Кадим Нуруллин – о филармонии, татарской эстраде и собственной философии
«Если с радостью идешь на работу и с радостью возвращаешься домой – наверное, это и есть счастье!»
– Кадим Назирович, поздравляю вас с юбилеем! Кто-то даже не отмечает свой день рождения, а для кого-то это повод для большого, пышного праздника. По-вашему, кто прав?
– К нашему рождению имеют отношение лишь Бог и наши родители. Поэтому надо в этом мире жить спокойно, скромно. Мы живем в обществе, а это означает большинство. Человек один ничего не решает. Мы все живем с теми, кто нам близок. Это – жена, друзья, единомышленники – те, кто разделяет с нами наши дела, проблемы. У каждого свой путь. Для кого-то проложить тропинку уже большое дело, а для другого построить широкие дороги не составит особого труда.
Раз я дошел до своих 50 лет, то я считаю себя счастливым человеком. Потому что у меня есть любимые коллеги, они прекрасные люди, профессионалы. Мои коллеги, с которыми я работаю вне филармонии, тоже люди успешные, мастера своего дела, мы ведем плодотворное сотрудничество.
Что нужно человеку? Если он с радостью идет на работу и домой возвращается с радостью… Это, наверное, и есть счастье.
– В семье у вас есть своя традиция праздновать дни рождения? Любите собираться в близком кругу?
– Я рос в семье, где было семь детей. Наши дни рождения проходили незаметно для нас – лето же, кто обращает на них внимания? Только в августе вспоминаешь, что день рождения прошел, и ты уже на год старше. В детстве очень редко приходилось бывать на праздниках по случаю дня рождения. Это деревня, люди в деревне заняты более важными вещами. Только в городе мы поняли, осознали, что есть такой праздник, что его принято отмечать.
Что касается семьи, в этот день мы поздравляем именинника, не оставляем дни рождения близких без внимания. Но и культа из этого не делаем. Я считаю, что день рождения – это все-таки больше маркетинговый прием. Очень выгодно тем, кто продает товары, поднимать значимость этого события, чтобы люди больше покупали подарков, тратили свои деньги на организацию праздника. То же самое происходит на Новый год – продажи в эти дни вырастают в разы. Все это идет из капиталистических стран. Если подумать, человечество из-за таких праздников тратит так много, что на эти деньги можно было бы накормить Африку, вести масштабные строительства…
С другой стороны, наша филармония в праздники тоже работает – в такие дни к нам приходит больше людей. В новогодний период мы проводим по четыре утренника в день. Но особенность наша в том, что мы даем людям духовную пищу. Сфера услуг развивается, уже есть специальные профессии, связанные с празднованием дня рождения: тамада, аниматор и т.д. Думаю, в будущем люди станут тратить на такие праздники еще больше денег, делать их еще более грандиозными…
– Вы сказали, что росли в многодетной семье – 7 детей…
– Огромное спасибо родителям. Потому что все семь детей построили свою жизнь, обзавелись семьями. У каждого из нас уже по двое детей. Каждый из них сегодня платит налоги государству, никто дома без дела не сидит. Ни с маминой, ни с папиной стороны в роду у нас нет ни разведенных, ни бездельников. Мы не знаем такого. И себе, и всем я желал бы такого счастья, как у моей мамы.
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
«Филармония была в положении бездомного…»
– Кадим Назирович, вы свою карьеру начали в Татарском государственном театре имени Галиаскара Камала, позже перешли на работу в Татарскую государственную филармонию имени Габдуллы Тукая. Какие достижения, какие моменты в своей карьере вы сейчас считаете самыми важными?
– Это обретение филармонией своего здания. Представим, что вы – фермер, но земли у вас нет. И какой же смысл от того, что вы фермер? Если вы не можете посеять, собрать урожай? Мы тоже были в положении этого фермера, мы были вынуждены искать, где бы нам сделать концерт, на какой сцене выступить.
Очень важно, чтобы у тебя было свое здание, это твоя основа. Если еще сумеешь составлять хорошие программы, организовать работу артистов… Все это я осознал в театре Камала. Если бы директором в филармонию я пришел без опыта, полученного в театре, то не понимал бы, что важнее.
Сегодня филармония работает в более чем тридцати жанрах: оперетта, балет, татарская эстрада, хореография, поэзия и другие. Если посмотрим на расчеты, наш зал в течение года работал с 92-процентным наполнением. Это очень большой показатель. Это – результат работы команды филармонии. У нас средний возраст сотрудников – 40-45 лет. Это зрелое, продуктивное время человека.
Говорю на основе мнения специалистов: этот зал тесен для нас. В чем это отражается? Во-первых, в филармонии работают четыре творческих коллектива. Им и для репетиций, и для выступлений нужна сцена. Во-вторых, у нас для будущего концертного сезона 2025/2026 года график работы готов, до мая свободных дней набирается, наверное, не больше одной-двух недель. Возвращаясь к примеру с фермером – это означает, что нам не хватает полей.
– Филармония – это учреждение, пропагандирующее классические жанры искусства. Как вы относитесь к татарской эстраде, которая, как нам известно, преимущественно выросла из самодеятельности?
– Татарскую эстраду надо не ругать, а наверное, благодарить артистов. Потому что они демократическим путем заработали свою популярность, люди их полюбили, их творчество. Они на свои деньги покупают большое количество оборудования, обеспечивают работой множество людей. Работают на качество. Мы получаем зарплату, а на эстраде нет зарплаты, они работают на себя. Их труд оценивает сам народ, народ их и кормит. Значит, каждый из них – патриот.
– Нередко звучат призывы как-то урегулировать деятельность эстрады, сократить число артистов.
– Запретами ничего не добиться. Здесь решают даже не артисты – решает зритель, народ. Тысячи артистов пробовали покорить сцену, но единицы стали по-настоящему востребованными. Люди голосуют рублем. Народ знает, кого он хочет кормить, тут действуют свои законы.
В этой связи возникает один большой вопрос. У каждого направления искусства у нас есть база, свои здания, сцена. У цирка – зал на 2 тысячи зрителей, есть Театр оперы и балета на 1 тысячу зрителей. А у татарской эстрады? В целом есть ли у искусства песни своя база, где она могла бы расти, развиваться? Безусловно, есть Большой концертный зал имени Салиха Сайдашева – это база для симфонического оркестра республики, также работает Филармония имени Габдуллы Тукая. В любом районе, например с населением 30 тысяч человек, есть в районном центре Дом культуры на 300-400 мест. В Казани проживает 1,2 миллиона человек, и для них есть лишь филармония на 600 мест. Поэтому вопрос о необходимости зала тоже возникает. Если бы он был, татарская эстрада и в целом инструментальное-вокальное искусство получило бы новое дыхание, стало бы развиваться еще сильнее.
Бывший директор театра Камала покойный Шамиль Закиров говорил: «Пока в центре Казани не будет построен большой концертный зал, она не перестанет быть деревней». Его слова мне запомнились. Он человек мудрый, если бы не знал, так не говорил бы.
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
«На деньги, заработанные артистами эстрады на гастролях, выдавали премию музыкантам симфонического оркестра»
– На момент назначения директором филармонии вам было всего 28 лет. Вы не задумывались, как вас назначили на такую должность? Сами вы легко приступили к работе или были трудности?
– Да, были моменты, когда хотелось вернуться. В театре Камала я был заместителем директора. Шамиль Закиров проводил меня со словами: «В какой бы день, час ни вернулся, для тебя двери всегда открыты». Это для меня была и высокая оценка, и большая поддержка. В то же время путь к отступлению.
Вспомним легенду. Юлий Цезарь, сойдя с кораблей, приказывает их сжечь. Назад пути нет. «Или погибнем, или эти земли станут нашими», – говорит он. А в моем случае корабли не были сожжены.
В мире искусства филармония – один из самых сложных организмов. Я это говорю исходя из более чем 20-летнего опыта. К тому же это «всеядная» организация – то есть перерабатывает всё. Это и ее сила, и минус. Потому что всё взваливают на филармонию. Если взять советский период, тогда в сферу деятельности филармонии включили также и эстраду. Да, эстрада была и в театре оперы и балета, но он занимался эстрадой в произвольном порядке. Эстрада раньше не работала на свой карман: я знаю, что большие симфонические коллективы, артистов театра оперы премировали средствами, заработанными эстрадными артистами на гастролях. Есть документы. Вы это представляете? Те не могли заработать, а татарская эстрада зарабатывала. Об этом тоже нельзя забывать. Это – история.
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
«Начал ходить в суды как на работу…»
Было много дней, когда хотелось уйти из филармонии обратно. Когда я пришел сюда, в филармонии и компьютеров не было, крыша протекает, концертов очень мало – всего два-три в неделю, люди думали не о работе, а больше об интригах. Суд каждую неделю… По системе контрактов, по профсоюзной линии судов было много. Для любого человека суд – большой стресс.
– А вы только что приступили к работе директора!
– До этого с судами не сталкивался. За время работы в театре всего однажды был суд, но мы там были истцами. Продукцию нам не предоставили вовремя, мы выиграли этот суд. А когда устроился в филармонию, в суд начал ходить как на работу. Вспоминаю эти времена, и становится тяжело.
Там, где скандалы, невозможно думать о работе. Только чтобы разобраться с этими скандалами, нам понадобилось 5-6 лет. Параллельно шел ремонт в здании.
Доносов тоже было много. По ним 7 раз открывались дела.
– Против вас?
– Да. 7 раз открывались, 7 раз закрылись. Как все это вынести…
– Поседеешь тут.
– Да, поседел я тогда. Все мы люди. Никто не делает, чтобы было плохо. Всегда делаем, чтобы было хорошо, чтобы людям было хорошо. Но у этого тоже есть предел. Иногда «очень хороший» тоже оказывается «очень плохим». Поэтому хочешь не хочешь становишься и знатоком политики, и шахматистом. Начинаешь быть более осмотрительным.
– Наверное, и юридические вопросы научились решать.
– Конечно! Учитывая все это, пошел учиться дополнительно на юридический, у меня есть диплом юриста. Человек должен постоянно учиться, получать знания. Сам я тоже люблю быть в движении, поиске.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Рано созревшее поколение не умеет отступать»
– Пять-шесть лет – это не один день, и не один месяц… Вы говорите, что хотели бросить, но не сделали этого. Что вас удержало?
– Думаю, это идет от семьи. У нас в семье не принято отступать. Мы такое поколение – закаленное в сложных условиях. После начальных классов учиться мы начали ходить в соседнюю деревню в семи километрах от нас – по 14 километров в день пешком. После 8 класса уже стали самостоятельными. Мы рано созрели. А такое поколение не умеет отступать.
Возьмем молодость Ильгама абый, Альфии апа (Ильгам Шакиров и Альфия Авзалова, – прим. Т-и) – тогда времена были еще страшнее. Это поколение, которое видело голод, они лицом к лицу столкнулись со смертью. Голод унес миллионы жизней. Говорят, тяжелые времена рождают сильных людей. Я не хочу применять это к себе, но лишь тот, кто видел трудности, может понять состояние другого человека, относиться к нему с состраданием. Кто не сталкивался с испытаниями, жил легко, не умеет сочувствовать другому человеку. В жизни бывает по-разному: сегодня так, завтра – по-другому. Поэтому к каждому человеку надо относиться как к личности, я в этом твердо убедился. Любое существо, даже если это не человек, имеет право на то, чтобы к нему относились с уважением.
– Значит, сказанное вами можно понимать и как ваши жизненные принципы, верно?
– Конечно. Даже в филармонии, общаясь с сотрудниками, я разговариваю с ними почтительно, ставлю себя ниже.
Продолжение следует…