Конюхов рассказал, как Татарстан поможет ему исследовать микропластик в океане
«Человечество не думало о том, как выброшенный пластик будет влиять на мировую систему»
– Федор Филиппович, расскажите о путешествии, которое запланировано у вас на 2026 год. В чем его цель?
– Спасибо, что пригласили в Казань. Я бывал здесь и при советской власти, и недавно приезжал. Но обычно все в спешке: приехал, встретился, переночевал, улетел. А так Казань новую я особо еще и не видел. Еще при советской власти здесь я много работал художником. У нас тут был Дом творчества СССР, мы там все собирались и работали. У вас художники очень талантливые. Даже сейчас, когда ехал, видел необычные скульптуры – они сделаны с любовью.
Приехал к вам я, чтобы осуществить свою мечту. У нас совместный проект с татарстанской компанией «Миррико». Мы – человечество – эксплуатируем на земном шаре пластик примерно 50 лет. Но мы не думали о том, как этот пластик будет влиять на мировую систему. Я могу говорить об этом сутками – это моя жизнь, я в этом живу, и все мое окружение тоже озабочено этой проблемой.
Я – моряк, ходил в море в 70-х годах. Мы ходили на рыболовных траулерах и просто за борт все выбрасывали: сети, полиэтиленовые мешочки, упаковки. Так было принято. Мы думали, что океан больше, чем мы о нем представляем, что он все поглотит.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Почему я мусор собирал? Потому что очень люблю китов»
Первое мое кругосветное плавание было в 1991 году, я ходил еще под флагом Советского Союза от Австралии до Австралии. Оно продолжалось 224 дня без остановки. Естественно, я брал с собой продукты. Консервные банки выбрасывал за борт: агрессивная морская вода за несколько месяцев их съедает. А пластмассу я собирал в мешок и, когда вернулся в Австралию, спросил, куда мне это сдать.
Я встречался с премьер-министром Австралии, он очень влиятельный человек. Он рассказал, что в мире существует организация «Очистим планету от полиэтилена». Видите, она еще в 1991 году существовала. Тогда у меня взяли интервью и спросили, почему я весь этот мусор собирал. А я собирал, потому что очень люблю китов. Я пять лет жил на Чукотке, у меня была тема, как у художника, – «Жизнь и быт народов Севера». Я собирал творческий материал, тогда еще не был членом Союза художников России и, соответственно, на этом защищался. И я видел, как киты на берегу умершие лежат. Эскимосы уже в то время знали, почему это происходит.
Полиэтилен в воде остается в подвешенном состоянии – он не опускается вниз и не поднимается наверх, как медуза. А кит ведь не разбирается и поглощает его вместе с креветками и планктоном, они проходят через его щетки, так называемые усы. Полиэтилен забивается в эти щетки, а кит ведь зубы не чистит. От этого пластика киты и гибнут.
Поэтому, когда я шел в своем первом кругосветном путешествии, я не выбрасывал мусор в океан. На Южном полушарии, на экваторе, возле Антарктиды очень много китов. Но я еще не знал тогда, насколько масштабна эта проблема.
Я не выбрасывал мусор, потому что знал, что за мной идут киты, летят альбатросы. Кстати, альбатросы очень умные и одновременно глупые: когда пьешь лимонад и выбрасываешь крышку, они думают, что это еда, и проглатывают. Я был на месте, где они гнездятся, – на мысе Горн, в Новой Зеландии, в Антарктиде. Когда альбатросы погибают и разлагаются, видно, что у них полный желудочек набит пробками и всякой пластмассой.
И вот меня в 1993 году приняли в ассоциацию «Очистим планету от полиэтилена». В ней состояли Ричард Брэнсон, Дип Смит, Жак Пеккар – это такие люди, которые думали, как решить проблему. Мы летали в Африку, где собирался форум. Мы ездили в джунгли, и там все было забито полиэтиленом. Мы еще не думали об океане. А потом дело пошло. С 2005 года я стал заниматься микропластиком через наш институт океанологии. Мы не смогли убрать пластик, и появилась проблема микропластика.
Полиэтиленовый пакетик лежит на поверхности океана, нагревается на солнце и разлагается на мелкие частицы – это и есть микропластик. Такой же процесс происходит на земле, но в океане радиация выше. Сейчас весь Мировой океан содержит эти частицы.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Каждый за неделю съедает пластика по весу одной кредитной карточки»
Все мы с вами за неделю съедаем пластика, по весу равного одной кредитной карточке. Я был на производстве пластиковых бутылок: когда проводишь по поверхности готовых изделий пальцем, видишь, сколько там пыли. Ты никуда от нее не денешься, и бутылки эти не моются. Все мы это пьем. Если этого микропластика немного, он выходит с потом и всеми нашими выделениями, а если много – остается в нашем организме.
У меня пятеро детей, шесть внуков и один правнук. Я всегда думаю о том, что же мы оставим нашим новым поколениям, что же достанется моему правнуку Федору Филипповичу. Я думаю, именно его поколению предстоит решить эту проблему.
Сейчас уже значительно меньше стало выбрасываться пластика в океан по сравнению с 70-ми годами. Вот недавно я шел 24 дня на китайском корабле – они сортируют мусор. Пищевые отходы выбрасывают за борт – это не вредит, а все пластмассовое откладывают и, вернувшись в порт, сдают на переработку.
Но микропластика в океане уже накопилось очень много – им питается рыба, и в организм тех, кто эту рыбу ест, тоже попадают эти частички.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Я летел бизнес-классом и вез 100 килограммов пингвиньего помета»
Чтобы это проверить, я пришел в Антарктиду на две недели вместе с туристами. Все любят пингвинчиков, все с ними фотографируются, смотрят на айсберги. А я купил обычный кухонный бокс и стал собирать пингвиний помет. Все с меня смеялись. Пингвинов там до горизонта, помет у них красненький, потому что они креветок кушают. Конечно, они еще и воду пьют, рыбку кушают – и все это содержит микропластик.
Я собрал 100 килограммов помета и привез в Москву. Мне купили билет в бизнес-класс, у меня было много своих вещей: палатка, куртка, теплые бахилы – килограммов двадцать. И еще 100 килограммов пингвиньего помета.
Мы в институте его промыли дистиллированной водой, пропустили через фильтр. Я своими глазами увидел мелкие частицы, похожие на перхоть. В Антарктиде чисто, там нет никакого производства, но есть микропластик. Если мы бросим бутылку в Южной Африке, за четыре года она пройдет вокруг света и попадет в Антарктиду.
Антарктиду исследуют 55 стран, и, чтобы проводить там новые исследования, нужно, чтобы все они дали разрешение. На это у нас ушел год. Мы получили разрешение для исследования микропластика в Антарктиде.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Мусорное пятно в океане длиною в 2200 километров»
В океанах есть плавучие острова из пластика. Со временем они объединились, и образовался целый континент. Это Большое мусорное пятно можно найти даже на карте. Вот я ехал из Москвы в Казань – расстояние примерно 800 километров. А это пятно длиной 2200 километров, вы себе представляете? Там миллионы тонн пластика. Почему? Потому что там нет течения, нет рыбы, планктона, и мусор сбивается в одном месте. Так происходит миллионы лет. Сначала это были кокосы, перья птиц, пальмы, бананы. Когда начинается сезон ураганов, это все разносится и потом по новой собирается за год-два. А сейчас туда добавился пластик, особенно рыбацкие сети, которые порой достигают толщины с палец. И на них наматывается другой мусор. Когда идет ураган, он этот мусор не может разорвать, и с каждым годом это пятно становится все больше и больше.
– Как же решить эту проблему?
– Это пятно находится в нейтральных водах, там нет судоходства. На яхте там тоже не пройдешь, потому что там ветра такие, что лучше обойти.
И вот остров этот стал уже континентом, в нем появились даже морские котики. Откуда они там? Там живут рыбки-мутанты, то есть образовалась своя флора. Мутируют они потому, что лучи солнца, пробиваясь сквозь пластик, создают совсем другое излучение, что влияет на рыб. Пластик как зеркало срабатывает: когда ты стоишь перед зеркалом, на которое светит солнце, ты не загоришь, потому что ультрафиолет не пройдет таким образом.
Сейчас мы с компанией «Миррико» строим планы, как с этим бороться. Мы не хотим быть первыми, кто решит эту проблему, мы хотим, чтобы жители планеты обратили внимание на этот мусор.
Сейчас мы думаем, что делать. Есть разные варианты. Африканские компании разрабатывают порошок, который будет съедать этот остров. Он рассыпется, но куда мусор девать? Чилийцы предлагают запустить бактерии. Помните, когда в Мексиканском заливе прорвало нефтяную скважину, запустили специальные бактерии – они съели всю нефть, но а куда они делись потом? Они начали съедать все, и теперь там рыбкам нечего кушать. Я был там полтора года назад, мы там купались. Нефти там нету, все чисто, но там и другого нету. Знаете, сейчас в Азовском море очень много медуз, а в Мексике даже медуз нету – вода стала мертвой.
Третьи говорят, что этот остров надо оставить островом, навезти на него земли, посадить деревья.
А я предлагаю убирать его. Я вот смотрю, на реке Москве идет маленький мусоросборщик: раз – и все убрал. Мы сделали проект во Франции еще до пандемии – это будет небольшой мусоросборщик, под 70 метров. Нам тогда рассчитали, что он будет стоить 15 миллионов евро. Он будет собирать брикеты, потом будет подходить судно и забирать их. Каждая страна должна будет принимать этот мусор на переработку или для каких-то своих целей.
Эверест, 2012 год
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Мы великая страна по территории и люди мы великие, поэтому нам надо первыми начать»
Я постоянно говорю об этом, выступаю в разных странах. Был в Новой Зеландии, и мне сказали: «А почему мы должны убирать? Это далеко от нас». Я еду в Америку, мне там говорят то же самое: «Это не наше». И так я всех агитирую.
В России я говорю: «Мы великая страна по территории и люди мы великие, поэтому нам надо первыми начать». Конечно, мы не уберем весь этот мусор, но Россия должна быть первой, кто начал его убирать. Мы не уберем миллионы, но хотя бы тысячу тонн убрать можем.
Я понимаю, что мусоросборщики через 5-10 лет будут другие, придумают что-то другое. Может быть, когда этот мусор начнут убирать мусоросборщики, будет другая мысль, другие деньги, другие возможности, придумается что-то новое. А то знаете, мы только сидим, и я говорю-говорю, а мы ведь не предпринимаем ничего.
Но сегодня не выход этот остров растворить или посадить на нем что-то. Может быть, мой правнук Федор Филиппович скажет: «Ничего себе, прадедушка, как вы загрязнили планету». Нужно думать не о себе, а о том, как это скажется в веках.
Мой папа прожил 98 лет, и он сказал мне: «Федя, простите, наше поколение столько наделало. Мы сделали много хорошего, но и плохого тоже: глупостей наделали или слишком спешили. Особенно когда взорвался Чернобыль, Фукусима. И папа говорил, что его поколение придумало атомную энергетику, но не продумали, что делать, если АЭС взорвется. И мы так же много делаем – и глупостей, и хорошего.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Попробую взять образец грунта со дна, глубина там 5 километров»
Сейчас мы вместе с татарстанской компанией строим плот, как Тур Хейердал, я с ним тоже встречался. Он шел от Чили до Полинезии на плоту «Кон-Тики» из бальсовых бревен. Но эти деревья сейчас редкие, поэтому мы строим плот из переработанного пластика. Мы сделали девять труб, которые будут плавать как бревна. На плоту мы поставим лабораторию, сейчас она у меня дома под кроватью лежит. Это моторчик и фильтр. Я буду пропускать сто литров воды через этот фильтр и то, что нафильтрую, буду складывать в мешочек, на котором буду записывать день и координаты. Когда вернусь, институт будет исследовать это все.
Нам придется везти этот плот в Чили на корабле. Я поплыву по течению и выйду в Северном полушарии к этому пятну. Это у меня займет примерно месяц, предстоит пройти 4 тысячи километров. Хочу обойти его один или два раза – это будет зависеть от погоды. Буду идти и собирать мусор. Мне немного страшновато – неизвестно, какие там мутанты живут гигантские, как я их называю – монстры.
Остров стоит и разлагается от солнца, и все это идет вниз. Конечно, мне будет сложно, но я попробую взять образец грунта со дна. Глубина там 5 километров. Мне нужен будет трос, лебедка, а у меня ведь небольшое судно – плот длиной 18 метров. Было бы интересно узнать, что в этом иле накопилось за столько лет.
Возвращаться я буду другим путем, потому что назад до Чили мне пришлось бы плыть против течения, поэтому я дойду до Австралии. Там прекратится первый этап. Потом я пойду к другому мусорному пятну – в Индийском океане, они везде есть.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Давай продадим твою яхту, которая стоит 70 млн долларов, и построим мусоросборщик»
Мы сделали катамаран на солнечных батареях, я планировал от Австралии на нем поплыть к этому мусорному острову. На этом катамаране нет паруса, только электродвигатели стоят, два поплавка и палуба. Мне говорят: «Федя, Илон Маск над своей Tesla девять лет бился, а ты хочешь с первого раза». Потом мы поняли, что такое судно долго не проходит, не выдержит те расстояния, которые нам нужны. Мы потеряли время.
Мы этот катамаран продали, чтобы он туристов катал. И перешли на другой проект – плот под парусами. Да, конечно, на нем сложнее, но на нем можно долго находиться в океане. А на том катамаране – электроника, аккумуляторы, а человечество ведь еще не придумало хорошие аккумуляторы, мы все время их заряжали.
Мы годы провозились с катамараном и сейчас начинаем с плотом. Мы хотим привлечь внимание к тому, что Россия исследует, понимаете?
Я как-то подошел к одному состоятельному человеку, который имеет свою яхту за рубежом. Говорю ему: «Давай продадим твою яхту?» Она стоит 70 млн долларов. Вместо нее я предложил ему построить мусоросборщик за 15 миллионов. А он посмеялся – сказал, что его жена любит ходить на этой яхте и лежать там в бассейне. А я объяснил ему, что можно так построить этот мусоросборщик, что наверху еще и бассейн будет. И пускай жена лежит в нем, и вокруг все будет чисто. Ну все посмеялись.
Видите, возможности есть, и мы эту тему с компанией Татарстана, с поддержкой Казани хотим показать.
Мы не хотим брать отовсюду информацию, эта информация должна быть наша, живая, наш живой пример, поэтому мы начинаем свое исследование. И тогда уже можно будет говорить другим странам. Хотим или не хотим, надо что-то предпринимать.
Когда я обнаружил микропластик в Арктике, меня просили не говорить об этом, но я все равно сказал. Больше всего Северный Ледовитый океан загрязняем именно мы. Видите, как это режет по ушам.
В Арктический совет входят несколько стран. Я был в Норвегии. У них все население 5 миллионов – у вас в Татарстане 4 миллиона. У вас рек течет больше, чем у них, там нет таких рек, как Волга, там ручьи. Ну что они могут сделать? Возьмем Гренландию – там тоже одни ручьи, тают ледники, живут эскимосы, их 300 тысяч всего и рек там нет. Понятно, что они не могут загрязнить океан.
У Канады в Северный Ледовитый океан впадает всего одна речка Маккензи. Она по размерам примерно как наши Хатанга, Индигирка, Колыма. Это не Обь, не Енисей, не Лена.
А у нас сколько рек? Обь протекает через всю Азию! И сколько рек помимо нее. Как говорил Ломоносов: «Мы всем фасадом стоим на Ледовитый океан». Если больше всего от нас рек течет, значит, мы больше всего должны на себя взвалить: мы должны мониторить, чистить, говорить. Зачем же мы будем на норвежцев надеяться? Что с них, с этих пяти миллионов, взять с одним ручьем? Что с эскимосов взять?
Если я откажусь от этой идеи, скажут, что русский не смог. Когда до меня один русский на весельной лодке не смог пройти, никто не сказал, что Славик Кавченко не смог, говорили, что русский не прошел. Если я смог, значит, говорят, что Россия смогла.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«У меня в роду пятеро признанных канонизированных святых – я знал, что стану священником»
– Федор Филиппович, мы знаем вас не только как путешественника, но еще и как священника. У вас есть много проектов, связанных с религией, которые занимают значительную часть вашей жизни. Как вы к этому пришли?
– Я часто думаю о том, как людям тяжело живется. Я часто встречаюсь с детьми в школах, приезжаю в институты, я и сам преподаю в Современной гуманитарной академии в Москве с 1999 года. Все эти годы я не увольнялся, потом на пенсию ушел. У меня там четверть ставки на должности заведующего лабораторией дистанционного обучения в экстремальных условиях.
И вот я смотрю, какая жизнь тяжелая у людей, а у меня-то – легкая, потому что я с детства знал, что буду путешественником. Мой дедушка участвовал в экспедиции русского путешественника Георгия Седова. Он хотел, чтобы я стал таким, как Седов. Дедушка умер в 1958 году, а я в 1951-м родился.
С детства я знал и то, что стану священником. Раньше мы скрывали, что в нашем роду, помимо рыбаков и моряков, были священники. Папа мне говорил: «Федька, не говори никому, что у тебя родственники расстреляны за веру». У меня в роду признанных канонизированных пять святых. И я дядя, и тетя, и брат.... пять человек. Я знал, что стану священником. Я учился в Ленинградской духовной семинарии в 60-е годы. Тогда ректором там был Святейший Патриарх Кирилл. И потом, когда он стал епископом в 2009 году, он прислал мне письмо, что нужно заниматься духовной миссией. С тех пор я протоиерей Русской православной церкви Московского патриархата. Я служу нашей православной вере.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Когда понимаешь, что никто тебе не поможет, надежда только на Бога»
– Вера помогает вам в путешествиях?
– Видите, без веры нельзя. Когда я нахожусь вдали от людей, попадаю в шторма… говорят, утопающий хватается за соломинку. Ты понимаешь, что никто тебе там не поможет. Тогда надежда только на Бога и на святых, которым ты молишься. Ты знаешь, что корабль не дойдет, вертолет не долетит.
Я летел на воздушном шаре, а там же каждую секунду может молния попасть, и он взорвется на высоте в 11 тысяч метров. Я перевернулся в 125 милях от Тасмании. Яхта дрейфовала, шел шторм. Еще Шойгу был в МЧС, и ученый Артур Николаевич Чилингаров каждый день Владимиру Владимировичу Путину клал на стол записку с информацией, где находится Федор Конюхов.
Но никто не мог мне помочь – МЧС туда не долетит. Австралийцы говорили, что корабль не может пройти в шторм: «Стихнет ураган, тогда пойдем». Но и корабль будет идти шесть дней. Учитывая, что ураган должен был идти еще три дня, мне нужно было как-то продержаться. Я знаю, что весь мир следил за мной, но ничем мне не могли помочь. На что надеешься в таких ситуациях? Только на Господа Бога, на святых, на дедушку Николая Чудотворца.
Фото: предоставлено организаторами экспедиции
«Наша Земля очень красивая и очень маленькая»
– Татарстан – многоконфессиональная республика, нас всегда приводят в пример как место, где царит мир между представителями разных конфессий. Встречали ли вы такие примеры где-либо еще?
– Знаете, я много езжу. Сам уже сбился со счету, но мой внук собирает информацию о том, где я был. Старший сын считает, сколько я миль прошел в океане: 180 тысяч миль. Это как от Земли до Луны я в одиночку прошел. Младший сын у меня геолог, он собирает, на какую высоту я поднялся, – я два раза на Эвересте был и так далее. А моя жена Ириночка считает, сколько дней я был дома и сколько отсутствовал.
И вот у нас было 30 лет совместной жизни, я об этом забыл, у меня недалекая память: я не помню, когда мы познакомились и так далее. А она все записывает. Я смотрю в паспорт и вижу, что у нас юбилей, говорю: «Ирочка, давай как-нибудь отметим? Пойдем в ресторанчик или дома накроем стол». Она спрашивает: «А с чего ты взял, что 30 лет? По моим подсчетам, скоро будет только десять лет, как мы совместно живем».
Когда я езжу по разным странам, Господь Бог или, кто как понимает, – Природа или Вселенная – нашу планету создали красивой и маленькой. Я столько раз летал и плыл вокруг нашей Земли, а мне всего 73 года. Она очень маленькая, нам только кажется, что она большая. Мы даже видим ее изгиб в океане.
Господь создал ее очень красивой. Сколько я ездил, нет на земном шаре некрасивых мест. Я жил на Чукотке, в Гренландии – там очень красиво. А степи, наши леса, болота, джунгли Амазонки, тайга, горы? Нет на земле некрасивых мест. Ну не мог Господь создать некрасивые места. Когда я возвращаюсь, для меня самая лучшая – это наша страна, потому что я в ней живу. Я люблю Сергиев Посад, свою деревню. И когда я приезжаю к вам, я говорю, что у вас самые красивые виды, в Санкт-Петербург приеду – буду говорить, что у них красиво. Потому что все красиво.
Точно так же Господь не мог создать некрасивых людей. Что такое красота? У всех понятие красоты разное. Я был три раза в Сомали – в 73-м году, в 93-м и в 99-м. Я там встречался с президентом, шел на верблюдах. Это очень красивая страна. Особенно их пустыни. А когда она цветет, там такие цветочки красивые! А верблюд, знаете, он пахнет вечностью – солью, солнцем. Люди там красивые – и женщины, и мужчины. Все думают, что Сомали – это пираты, бандиты, что там страшно. Там действительно страшно, есть даже фотография, где меня охраняют с автоматами Калашникова.
Политическая, экономическая, военная и религиозная системы заставляют людей воевать, ненавидеть друг друга, становиться бандитами, они портят земную поверхность.
На земном шаре нет неверующего человека. Религия – это политика, а вера – это для всех. Ни одна вера не призывает убивать друг друга, все веры добрые, Бог один. В каждой стране своя религия и никогда не будет такого, что на всей Земле будет одно вероисповедание. Это не я сказал, еще древние так говорили.
Поэтому когда меня спрашивают, где самые красивые женщины, я говорю, что у них, потому что нет некрасивых людей.
– Есть ли точка на земном шаре, куда вы хотели бы попасть, но знаете, что это невозможно?
– Я лично проиграл с Марианской впадиной. Мы брали различные разрешения, у нас ушло 17 лет, чтобы исследовать ее. Мы с ученым Артуром Чилингаровым планировали опуститься на дно и собрать образцы грунта. Но потом Артур Николаевич сказал: «Федя, пока ты болтался в океане, наш батискаф по кусочкам разнесли». В 2020 году китайцы погрузились в Марианскую впадину. Проект был наш, мы планировали погрузиться на глубину в 11 тысяч, а они погрузились на 6 тысяч. Понятно, что и до нас погружались, но мы хотели опуститься и пройти 13 миль, чтобы провести исследование, чтобы заявить всему миру, что Россия приступила к исследованию Марианской впадины.
Когда ко мне приходят молодые люди и говорят, что хотят пойти, допустим, на Эверест, я говорю: «Зачем вам идти? Мы же там были, флаг там поставили». Они должны исследовать Марианскую впадину, или лететь на Марс, или подниматься на гору Олимп высотой в 26 километров. Вот это достойно!
Я всегда говорю, что можно любить Россию, а можно не любить, но на сегодняшний день больше всего мировых рекордов за нами, и нам нельзя отступать!