На Казанскую побывал я на своей малой родине, в небольшом поморском посёлке Умба, что на Терском берегу Кольского полуострова. Добирался на самолёте до Мурманска, а там меня встретил на машине старый знакомый умбянин Павел Касьянов, и через четыре часа с небольшим мы уже въезжали в посёлок.

Уже за это время ощутил своеобразие нашего Севера: жара, солнце, холодный ливень с градом, да такой, что не видно было встречных машин, и снова солнце.

Уехал я из Умбы 55 лет назад, после окончания школы. Приезжал каждый год, пока живы были родители, потом всё реже и реже. Дом, в котором вырос, давно снесли, на его месте построили большой трёхэтажный, многоквартирный.

Младшая сестра Люба живёт на втором этаже пятиэтажки в небольшой квартирке. В советское время, когда Умбу хотели приобщить к городской жизни, настроили пятиэтажек и даже начали строить филиал ВЭФа, но с распадом СССР разрушилась и жизнь посёлка. Работы не стало. Лесозаготовители, рыбообработчики, портовики оказались не нужны, сельское хозяйство стало убыточным. Молодёжь активно уезжала. Было двенадцать тысяч жителей – осталось четыре. Обо всём этом потом уже вели долгие разговоры с друзьями. А пока была радость встречи с сестрой.

Люба к встрече готовилась. Стол был накрыт: кулебяки с рыбой, морошка, копчёный палтус, вяленый морской окунь. Вкусно пахло ухой из свежей беломорской трески. Слушая местные новости и запивая северную вкусноту чаем с вареньем из морошки, мною всё больше овладевало щемящее чувство грусти.

Ближе к вечеру прошлись по улицам посёлка. Помню его полного надежд, устремлённого в будущее. «Есть на свете город Умба – это северный причал. Лучше города, чем Умба, до сих пор я не встречал. Белой ночью, Белым морем в Умбу я вернусь опять, и придут друзья-поморы на причал меня встречать», – пел когда-то Эдуард Хиль. Сегодня нет ни причала, ни порта. Когда-то Умба (наряду с Варзугой древнейшее поморское поселение на Кольском полуострове: первое упоминание – 1466 год) жила за счёт всевозможных промыслов.

Здесь и солеварением занимались, и жемчуг добывали, рыбу ловили и разводили – лучшую на Севере сёмгу, лес заготавливали, пиломатериалы за границу отправляли. Сейчас посёлок является дотационным. Деньги платят работникам госучреждений, пенсионерам и тем, кто получает пособие по безработице. А вот частному бизнесу здесь приходится выживать.

Берега Большой и Малой Пирьей губы, Умбы-реки застроены сараями для лодок. Это как дворы у горожан гаражами для машин. Трудно представить настоящего помора без лодки или катера. Кстати, судостроение верфей на Севере известно, по крайней мере, с XI века, когда сюда впервые проникли славяне-новгородцы. Здесь и до них уже строили деревянные суда – лодьи, а затем кочи, карбасы. Потихоньку дошли до развалин небольшого, но когдато известного на всю страну рыбозавода, где работали мои родители Николай Васильевич и Ольга Александровна Крутовы. Сёмга «крутовского засола», известного ещё от моих дедов, поставлялась на стол в Кремль. При мне, помню, специально прилетал самолёт-амфибия, чтобы забрать бочки с рыбой на свадьбу космонавтов Андрияна Николаева и Валентины Терешковой. Посидели с сестрой на морском берегу, любуясь розовым закатом и солнцем, которое нехотя прячется за сопку, чтобы через два часа вновь осветить северный край. Утром поехали на кладбище. Отец Алексий отслужил литию на могиле родителей и бабушки Любови Ивановны. Я включил телефон, чтобы в Москве старшая сестра Людмила Малахова тоже разделила с нами встречу с родителями. Передал им поклон от моей жены Ирины. Она их очень любила и молится за них. И конечно, от сына Николая. Он родился в год их смерти. Рядом много крестов со знакомыми фамилиями. Очень много. Кладбище разрослось, и такое впечатление, что Умба сюда переселилась. И старые, и молодые.

Уходит Умба, и как бы уходит душа моего детского, юношеского мира. Ходил я по деревянным мосткам посёлка, асфальтированной центральной улице, встречал незнакомых мне людей, но редко кто здоровался, не останавливались машины, чтобы подвезти путника, все спешили по своим делам, чувствовалось, что каждый живёт наособицу.

Хотя нет. Я не прав. Чувство чего-то доброго, родного и близкого, безвозвратно потерянного в городе я почувствовал в церкви. Здесь меня окружили знакомые лица: Людмила Осташова, Нина Кобзева, Екатерина Пластова, Лия Глазачева, Владимир Асеев, Сергей Деревцов. И столько в них было теплоты и участия, словно и не было прошедших десятков лет. А матушка Валентина всё сокрушалась, что не напекла пирогов (перед моим отъездом отец Алексий принёс корзинку морошки, которую они с матушкой специально насобирали утром).

Первая церковь в Умбе появилась в XV веке. В 1894 году был построен большой бревенчатый трёхпрестольный храм Воскресения Христова. Сейчас восстанавливается. Современная церковь Воскресения построена в 2003 году. Радует, что обживается новый деревянный собор Всех Святых, в земле Кольской просиявших. Литургия в праздник Казанской иконы Божией Матери, которую вёл отец Никодим в сослужении с отцом Алексием, прошла на одном одном дыхании. Поразило, насколько слажено батюшка и певчие ведут службу.

​Я знал и прежних священников иеромонаха Никанора (Трофименко+1998), иеромонаха Давида (Дубинин), ныне игуменаТрифоно-Печенгскогомонастыря. Сейчас заботятся о попечении умбян иеромонах Никодим(Колеватов) и иерей Алексий Серов. Умбские батюшки несут послушание по всему Терскому берегу, а это без малого 500 км да ещё поселок Краснощелье, куда только вертолетом можно долететь.. В эти дни о. Никодим готовился к открытию новой церкви в соседней деревне Кузрека. (30 июля храм освятил епископ Североморский и Умбский Тарасий (Перов).

А потом была сердечная встреча с семьёй моего закадычного друга Василия Самсонова. Сам он, к сожалению, был на операции в Петербурге. Принимали нас супруга Светлана, её сестра Валентина, дочь Ирина. Дом Самсоновых прямо на берегу у выхода в море, так что нас ждала и жаркая банька, и купание в море, и хлебосольный стол, и поездка на катере в Берёзовку, где у Василия рыбацкая изба. И конечно, с моим дорогим другом Эдиком Писаренко, с благословения его жены Татьяны, мы отправились, как в добрые старые времена, на вёсельной лодке в море за треской.

И волна была, и улов, и свежайшая уха. И много воспоминаний о жизни в моей родной Умбе.

Шестьсот лет (а сколько до упоминания в грамоте!) обживали это место русские поморы. Размеренно, без спешки шла жизнь. Ведь нам, православным, торопиться некуда – нас ждёт вечность. И хотелось бы, чтобы не пропала Умба с земли Русской как неперспективная, чтобы и для моих внуков и правнуков она стала частью души и сердца.