Тот, который не стрелял вхолостую: памяти Владимира Высоцкого
45 лет назад не стало Владимира Высоцкого — певца, поэта, актера и, как считает журналист Дмитрий Самойлов, — психотерапевта. В своей колонке для «Сноба» он пытается разгадать парадокс Высоцкого: что за энциклопедию русской души создал этот человек, певший об алкоголиках и солдатах, ворах и альпинистах, шоферах и ученых — что эти песни продолжают волновать даже тех, кто родился спустя десятилетия после его смерти.
У нас в доме долго не было звуковоспроизводящей техники. Возможно, это как-то связано с тем, что родители мои были театральными работниками — отец режиссер, мама художник — а в советское время работа в театре предполагала постоянные разъезды. Нет, речь не о гастролях, а о распределении. Год мы жили в Иваново, два года в Свердловске, год в Москве, в общем, было по-разному.
Проигрыватель отец купил, когда мне было шесть лет, то есть в 1989 году. К проигрывателю — три пластинки: радиопостановка «Остров сокровищ», сборник Чака Берри и пластинка из серии «На концертах Владимира Высоцкого». Кажется, в конверте было два диска. По крайней мере, там было так много песен, что мне казалось — вот: я знаю творчество Высоцкого.
Творчество Высоцкого заключалось для меня, раннего школьника, именно в тех песнях, которые сам он на концертах называл шуточными — «Милицейский протокол», «Утренняя гимнастика», «Товарищи ученые», «Письмо в редакцию программы “Очевидное и невероятное”», «Мишка Шифман».
Да все мы их знаем.
Для меня, заставшего Советский Союз совсем краем, эти песни стали звеном, соединяющим наблюдаемую реальность и то, что ей предшествовало. Это помогало складывать мозаику, постепенно понимать, как так получилось.
У Владимира Высоцкого, как известно, было много друзей, и теперь сложно вспомнить, кто именно это рассказывал — может быть, Иван Дыховичный, может быть, Валерий Янклович. Как-то они приехали выступать перед физиками-ядерщиками то ли в НИИ, то ли на АЭС, и, конечно, осмотрели ядерный реактор. Но всех удивил не реактор, а то, что Высоцкий через пять минут экскурсии разговаривал с физиками почти на равных. В ядерной физике он, понятно, не разбирался, но он обладал двумя исключительными свойствами: он был прекрасным актером, и он мог мгновенно вытянуть из собеседника все, что ему было интересно и необходимо.
Поэтому многие думали, что Высоцкий воевал, сидел в лагерях, был шофером, вором, подводником, альпинистом, врачом, шахтером, летчиком. Он вычленял из любой массы информации то, что было ему необходимо для написания убедительного текста. Взять одну только песню «про речку Вачу и попутчицу Валю» — это полноценное документально-художественное произведение, описывающее одновременно и быт людей социального низа, и золотодобытчиков, и беспечных отдыхающих.
Владимир Семенович Высоцкий знал все — кто такие бичи и сколько они могут заработать за вычетом платы за еду и белье, как летчик-ас направляет свою машину, как целятся артиллеристы, с какими проблемами сталкивается человек, решивший уехать в Израиль на ПМЖ, почему ученых отправляют «на картошку» и, конечно, как работают вытрезвители.
Высоцкий был просветителем, писавшим свою энциклопедию советской жизни, которая оказалась энциклопедией человеческой души.
Ведь помимо бытового слоя в песнях Высоцкого есть уровень настоящих вечных переживаний. Сам-то он считал себя в первую очередь поэтом и переживал о том, что книги не печатают. Вот ведь! Его знает весь Союз, на концерты приходят председатели обкомов, песни поет вся страна, в кино снимают, на спектакли с ним не достать билетов, жена-француженка, Париж, Лос-Анджелес, Мельбурн. А ему тяжело от того, что книжку никак не напечатают.
Содержание песен Высоцкого всегда перебивается его голосом — кажется, что исполнение там важнее текстов, точнее, текст не воспринимается с листа, без голоса. Но от этого текст не становится менее значительным. И в «Балладе о любви», и в «Балладе о детстве», и в «Конях привередливых» он достиг настоящих поэтических вершин, явил те строки, которые вызывают у человека реакцию, характеризующую стихи как хорошие — «Да, это обо мне».
Для миллионов людей Высоцкий играл роль универсального взрослого — того, кто отвечает на вопросы. Он знал, как устроены человеческие чувства, умел точно выразить работу души, но дело не только в этом. Он еще и постоянно обращался к коллективной памяти, которая распадалась на бесчисленное множество частных воспоминаний — о войне, о зоне, о любви, о пьянке. Он отвечал на самые неудобные вопросы, примиряя людей с их несовершенством:
Благодаря своей безусловной силе — голос, бицепс, нарочитая маскулинность — он, как ни странно, был самым верным выразителем слабости. В бесконечном спектре того, о чем пел Высоцкий, получалось, что, в общем, всякое может случиться, что угодно может с человеком произойти — нелепая влюбленность, дебош, преступление, предательство, глупая смерть, болезнь. И будто бы стыд за все это Высоцкий снимал с себя и со слушателя своими песнями — ведь если о чем-то спеть так подробно и так точно, то это из греха, недостатка, ошибки превращается просто в еще один опыт. Повод для песни становится благодаря таланту автора сеансом коллективной психотерапии. Заметьте, во-первых, бесплатной, а во-вторых, представляющей из себя настоящее произведение искусства.
Высоцкий — наша рок-звезда в неритмичной стране без рок-н-ролла. Он и умер молодым по нынешним меркам, и причиной его смерти стали излишества — плохая была идея лечить алкоголизм наркотиками. Но важней другое — Высоцкий продолжает волновать. Его энциклопедия русской души интересует тех, кто родился через тридцать лет после его смерти.
Я точно знаю, что есть школьники, которые слушают песню про Кука и «Случай на таможне». Не потому что это так или иначе актуально, а потому что никто бы так ловко не писал:
Это далеко от возвышенного, и в то же время сделано на высшем уровне. Это просто и затейливо, искусно одновременно. Понятно каждому, а повторить не сможет никто — ни поэтически, ни интонационно, ни музыкально.
Таков парадокс Высоцкого.
А кто главный друг парадоксов, нам сказал другой русский поэт.