Почему оборонным компаниям Запада придется заняться индустриальной археологией?

«Бундесвер находится в свободном падении», – заявил в эфире программы Morgenmagazin на телеканале ARD глава Ассоциации бундесвера, германского военного профсоюза, полковник Андре Вюстнер.

В Ассоциации бундесвера считают, что вооружённые силы Германии находятся в плохом состоянии, несмотря на выделенные 100 млрд. евро из специального фонда, которые, как отметил Вюстнер, ещё даже не заложены в контракты.

Глава военного профсоюза потребовал увеличения финансовых ресурсов для вывода армии из кризисного состояния. На предстоящий законодательный период потребуется €75 млрд. ежегодно, сказал Вюстнер: «Иначе не стоит даже начинать».

Заявление Вюстнера прозвучало в преддверии конференции бундесвера. В этом году встреча прошла под девизом «Бундесвер на рубеже времён – критическое подведение итогов во время войны в Европе». На эту встречу были приглашены федеральный министр обороны Кристина Ламбрехт и генеральный инспектор бундесвера Эберхард Цорн.

Вюстнер также призвал приложить больше усилий для привлечения новых кадров и технического оборудования. «Чтобы привлечь людей к службе в вооружённых силах потребуется более широкий [финансовый] пакет».

Ранее правительственная коалиция достигла соглашения с парламентской фракцией ХДС/ХСС о создании специального фонда в размере 100 млрд. евро для бундесвера, что канцлер Олаф Шольц расценил как «большой шаг для нашей страны», так как бундесвер «сможет выполнять свою оборонную миссию лучше, чем когда-либо прежде».

На самом деле, прежде чем совершить этот «большой шаг», немцам придется поднять свои вооруженные силы с колен и поставить на ноги, хотя, пожалуй, вначале – на костыли. Нынешний бундесвер не способен к ведению даже локального конфликта.

После распада СССР германские вооруженные силы и оборонная промышленность отошли на задворки общественного сознания и ощутимо деградировали.

Deutschlandradio так характеризует современные вооруженные силы Германии: «Самолеты, которые не летают, танки, которые не ездят, корабли, которые не работают. Во время крупных военных маневров НАТО «Trident Juncture» в Норвегии задействованным подразделениям пришлось собрать снаряжение – от танков до теплых носков – у всего бундесвера. В настоящее время это самая большая проблема Бундесвера: зачастую отсутствует даже базовое оборудование».

По данным на конец прошлого года, менее 30 процентов боевых кораблей полностью готовы к сложным боевым операциям. Лишь 77 процентов основных систем вооружения бундесвера в настоящее время находятся в рабочем состоянии. Только 10 из 30 военно-транспортных самолетов A440M готовы к эксплуатации. Лишь 40 процентов вертолетов бундесвера боеготовы.

Со схожими проблемами сталкиваются и сухопутные войска, в которых наличествуют серьезные проблемы с боевой техникой: «кроме отсутствия запасных частей, в том числе, нехватка личного состава и отсутствие комплектов специнструментов приводят к задержкам в ремонте», – пишет Sueddeutsche Zeitung.

В немецкой оборонной индустрии не прекращаются судебные разбирательства между поставщиками вооружений. Так, претендующие на разработку новой штурмовой винтовки компании Haenel и Heckler&Koch не выходят из судов, обвиняя министерство обороны в плохой организации тендеров.

К примеру: в течение 20 лет шла разработка боевой машины пехоты «Пума», а когда она, наконец, поступила в войска, выяснилось, что влезть в неё могут только солдаты ростом не выше 184 см. Разразился скандал, и бронемашину пришлось переделать.

Неважно обстоят дела в боевой авиации. Профессор Университета бундесвера в Мюнхене Карло Масала возмущён тем, что Германия сильно отстает от большинства своих союзников по НАТО: «Мы последняя страна в НАТО, которая все еще летает на “Торнадо”. Истребитель 1970-х годов».

В июне прошлого года инспектор авиации генерал-лейтенант Герхарц заявил, что «военно-воздушные силы находятся на дне».

В германской оборонке серьезно упала культура производства. Недавно Польша подписала с Южной Кореей масштабные контракты на поставку танков, самоходных гаубиц и боевых самолетов. В частности, 26 августа 2022 года на церемонии в городе Моронг вблизи границы с Калининградской областью России министр обороны Мариуш Блащак утвердил подписанные в тот же день исполнительные контракты Агентства вооружений польского военного ведомства на поставку для Войска Польского крупных партий боевой техники – с компанией Hyundai Rotem на поставку 180 основных танков K2 Black Panther по программе Wilk и с Hanwha Defense – на поставку 212 самоходных гаубиц K9A1 Thunder калибра 155-мм/52.

Южная Корея не является ведущей танкостроительной военной державой, несмотря на успехи в экспорте бронетехники.

Так, основной боевой танк K2 Black Panther отличается от германского танка Leopard2 лишь более продвинутой корейской электроникой. Силовая установка и ходовая часть – немецкие. Корейцы пока не могут все это делать сами.

Спрашивается, почему поляки купили не немецкие, а корейские танки, почему они предпочли копию оригиналу?

Ответ прост: корейская сборка германских комплектующих гораздо качественнее и надёжнее. Это означает, что в немецкой оборонке утрачена ранее недосягаемая для многих стран мира культура производства.

Аналогичная картина сложилась и в вооруженных силах и оборонной промышленности практически всех ведущих стран Запада.

Достаточно провести примеры неблагополучия в оборонных концернах США.

15 лет гиганты американского ВПК, компании General Electric Aviation и Pratt & Whitney, разрабатывали адаптивный турбореактивный авиадвигатель шестого поколения, который значительно расширяет возможности боевых самолетов. Весной прошлого года GE Aviation сообщила, что испытания нового двигателя успешно завершены. В ходе тестирования силовая установка якобы показала характеристики, соответствующие расчетам на этапе проектирования.

Однако в начале августа 2022 года стало известно, что ВВС США отказались от этих двигателей, хотя обе компании громко выражали свое несогласие с таким решением.

Буквально за несколько дней была обнародована новая программа разработки адаптивного авиадвигателя и выданы соответствующие контракты общей суммой в пять миллиардов долларов пяти корпорациям, три из которых никогда авиадвигатели не разрабатывали.

Военный портал Defense One опубликовал разгромную статью Multibillion Engine Deals Show Air Force Wants to Maintain Three Future Warplane Makers, в которой возмутился провалом и более широкой программы по разработке истребителя шестого поколения.

В танкостроении США утрачены инженерные кадры, которые умели проектировать передовые в свое время боевые танки Abrams. Ушло на пенсию, а то и в иной мир, поколение инженеров и конструкторов, которые умели читать старые, не цифровые чертежи, а молодежь просто не понимает, что на них изображено и написано. Поэтому и приходится разыскивать по градам и весям старые инструкции по эксплуатации и технические описания, руководства по техпроцессам и т.д.

Вообще, в моду входит новая дисциплина – индустриальная археология.

Вот типичная история из практики западных оборонных корпораций, скомпилированная из воспоминаний инженеров «старого закала».

В конце прошлого века корпорация «X» спроектировала и построила завод, который выпускает, к примеру, передовые ПЗРК. За следующие 30 лет корпоративная память об этом заводе ослабла. Да, завод всё ещё работает и приносит фирме деньги; техобслуживание производится, и высокомудрые специалисты знают, что им надо подёргать и куда пнуть, чтобы завод продолжил работать. Но компания абсолютно забыла, как этот завод работает. И вот почему это произошло.

Спад в оборонной промышленности в 1980-х и 1990-х заставил компанию прекратить принимать на работу новых людей. Затем компания потихоньку перешла на проектирование с помощью компьютерных систем. Из-за корпоративных реорганизаций разработчикам корпорации пришлось физически несколько раз переезжать всем офисом с места на место. Корпоративное слияние несколькими годами позже полностью растворило фирму в более крупной, вызвав глобальную перестройку отделов и перетасовку кадров. В начале 2000-х ведущие специалисты компании вышли на пенсию.

В конце 2000-х компания вспомнила о заводе и подумала, что было бы неплохо сделать с ним что-нибудь. Скажем, увеличить производство. К примеру, можно найти узкое место в производственном процессе и улучшить его, – технология-то эти 30 лет не стояла на месте, – и, может быть, пристроить ещё один цех.

И тут компания со всего маху впечаталась в кирпичную стену. Как этот завод был построен? Почему он был построен именно так, а не иначе? Как именно он работает? Для чего нужен тяжёлый пресс А, зачем цеха Б и В соединены бронированным кабелем, почему кабель имеет диаметр именно Г, а не Д?

Вот как это выглядит со стороны: гигантские машины, построенные какими-то инопланетянами с помощью их инопланетной технологии, чавкают, как заведённые, выдавая на-гора груды устаревших уже лет десять назад стрелялок по самолетам, которые приходится по демпингу сбывать союзникам по НАТО. Компания примерно представляет себе, как обслуживать эти машины, но понятия не имеет, что за удивительное волшебство творится внутри, и ни у кого нет ни малейшего представления о том, как они создавались. В общем, народ даже не уверен, что именно надо искать, и не знает, с какой стороны следует распутывать этот клубок.

Завод проектировался проектной группой, которой больше нет, в компании, которая с тех пор была поглощена, в офисе, который был закрыт, используя методы до-компьютерной эпохи, которые больше не применяются.

Ребята вспоминают детство с обязательным копанием в грязи, закатывают рукава дорогих пиджаков и принимаются за работу.

Методом повального телефонного обзванивания удалось найти древний сохранённый бэкап сервера электронной почты. Оттуда выгребают какое-то количество электронных писем от людей из отдела разработки. В подписях этих электронных писем сохранился физический адрес. Там удалось найти информацию о библиотеке отдела разработки – бумажной, бумажной библиотеке! – которая, хвала богам, не пострадала во время всех перетасовок, а просто потерялась. Эту библиотеку нашли. Огромные листы синей кальки и гигантские, пыльные, траченные плесенью скоросшиватели с выцветшими записями.

Однако, документация далеко не полная, и документы сохранились не целиком. Кроме того, документация словно написана китайскими иероглифами, то есть – непонятна. Менеджер шутит о необходимости ввести в программу обучения курс «Инженерная археология», где студентов будут учить понимать технологический процесс, исходя из неважно, мягко говоря, сохранившихся документов тридцатилетней давности.

Инженеры не отчаиваются. Они находят древние учебники и, фактически учатся заново, становясь инженерами образца 1980 года.

Ещё хуже обстоят дела, когда комплектующие старых стрелялок уже давно сняты с производства, как это произошло с пресловутыми «Джавелинами» и «Стингерами».

Ведь даже разобравшись, как работают чудесные машины инопланетян, невозможно (или почти невозможно) воспроизвести инопланетные запчасти, так как современные стрелялки по самолётам обходятся вообще без них. Получается, что проще наплевать на старый завод и построить новый. С нуля.

Суть конфликта Пентагона с General Electric Aviation и Pratt & Whitney лежит именно в этой области. Военные сказали главам двух оборонных гигантов: «Вы не справились с реконструкцией старых разработок адаптивного двигателя, индустриальная археология вам в помощь. Мы даём деньги вам, чтобы вы не обанкротились и еще трём другим фирмам, чтобы вам служба мёдом не казалась, и начинайте все с нуля».

Эти проблемы будут, безусловно, преодолены, но это произойдет не завтра и, похоже, даже не послезавтра. Потеря научной и инженерной школы – это нечто похуже утраты золотовалютных резервов.

Нас эти проблемы западной оборонки не должны огорчать. Пока узкие места оборонного производства коллективного Запада не ликвидированы, США и их союзники не готовы к прямому военного конфликту с равными по силе противниками.

Значит, у нас есть время, чтобы подготовиться к тому, чего рано или поздно не избежать.

Владимир Прохватилов, старший научный сотрудник Академии военных наук