Из банкрота с миллионными долгами – в основатели НКО, меняющей жизни детей
«В 7 утра звонки от банков, коллекторы барабанят в дверь. Дошла до состояния «выйти в окно»
– Эльвира, с чего началась твоя история?
– В Казани я родилась и живу здесь уже 40 лет. Росла в местах между «обкомом» и «мемориалом» на берегу Казанки, где были маленькие домики. Мама мечтала, чтобы я стала пианисткой, потому что сама окончила консерваторию, она вокалистка. Ей казалось, что пианисты – это элита. Она отвела меня в музыкальную школу при консерватории. Туда тогда был огромный конкурс, человек 40 на место. Меня взяли, какие-то способности у меня все же были, я лауреат пяти международных конкурсов.
В консерватории же я сразу начала двигаться в сторону шоу. Была ведущей розыгрышей, программ, банкетов. К пятому курсу у меня сформировалась собственная база клиентов.
– Для этого нужен какой-то опыт…
– Я с 14 лет работала промоутером, раздавала листовки, рекламировала конфеты, полотенца. А когда мне было лет 17, мои друзья просили меня проводить розыгрыши подарков среди посетителей их салонов. На втором курсе консерватории я считалась опытной ведущей, а мои услуги стоили дороже, чем у других, целых 1000 рублей в час. Мне хотелось развиваться, вести банкеты, где ты работаешь не один час, как на розыгрышах, а уже часов по пять.
В 2005 году открыли комплекс «Туган авылым», моя знакомая пригласила меня туда, я работала с микрофоном, проводила конкурсы, танцевальные баттлы на дискотеках. В этом комплексе были самые дорогие банкеты. Я подсматривала за ведущими, записывала, училась у них и постепенно сама начала работать ведущей банкетов.
Эльвира Галлямова с сыном
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– Получив диплом консерватории, ты открыла event-агентство?
– Да, сразу же, в 2008-м. У меня был партнер, мы очень быстро набрали клиентов, хорошо зарабатывали. Даже офис был из нескольких кабинетов, был склад костюмов, декораций, мы все это заказывали. Никаких инвестиций у нас изначально не было. Заработали с какого-то мероприятия – по пятерке себе забрали, остальные пару десятков вложили. У нас был тандем: я продавала, организовывала, креативила, а партнер хорошо распределял деньги и считал. За год мы хорошо раскрутили агентство.
Партнерство закончилось, когда я вышла замуж. Правда, семейная жизнь не сложилась, мы разошлись в 2012 году, когда сыну был год. Я снова включилась в работу, используя имеющиеся активы – костюмы, склад. Но в 2013-м наступил период, когда крупные предприятия вообще ничего не проводили. А я уже вложила деньги в декорации, костюмы, даже кредиты взяла. Мне даже посоветоваться было не с кем, сама я плохо вела учет. Пришлось взять новые кредиты, чтобы вернуть деньги, платить аренду и зарплату сотрудникам. И в состоянии «вот сейчас, скоро все выправится» я брала новые кредиты.
К началу 2015 года я уже не то что банкрот, у меня было 2,5 миллиона рублей долга. В 7 утра звонки от банков, коллекторы барабанят в дверь, чтобы уже что-то выносить из дома. Я жила тогда у мамы, сыну было три года, идти некуда, жмут со всех сторон. Уже микрозаймов набрала. Дошла до состояния «выйти в окно». Иногда заказы появлялись, но денег было недостаточно, чтобы покрыть долги. И проценты росли. Единственное, что меня удерживало, – это сын.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Если попросить, могут дать или не дать. Но если не попросить, точно ничего не получится»
– И тут появилась «Фея-крестная»?
– Да, в самый тяжелый момент Бог послал мне спасательную шлюпку. Пришла эсэмэска от одной моей хорошей знакомой, что в семейном психологическом клубе проводятся детско-родительские тренинги. Я понимала, что в этой гонке могу упустить единственного сына. И приехала с ним к этому психологу, харизматичной классной женщине. Несколько месяцев мы ходили туда, но я постоянно отлучалась на деловые встречи, оставляя сына, не было включения.
А руководитель группы стала проводить в этом клубе экономические игры по типу «думай и богатей». Как-то сижу в машине, бензин на нуле, уже датчик горит. Думаю, хватит до дома доехать или нет. Последняя степень отчаяния. И тут звонит психолог и приглашает на игру. Мол, тем более, если «бензин на нуле», надо приехать и разобраться, что у тебя с деньгами.
– Разобрались?
– После игры она попросила меня остаться. И сказала: «Я тоже через это проходила, у меня были точно такие же долги. Я могу тебе помочь, но ты должна поклясться, что будешь делать то, что я говорю. Тебе надо прямо сейчас составить четкий план, договориться с мамой, чтобы она на это время взяла твоего ребенка на себя». Говорила довольно жестко, не стесняясь в выражениях, такой типаж Фаины Раневской.
Это была та соломинка, за которую я зацепилась. Потому что это был единственный человек, который говорил мне, что мне надо сделать сейчас. Все остальные просто сочувствовали и желали удачи. С этого момента я оттолкнулась от дна. Хотя, конечно, еще и сын попал в больницу с менингококковой инфекцией, нахлебались и этого.
– И как решала вопрос с долгами?
– Психолог заставляла меня брать телефон, звонить и просить деньги, чтобы закрыть микрозаймы. Звонила клиентам через огромный страх, просила помочь. И с двух звонков, помню, у меня было уже 200 тысяч. Если попросить, то могут дать, а могут не дать. Но если не попросить, то точно ничего не получится. У меня были жуткие депрессии. Психолог начала развивать семейный психологический клуб, я в нем 10 лет, и вот сейчас я стала в нем наставником. Туда приходили в основном женщины лет тридцати, моего возраста.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Я думала, что это я несчастная жертва. А тут 200 человек, у которых вообще непонятно, что дальше»
– А как ты начала заниматься благотворительностью?
– Психолог как-то сообщила, что к ним обратился интернат для умственно отсталых детей в Авиастроительном районе, там попросили сделать выпускной, помочь деткам организовать капустник. Я сделала два-три звонка, договорилась, кто-то подарил шары, кто-то прислал тортик, аниматоры пришли бесплатно.
Тогда был очень важный, поворотный момент. Казалось бы, мне есть нечего, какая тут благотворительность. Но мы приехали в этот интернат с шариками, тортиками, и навстречу выходит вот эта гурьба выпускников 9 класса, уже не маленькие, но они бегут, и у них совершенно детские лица. И они как давай меня обнимать… Я увидела, как они радуются этим шарикам, как прыгают от счастья при виде аниматоров… Я же привыкла к нефтяникам, для которых виски не виски, артистка не артистка, а тут такая неподдельная радость. Тогда я поняла, что мне есть что отдать, я могу помогать.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– Хотя сама нуждалась в помощи.
– Я думала, что я несчастная жертва. А тут целых 200 человек, у которых вообще непонятно, что дальше будет.
Около 50 детей в выходные оставались в интернете, их родители не забирали. И они сидят там, ковыряются в телефонах, смотрят телевизор, битый асфальт во дворе – на велике не погонять. Мы внедрили для них специальные дополнительные занятия. У интерната не было денег на педагогов, хор, танцы, ритмику, прикладные занятия. Мы с девочками приходили к ним по воскресеньям. По сути, та система развития, которая у нас сейчас в фонде, тогда и зародилась. То есть мы нанимали людей, которые проводили с детьми занятия, и у них это стало получаться все лучше и лучше. Мелкая моторика развивает интеллект. Ребята стали меняться на глазах.
В течение года мы своими силами проводили утренники, где я была то обезьяной, то петухом, то еще кем-то. Мы кидали клич по знакомым, собирали денежку, покупали, оплачивали. Я стала понимать, что нельзя их оставлять, и увидела масштабы бедствия – сколько таких детей в Татарстане и в целом по стране, что надо что-то делать, систематизировать работу, масштабировать.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Президентом назначили молодого амбициозного мужчину. Он украл у нас полмиллиона»
– Так появился благотворительный фонд?
– Хотя внешне я кажусь очень уверенным в себе человеком, у меня очень много страхов. Мои долги хотя и закрываются, но очень уж медленно, конца и края не видно. Я сдала склад, распродала вещи. В 2017 году мы с психологом стали соучредителями фонда. Президентом назначили молодого амбициозного мужчину, который стремился стать депутатом, но он потом украл у нас полмиллиона. Суд мы выиграли, но деньги он так и не вернул. После этой истории с 2018 года руководителем фонда стала я.
3 августа фонду исполнилось восемь лет. Получился хороший, красивый, нужный проект. Если бы это было не так, мы бы не пережили пандемию и другие тяжелые времена для некоммерческого сектора.
– Как фонд начал работать?
– Это вообще очень классный кейс, поэтому я сейчас обучаю владельцев НКО фандрайзингу, то есть привлечению ресурсов на социальный проект. Я практик и всему научилась сама. Утро начиналось с чашки кофе и телефона с контактами. Я делала по 40-50 звонков в день. Так создавались разговорные скрипты, технологии взаимоотношений с донорами. Так я набирала базу, она до сих пор работает, есть люди, которые донатят постоянно.
Поначалу мы даже не знали, что нужен расчетный счет, собирали на карту. Сейчас ежемесячно привлекаем 300-400 тысяч рублей в месяц плюс гранты. На данный момент у нас 13 грантовых побед.
– Сложно оформить заявку и получить грант?
– Это относительно. Есть некоммерческие организации, которые живут только грантами. Есть разные точки зрения, мы используем разные каналы финансирования, и это, на мой взгляд, и есть устойчивый фандрайзинг.
Грант – это технология, проектность, логика, его нужно тщательно упаковать. Я сама ни разу не писала на грант, у меня другой мозг. Я хорошо создаю идеи, могу развернуть проект, найти партнеров. А пишет у меня всегда специалист. Мы в этом году получили премию мэра, стали победителями конкурса среди некоммерческих организаций Казани. Ждем премию – 250 тысяч рублей, правда, уже полгода.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Была иллюзия, что в госучреждениях много денег, надо просто сказать, какие мы классные, и нам дадут»
– А как приходили люди в твою команду?
– Из того психологического клуба. Люди приходят с готовностью что-то отдавать – люди с зависимостями, со сложностями, с долгами и так далее. У нас заработок по 15 тысяч рублей, у меня 20. Сейчас у меня в команде 12 человек, есть даже исполнительный директор.
Я стремлюсь к тому, чтобы освободиться от рутины и заниматься только привлечением денег. Мне очень нравится идея тренерства НКО. Мечтаю ездить по миру, передавать свой опыт, помогать энкаошникам выстраивать системную работу, тренировать фандрайзинг, потому что это очень сложная работа. Хорошие фандрайзеры продают свои тренинги очень задорого, НКО не могут себе это позволить. И мне хочется сделать это более доступным.
– Есть стереотип, что без связей грант не получить.
– Знаешь, вот я родом из трущоб, у меня простые родители, никого такого в нашем окружении никогда не было. Первые годы жизни фонда я ходила по кабинетам. Была такая иллюзия, что во всех государственных учреждениях много денег и надо просто подойти, сказать, какие мы классные, и нам дадут. Я приходила в Кабинет министров, Госсовет, всякие министерства, комитеты, около года пробивала эти двери. Они говорят: отлично, у нас же есть гранты – Раиса, «Татнефти», идите и пишите. Мы, говорят, можем дать вам помещение, проводите там мастер-классы.
Я стала понимать, что надо изучить систему. На самом деле они очень даже открыты к взаимодействию. Но только в том случае, если НКО знает, какую проблему она решает.
– Так в чем секрет удачной заявки на грант?
– Надо правильно его продумать. Найти действительно актуальную социальную проблему. Условно: строить какие-то спортивные площадки во дворах Казани – не очень актуальная проблема, их уже строят. А вот, к примеру, построить спортивную площадку в интернате – да. В 2020 году мы это, кстати, сделали. Это та социальная проблема, которую мы решили.
Грант – это жесткая, конкретно измеримая цель, подтверждение проблемы, наличие софинансирования, результат. Отчетность должна быть идеальной, но любой грантодатель дает возможность исправить ошибки. Редко бывает, что к нам нет ни одного замечания. Им надо убедиться в том, что деньги, выделенные государством, ушли в правильном направлении.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Ребята из детских домов задаренные, они обласканы-переласканы. Это миф, что там нечего есть»
– Кто подопечные фонда?
– Мы называемся Фондом развития социализации и профориентации детей с особенностями, с инвалидностью и детей из детских домов. И я очень верю в эту трехступенчатую программу. Фонд помогает ребенку взлететь.
Большая проблема – это отсутствие подготовки ребенка к самостоятельной жизни. Допустим, родители маломобильного ребенка возят, носят его и не прикладывают усилий, чтобы создать такие условия, чтобы он был самостоятельным. Без них он никуда не выезжает. Есть пособие, и слава Богу, не надо развиваться, напрягать ребенка.
Такая же история у ребят из детского дома: «Зачем мне работать? У меня есть пособие, есть квартира, телефон хороший». Они задаренные, обласканы-переласканы. Это совершеннейший миф, что бедным детям в детских домах нечего есть. У них там соляные комнаты, бассейны, хорошие телефоны, подарки. Я была во всех детских домах нашей республики. Дети на полном гособеспечении. С точки зрения быта и базовых потребностей все закрыто и перекрыто.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– В чем же роль благотворительного фонда?
– В том, чтобы дать детям навыки самостоятельной жизни. Они совершенно не понимают, что все это когда-то закончится и придется самому готовить кашу. Понимание реальности ко многим приходит, когда они банкротятся, теряют свои квартиры, делают аборты, проигрывают или неудачно вкладывают деньги. Многие не могут перемещаться по городу самостоятельно. Мы сейчас реализуем программу, где учим детей пользоваться транспортом. Родители в истерике, крутят в голове картинки, как на ребенка там все напали, изнасиловали, избили, убили. А ребенок тем временем спокойно добирается из точки А в точку Б, где его провожают и встречают волонтеры. И потом они вспоминают об этом как о самом ярком впечатлении.
Мы развиваем их с помощью различных занятий, социализируем с помощью тренингов по ориентации в городе, учим готовить, возим на сплавы, берем в походы. Мы их профориентируем и внедряем во взрослую жизнь. Эта третья ступень называется «Программа корпоративного наставничества». Мы три года активно работаем с московским благотворительным фондом. Он разработал эту программу, внедрил ее в 20 регионах страны. Мы в Татарстане являемся региональным координатором.
Подростки получают возможность осознанного выбора профессии. Они смотрят вебинары с людьми разных профессий – слесарями, стилистами, журналистами. Как минимум четыре раза в месяц мы водим их на различные предприятия: в ресторан, медицинский центр, на завод, в автомойку, автосервис, типографию, швейную мастерскую, чтобы они увидели, как это изнутри работает.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– Как происходит профориентация?
– В апреле-мае мы начинаем писать с ними резюме, помогать проходить собеседования. После успешного собеседования их берут на стажировку. Они получают наставника, который говорит, что надо делать. Дети работают в зависимости от возраста от 4 до 6 часов в день. Стажировка длится минимум три недели. Первое время они, конечно, не понимают, что надо вовремя приходить на работу. Ко второй неделе осваиваются, на третьей возникает понимание цикла: надо пораньше встать, приехать, поработать, обед с собой взять.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
«Дети мечтают быть айтишниками или курьерами, им кажется, что это сразу много денег»
– Каких детей и куда берут на стажировку?
– У детей из Приволжского детского дома, например, нет никаких диагнозов. Понятно, что у них есть психологические травмы, но они ходят в обычную среднюю школу, им не нужны специальные адаптеры. Им проще социализироваться, проходить более сложные стажировки.
А ребята с нарушениями речи, с умственными нарушениями работают на более простых позициях, например работниками зала в сети фастфуда. У нас сложились очень хорошие отношения с зоопарком, там очень нужны рабочие руки. Там наши ребята кормят козлят, носят сено, чистят картошку для животных. Сейчас у нас новый партнер – ресторан. Наш парень с умственной отсталостью мечтает работать поваром, и вот с середины августа он начнет там работать фудраннером, помощником официанта. Конечно, мы не допускаем их к огню, к зоне опасности.
В целом для них это очень полезно. Бывает, что они успевают за лето поработать в нескольких местах. В прошлом году наш Фарит Валеев работал продавцом-консультантом в магазине одежды, а в этом году он помощник замминистра в Министерстве по делам молодежи РТ. Подросток к 17-18 годам, к моменту выхода из детского дома или из интерната, уже успевает попробовать себя как озеленитель или горничная, знает, что такое работа официанта или работа в типографии. Он уже понимает, где ему прикольно, где не очень, где сколько платят, как вообще выстраивать отношения с работодателем. А мы стараемся создать условия, которые максимально приближены к жизни. А в жизни не все удобно.
Мадина Гаффарова (слева) на стажировке
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– Вы работаете с министерствами? Как вы этого добились?
– Еще пять лет назад мы понимали, что мы живем в одной реальности, а госсектор в другой. Пересекались мы крайне редко. А последние несколько лет мы стали сближаться. Инклюзивный пляж, инклюзивный парк, инклюзивные пространства для мастер-классов, различные приспособления в парках. И когда авторы программы корпоративного наставничества в Москве обратились в Министерство юстиции РФ с просьбой помочь со стажировками подросткам с нарушениями слуха и подросткам из детских домов, они откликнулись. В этом году мы обратились в татарстанское управление Минюста РФ. Ребятам интересно, как там вообще все работает, что это за здание, что там внутри, какие там люди.
У нас есть Мадина Гаффарова, хорошая девочка из приемной семьи, прилежная, ответственная. Она захотела попробовать себя. И когда мы получили отклик, с большим удовольствием пришли с Мадиной на собеседование. Там ее чуть ли не обнимают – нам так нужны люди, давай садись, вот тебе твоя кружка, вот твой стол, вот тебе всё, мы поможем. Начальник управления Максим Владимирович Скирда говорил: «Давайте мы сделаем экскурсии, нам тоже люди нужны, мы открыты». Грань как-то стирается, и это классно.
– Как это отразилось на ваших подопечных?
– Дети ведь даже никогда не думали об этом. Они мечтают быть айтишниками или курьерами, им кажется, что это сразу много денег. Или какими-то стилистами, потому что они смотрят телевидение и соцсети. Но никто не мечтает быть госслужащим, они даже не смотрят в эту сторону. В результате ребята, прошедшие стажировку в Министерстве юстиции и в Министерстве молодежи, были удивлены – сколько всего, оказывается, в республике происходит. У них расширяется понимание того, как это работает и что для них это тоже доступно, несмотря на инвалидность или детский дом. Если человек готов работать, быть активным, полезным и нужным, а не просто иждивенцем, то почему бы и нет?
«Я сапожник без сапог – делала много для чужих детей, а сыну недодала»
– Почему вы беретесь помогать детям с приемными родителями?
– Это тоже дети-сироты, они тоже травмированные. Иногда они попадают в семьи довольно большими, и у них точно такие же сложности с адаптацией. Приемная семья – это не всегда любовь и забота. Люди бывают разные.
Второй важный момент: чисто организационно нам не всегда бывает удобно работать с интернатом и с детским домом. В летний период детские дома отправляют всех детей в лагерь – в это время нет финансирования на персонал. У них свой распорядок, устав. И у ребят там тоже своя насыщенная программа. У нас порядка 15 детей из приемных семей, все с разной степенью социальной адаптации.
С сыном
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
– Какие у тебя отношения с сыном?
– Я, получается, сапожник без сапог. Делала много для чужих детей, а сыну недодала. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что не уделяла ему должного внимания, где-то задаривала подарками, находила ему нянь, репетиторов. Он был без меня. И сейчас он как будто это добирает. Не очень экологично. Все в природе стремится к равновесию. Этот дисбаланс, безусловно, мой родительский косяк. Я это и с психологом разбирала, и самостоятельно. Понимаю, что многое делала из чувства вины.
10 из 14 лет его жизни я пыталась справиться с жестким жизненным кризисом. Я доползала до дома, меня хватало на то, чтобы что-то ему почитать и уснуть. На днях провела кинотренинг, который назвала «Баланс между своей жизнью и служением – возможно или нет?». Какое-то время с сыном упущено, но сейчас я делаю то, что могу реально сделать. Конечно, выставление границ дозволенного и запретного происходит уже более травматично, но теперь я уверена, что мы справимся с этим и баланс будет восстановлен.
Фото из личного архива Эльвиры Галлямовой
Эльвира Ильдаровна Галлямова родилась в Казани в 1985 году.
Окончила Казанскую государственную консерваторию. Лауреат международных и региональных музыкальных конкурсов.
В 23 года занялась организацией мероприятий, в 2012 году основала собственное event-агентство.
В 2015 году основала благотворительный фонд, который помогает детям-сиротам и детям из социально незащищенных семей. Фонд сотрудничает с коррекционными школами и школами-интернатами Казани и Альметьевска, занимается развитием, социализацией, профориентацией детей с ОВЗ.