Новый главреж театра имени Тинчурина – о своих первых шагах в новой должности

«Татарская проза очень разношерстная и очень глубокая. У нас много недооцененных писателей»

– Айдар, во-первых, поздравляю вас с назначением в театр имени Тинчурина. Что это значит для вас?

– Наверное, новый этап в жизни. Думаю, он будет сложным, но к я этому готов.

– Вы уже рассказывали о премьерах, над которыми будете работать, – «Хыял артыннан» («За мечтой»), «Кто стучит в мое окно», «Казан сөлгесе» («Казанское полотенце») по пьесам Резеды Губаевой, Салавата Юзеева и Карима Тинчурина соответственно. Есть ли то, над чем вам еще хотелось бы поработать и что вы не упомянули?

– В первую очередь мне будет интересно открывать какие-то новые татарские пьесы, татарских писателей, произведения, которые в театре на сегодняшний день еще не ставили. Мне кажется, что татарская литература очень богатая, татарская проза очень разношерстная, очень глубокая и у нас много недооцененных писателей. В будущем буду работать над тем, чтобы открывать новые имена.

– Недооцененные – это какие?

– Так получается, что на сегодня в Казани мало читающих людей, в том числе молодежи. В отличие, допустим, от Москвы. Я помню свои ощущения в Москве (может быть, у нас было такое окружение): если выходит какая-то хорошая книга, ее тут же читают все. Один прочтет и начинает: «Ребят, вы читали эту книгу?» И все тут же бегут за ней в магазин. Потом другой найдет какого-то нового писателя, и вся наша компания читает и делится своими мыслями, спорит.

К сожалению, в Казани очень узкий круг читающих книги. Нет такого, что вышел новый роман, и все его начинают друг другу советовать, он производит впечатление, его обсуждают в буфете за чаем. Я встречаю такое явление, бывает, но гораздо меньше.

Бывают такие хорошие романы или повести, которые часто остаются неоткрытыми миру. А через театр эти романы, эти имена, эти миры все-таки можно открывать.

– Каким вы видите баланс между классикой татарской драматургии и современными пьесами?

– Здесь нет каких-то правил или соотношений, что это должно быть 50 на 50. Просто нужно чувствовать, что могло бы прозвучать сегодня. Есть произведения, написанные 100 лет назад, и если их поставить сегодня, они могут не прозвучать, а через 10 лет – прозвучат. Нужно понимать и чувствовать, в какое время мы живем, где находимся.

– Будет ли в театре Тинчурина место для экспериментов и поиска новых форм? У него уже сформировался такой имидж, что в основном здесь идут спектакли, похожие на мелодраматические сериалы по каналу «Россия». Говорят: «Нам же нужно зарабатывать, а люди ходят на это». Вы не думаете, что этот, уже сформированный зритель будет ждать от вас мелодрам, над которыми и думать особо не надо?

– Тут возникает вопрос качества. И мелодраму можно поставить качественно, да так, чтобы можно было задуматься, а не просто выйти из зала пустым. Важен эксперимент и то, сделано ли это талантливо.

Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»

«Никогда не угадаешь, на какой спектакль пойдет молодежь»

– Какова судьба спектаклей бывшего главного режиссера Туфана Имамутдинова «Идегәй» («Идегей»), «Җилкәнсезләр» («Без ветрил»), «Флешка, рэп һәм мәхәббәт» («Флешка, рэп и любовь»)? Они будут идти на сцене театра Камала, теперь уже Тинчурина?

– Мы сейчас работаем над этим вопросом. Я как раз отсматриваю спектакли.

– А это только вы решаете?

– Нет конечно, это будет решать команда во главе с директором театра Фанисом Наиловичем [Мусагитовым], именно он приглашал меня на работу. Какой-то спектакль уйдет, какой-то останется.

– Вы собираетесь работать со своей командой или продолжите работу с командой театра? У вас свои художник Булат Ибрагимов, художник по свету Ольга Окулова, хореограф Софья Гуржиева, драматург Резеда Губаева, видеохудожник Игорь Домашкевич.

– Все, кто работает в театре Тинчурина, все работники цехов – мы будем работать с ними. Но постановочная команда, с которой я привык работать, будет у меня своя. Это люди, с которыми мне комфортно, с которыми мы говорим на одном языке. Будет совместная работа, мы будем дружить.

– Как, на ваш взгляд, можно привлечь в театр молодую аудиторию, не потеряв при этом постоянных зрителей?

– Я бы не делил аудиторию на молодую и немолодую. Нужно просто выпускать хорошие спектакли, которые будут интересны всем. Я пока еще не старый человек, могу назвать себя молодым, и если эти спектакли будут нравиться мне как молодому человеку, значит, они будут нравиться еще каким-то молодым людям.

На самом деле никогда не угадаешь, что может понравиться той или иной аудитории. [Театральный режиссер и педагог] Лев Абрамович Додин, будучи в Казани, сказал такую штуку: «Я ставлю спектакль, и он мне, как режиссеру, не очень нравится, но я знаю, что его будут любить бабушки и дедушки. Я выпускаю второй спектакль, он тоже не нравится мне как режиссеру, но на него будет ходить молодежь, подростки от 14 до 20 лет». Эта система не работает никак. Если мне, как режиссеру, будет интересно, увлекательно, значит, это будет интересно кому-то еще.

Такая политика, что сейчас я поставлю спектакль и на него попрет молодежь… Никогда не угадаешь, на какой спектакль она пойдет. Ну, к примеру, «Әлфия Авзалова. Мәңгелек юл» («Альфия Авзалова. Путь в вечность»). Мы тоже задавались вопросом – для кого он? Мы обсуждали, что, скорее всего, он для взрослого поколения, на песнях Альфии Авзаловой выросло поколение моих родителей – 50 плюс, молодежь ее не знает. Но мы ошиблись просто на сто процентов. В зале 80 процентов молодежи и 20 процентов более взрослой публики.

Есть вещи, которые не угадаешь. Поэтому нужно ставить так, как нравится тебе, твоей команде, артистам. И за этим, я думаю, могут пойти люди.

Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»

«Выход один – просто работать, чтобы все были заняты и ни у кого не оставалось энергии на другие вещи»

– Вы хотите приглашать в театр режиссеров, которые создают свои миры. Что это за режиссеры? И планируете ли вы сотрудничать с молодыми актерами?

– Режиссеров пока назвать не могу. Когда мы точно определим дату постановки, мы объявим об этом на пресс-конференции перед началом следующего сезона.

По поводу молодых артистов – очень надеюсь, что нам удастся дополнить труппу театра Тинчурина. Если у нас возникнут новые дополнительные места, будет очень здорово.

– Это студенты Казанского театрального училища?

– Не думаю, что это будут только студенты. Есть вариант, что я буду рассматривать разных артистов, которые, возможно, уже давно окончили театральное училище. Они разного возраста, это просто те люди, которые не работают в театре, у меня такой список уже составлен. Важно, чтобы они владели татарским языком. Как только будет такая возможность, я начну звонить им и приглашать в театр.

– А как вам действующие артисты театра Тинчурина? Вам на пресс-конференции уже задавали такой вопрос – что труппа, мол, непростая. Какие у вас у самого ощущения?

– Я пока не начал работать, так что с труппой в работе не знаком. Есть отдельные люди, с которыми мы работали в разных проектах, и всё. От этих людей прекрасные ощущения в работе.

Вообще мне не хочется тратить силы на какие-то выяснения отношений. Мне кажется, выход один – просто работать, чтобы все были заняты и ни у кого не оставалось энергии на какие-то другие вещи. Про «непростую труппу» услышал на пресс-конференции впервые. Думаю, что, может быть, это и не так.

– А вы строгий режиссер? Можете, например, выругаться в какой-то момент?

– Стараюсь до этого не доводить, но могу. Такое может быть.

– Есть ли у вас идеи по работе с двуязычной публикой? Хотя мы прекрасно знаем, что у театра «нет языка».

– Есть прекрасный синхронный перевод, его никто не отменял, поэтому… (смеется). Да, я согласен с вами, что у театра нет языка. Конечно, есть такое, что какие-то татарские шутки, возможно, непонятны русскому зрителю, и ему не совсем ясно, почему публика смеется, но это детали. А в общем, конечно, это язык театра, который будет близок всем.

У меня был опыт со спектаклем «Хуш, авылым» («Я не вернусь») про татарские деревни, которые погибают, где живут два-три человека. Это очень татарский спектакль. Очень. Я думал, что русскоязычная публика его не поймет, не примет и вообще будет как-то его избегать. Оказалось, произошла просто колоссальная ошибка, мы не угадали. С этим спектаклем мы ездили в Москву и играли его в театре Вахтангова. Это был фестиваль «Биеннале театрального искусства. Уроки режиссуры». И мы выиграли фестиваль с этим татарским спектаклем. В жюри были театральные режиссеры, которые высоко его оценили.

Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»

«Я счастлив быть татарином, считаю, что мне повезло»

– Когда татарский язык перестанет быть языком театра? Такое вообще может случиться, на ваш взгляд?

– Может ли исчезнуть татарский язык в татарском театре? Нет, не может. Думаю, этого не произойдет никогда. Это сейчас важная часть, миссия татарского театра и, наверное, вообще языка. Конечно, именно на татарском театре лежит очень большой груз ответственности.

Недавно рассуждали – просто представьте, что будет, если сейчас убрать татарский театр? Представьте, что в Казани, в Татарстане нет татарских театров.

– Люди очень сильно обеднеют.

– Даже страшно себе такое представить! У нас ничего не останется. Театр сегодня одно из последних связующих между человеком и культурными ценностями. Да, останется татарская эстрада, останутся татарские музыкальные коллективы…

– Кино почти нет.

– Да. А как же понять что-то про себя, открыть какие-то новые смыслы, новую литературу, музыку, художников? Это происходит только в театре. Так глубоко изучать себя в этом мире как нацию помогает театр.

– А что для вас лично значит быть татарином?

– Я считаю, что мне повезло. Я счастлив находиться здесь и сейчас. Счастлив быть татарином. Я хоть чуточку причастен к развитию татарской культуры, вношу свою каплю в нее, и я счастлив.

– А татарский язык обязательный атрибут татарина?

– Думаю, да. Обязательный и важнейший.

– Но есть татары, которые, скажем, живут за границей и считают себя татарами, не зная языка.

– Мы сейчас ведем переговоры с Берлином, чтобы создать что-то там, поскольку в Германии много татар. И я был удивлен: кураторы, с которыми мы общаемся, разговаривают на татарском чище, чем мы здесь с вами.

У меня тоже такое произошло. Когда я жил в Казани, я не так чисто разговаривал на татарском. Но как только уехал учиться в Москву, мой татарский вдруг стал лучше, я начал по нему скучать, по телефону разговаривал только по-татарски. За то время, что я жил в Москве, мой татарский стал гораздо лучше, прямо на глазах. Как только мы уезжаем из Казани, почему-то происходит такой феномен.

– Как вы относитесь к татарам, которые хейтят других за акцент в татарском языке?

– Ну это… как так можно, я не знаю. Хейтить человека, который пытается? Давайте тогда пусть человек перестанет говорить на татарском. Хейтерам станет от этого легче? А как он начнет разговаривать без акцента, если не будет пытаться разговаривать? Это порочный круг – как когда на работу требуется человек с опытом работы, а он только после университета.

– Сталкивались ли вы с завистью и интригами? Злые языки утверждают, что эти качества присущи татарам.

– Нет. Театр – это такая живая структура, и нельзя этого делать… Я не могу это объяснить. Есть какие-то человеческие и этические нормы, которые нельзя переходить. Если создаются какие-то интриги, то, наверное, лучше поговорить в открытую. Говорить что-то за спиной – это, конечно, чудовищно. Я с таким не сталкивался, не помню.

Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»

«Спектакль – это правильно заданный вопрос»

– Как опыт работы над спектаклями «Тормышмы бу?..» («И это жизнь?..») и «Көл» («Пепел») повлиял на ваше режиссерское мировоззрение? И какие постановки стали для вас наиболее важными в профессиональном плане?

– Все спектакли, которые я выпускал, мне близки, каждый оставил какой-то свой след. Потому что на тот момент, когда я их выпускал, я не мог этого не сделать. Если не выпустишь, то это начинает как-то разрушать тебя изнутри, съедать тебя. Всему свое время. Каждый спектакль связан с каким-то этапом жизни и с тем, что происходит вокруг. Если есть идеи, надо их реализовывать.

В профессиональном плане важны самые первые спектакли в карьере. Наверное, я могу назвать три-четыре. Это первый год, когда я окончил ГИТИС. Первый спектакль был «Тормышмы бу?..» в театре Камала, потом в театре имени Ленсовете я поставил «Беглеца» по Льву Толстому, затем был «Соловьев и Ларионов» по роману Евгения Водолазкина в «Современнике» – эти спектакли мне близки.

Как-то мы гуляли с моим педагогом Сергеем Васильевичем Женовачом, и он повторял, что первые спектакли – самые важные в карьере режиссера. Ими ты задираешь определенную планку.

– Какой самый неожиданный совет вы получали перед премьерой?

– Сейчас не вспомню. Я слышу много советов, иногда бывают и адекватные. Но в основном какие-то хорошие советы могут давать только те люди, которые шли со мной одной дорогой.

– Кто ваш кумир в театре и кино? Ориентир как режиссер?

– Это, наверное, какой-то собирательный образ. Квентин Тарантино мне нравится в одном плане, но не нравится в другом. Нравятся Михаэль Ханеке, Андрей Звягинцев. «Нос я возьму от этого, глаза от этого, щеки от этого». У меня есть какой-то собирательный образ, и в том числе театрального режиссера.

– Какую роль, по вашему мнению, театр Тинчурина должен играть в культурной жизни Татарстана?

– Будет приятно, если будут заполненные залы, будут выпускаться хорошие спектакли разных режиссеров. Глубокие спектакли, открывающие новые смыслы, задающие вопросы, которые мы боимся себе задавать. Спектакль – это правильно заданный вопрос, это уже половина успеха.

– Какой звук, запах или мелочь из закулисья мгновенно заставляет вас почувствовать: «Вот он, мой театр»? Мне нравится, когда каблучки стучат по сцене.

– У меня, наверное, самая сильная ассоциация – это настройка оркестром их инструментов.

– Но это происходит не в каждом спектакле.

– Да, не в каждом. Но первая ассоциация, наверное, такая. А еще, мы же проводим в театре очень много времени. Например, мне нравится тишина. Когда начинает щекотать в животе за 15 минут до начала репетиции. Ты сидишь в кабинете и слышишь, как люди по коридору идут в репетиционный зал. Ощущение, что через 15 минут тебе надо будет зайти и начать репетицию, – это всегда волнительно.

Регины Яфарова, «Миллиард.Татар»