но зимний всё же ни с чем не сравним. Зимой озеро особенное. Каждый год замерзает по‑разному. Неповторимо».. Хужир. Заезжаем в Хужир – центральный посёлок на острове. Пахнет дровяным дымом. До сих пор тут топят печки – газа нет и вряд ли будет. Одеваемся потеплее и идём на скалу Шаманку, торчащую изо льда словно два острых клыка. Эта скала священна. Долгое время в здешнюю пещеру разрешали входить только шаманам. Сегодня многочисленные туристы этот запрет игнорируют. Ольхонские шаманы, которых на острове несколько, верят, что нарушивший запрет будет наказан высшими силами. Пару лет назад в эти края приезжали кришнаиты. Один из них решил забраться на скалу. Пошёл дождь, парень не удержался на скользких камнях, рухнул вниз и разбился. Подобных историй местные знают немало.Мы обходим Шаманку стороной. Сердце сжимается при виде бестолковых надписей, которые оставляют после себя туристы. Типичное «Здесь был Вася» и прочие послания человечеству.Нас потихоньку накрывает ярко-жёлтый закат. Пронзительный свет солнечных лучей преломляется сквозь ледяные глыбы у берега, освещает будто присыпанные сахарной пудрой склоны, а мы поднимаемся на мыс Бурхан. Отсюда Шаманка как маленький остров в заснеженном океане. Хочется стоять здесь до самого последнего луча. Но мороз усиливается. Я чувствую, как, покрываясь инеем, слипаются ресницы. Но ради фотографий продолжаю мёрзнуть. Когда ещё я увижу такой закат на Байкале?Вечером мы собираемся на тесной кухне нашего деревянного домика и пробуем того самого жареного омуля, которым так славится Байкал. То ли сказывается прогулка на морозе и зверский аппетит, то ли неспешные рассказы Вадима, но вкус кажется каким‑то особенным.Ложимся рано – даёт о себе знать смена часовых поясов. Хозяйка говорит, что ночью температура опустится до –27. Завтра, несмотря на мороз, нас ждёт целый день на Байкале. Мыс Хобой. Утром, быстро позавтракав, выдвигаемся к мысу Хобой – северной точке острова. Тяжёлая машина снова выскакивает с берега на лёд и наглым образом проезжает мимо красной таблички «Выезд на лёд запрещён!». Оказывается, официальная ледовая переправа проложена только с материка на Ольхон. Все остальные дороги по озеру под запретом. Для нарушивших закон – штрафы от 5 тысяч рублей с человека.Вадим говорит, что всегда можно договориться.«Страшно, когда незнающие люди берут машины в аренду и выезжают на лёд где попало, – хмурится он. – Такие чаще всего и гибнут. Местные же хорошо знают дорогу».. Подъезжаем к Хобою. У северной оконечности мыса – скопление торосов. Удивителен их нежно-голубой цвет, словно выцветшее летнее небо. От Хобоя до мыса Любви – идеально чистый прозрачный лёд. Всё благодаря северному ветру баргузину, который начисто выдувает отсюда весь снег. Можно бродить по этому льду часами, не отрываясь всматриваться в зелёную глубину. Под тобой 200 с лишним метров, а ты видишь камни на дне.Солнце потихоньку уходит, и вслед за ним мы отправляемся обратно на Хужир. В дороге Вадим продолжает свои рассказы. На этот раз про ольхонскую живность. На острове живут две стаи волков и стая рысей. Временами таскают жеребят и молодых барашков. Но трогать их запрещено. А пару лет назад летом на Ольхон умудрился заплыть даже медведь. Спасался от лесных пожаров на Байкальском хребте. Местные поймали нерпу, забили корову, чтобы приманить в железную клетку таёжного гостя. Со второго раз изловили и вывезли за 200 км в тайгу.Вечером мы палим костёр на улице и смотрим на звёзды. Прямо над Ольхоном – тысячи мерцающих точек, и среди них необычайно ярко светит холодный Орион. Суровый охотник со своим верным псом хранит покой далёкого сибирского острова. Дикий Сарма. На следующий день погода резко меняется. Мороз отпускает, и над западными вершинами хребта собираются серые облака – предвестник сармы. Сарма – это самый мощный байкальский ветер, дующий с северо-запада. Он способен вырывать с корнем деревья, осенью – переворачивать лодки или выносить рыбаков от берегов хребта к острову Ольхон. В маленьком посёлке Сарма у одноименного ущелья этот ветер набирает наибольшую силу. Так что местные жители вынуждены приковывать цепями крыши домов и уличные туалеты, чтобы их не унесло.Мы смогли прочувствовать всю мощь сармы на себе. Непогода застала нас у мыса Огой, где осматривали буддистскую ступу Просветления. Как только встали на лёд, сарма разбушевался не на шутку. У кого‑то унесло шарф и рукавицу, кого‑то просто покатило по скользкому льду. Ступить против ветра хоть один шаг стало невозможно. Зато можно было буквально лечь на ветер спиной. И он подхватывал тебя словно на ладони.Кое‑как добрались до тёплой машины, а уже внутри поняли, что сарма выдул из нас остатки тепла. Оказаться на таком ветру зимой далеко от жилья очень опасно. Самое неприятное, что сарма может дуть несколько дней подряд, ни на миг не ослабляя своей силы. Но на этот раз к вечеру ненастье улеглось.Когда ветер утих, мы вооружились рыболовным буром и попытались добраться до байкальской воды. Оказалось, что не так‑то просто пробурить во льду толщиной больше метра маленькую лунку. Через 10 минут это всё же удалось, и на лёд хлынула чистая озёрная вода. Она оказалась не такой уж холодной, очень мягкой и сладкой на вкус. Байкал внутри. В последний день своего путешествия мы просто гуляли по кривым улочкам Хужира. Рассматривали пушистых коровок, сочувствовали вмёрзшим в лёд старым кораблям у причала, любовались видами с холма над посёлком, вдыхали дровяной запах, прощались с Шаманкой и даже заглянули в маленькую церквушку на склоне. Внутри было пусто, но как‑то по‑особенному тихо и уютно. Потрескивала одинокая свеча, мягкий солнечный свет лился в окна. Здесь всё было пропитано добрым смирением.Такое же смирение перед мощью и красотой здешней природы угадывается и в характере местных жителей. Ты слушаешь их спокойную льющуюся речь и словно сам растворяешься в морозной прозрачности воздуха, в глубине байкальского льда, становишься чуточку лучше и чище.Вечером прощаемся с Вадимом, долго жмём руки, тихо говорим.— А ты не думал уехать? – спрашивает его кто‑то из наших.— Я доволен своей жизнью, – мягко улыбается ольхонец. – Уезжать не хочу. Зачем от такой красоты уезжать? Вот бы ещё вернули нам рыбалку. Хоть это и тяжело, и опасно, но мне этот промысел по душе. А Байкал – он в сердце. Характер у него скверный, часто злой, но очень родной. Вмерзаешь в него, ну вот как в этот лёд. Ты в нём, а он в тебе.. Вот и я, похоже, вмёрзла сердцем в непостижимый байкальский лёд. И, кажется, это навсегда.Анастасия Состина.
