Дмитрий Галко, Война в Донбассе: нежелезные люди
У белорусов была одна черта, сильно отличающая их от россиян - они совсем не интересовались «геополитикой». В том смысле не любили решать судьбы мира, сталкивая страны и континенты в пылких и суетных разговорах. Теперь же я все чаще слышу, как они занимаются этим почти с российским упорством, словно в ток-шоу Владимира Соловьева. В поезде Барановичи-Житомир, например, две тетушки советского возраста обсуждали перед сном, что «США скоро капец» и кто кого потом победит - Россия Китай или Китай Россию. На этот счет у них были разные мнения, но в одном они были полностью согласны - «этыя хохлы уже совсем Обнаглели». Ишь, всю геополитику портят, путаются под ногами.
Обсуждали очень громко, чего я тоже раньше за белорусами не замечал. Вагон поезда был наполовину заполнен украинцами, а спорившие женщины словно и не понимали, что вот они, эти «хохлы» - рядом едут. Впрочем, с геополитикой всегда так - она живых людей не замечает и легко перечеркивает целые народы.
Не замечают их и те, кто никогда украинцев «хохлами» не назовет, наоборот, будет говорить им всяческие комплименты. По крайней мере пока те ведут борьбу против Российской империи на Донбассе. Для них они тоже просто элемент геополитической схемы. Необходимый для победы цивилизации над варварством.
Если же они делают нечто такое, что нарушает красивую схему победы, например, заключают перемирие, это вызывает возмущение. Украинцы должны быть героями, воевать, не жалея живота своего и не зная страха, класть душу и тело за «нашу и вашу свободу». Иначе рискуют стать «хохлами».
Мне хватило нескольких встреч с живыми людьми, чтобы перестать кричать из зрительного зала «давай, не тормози, мочи их!».
В Киеве мы встретились с Сергеем Дмитриевым, священником, с которым когда-то ездили вместе в волонтерские поездки к военным на Херсонщине. Пересматривали фотографии оттуда. «Этого парня убили ... и этого», - комментировал он чуть не каждый снимок. А про одно большое групповое фото сказал, что из них «половины уже нет».
Яна, девушка из Беларуси, которая была на Майдане с начала до конца, а теперь помогает на кухне в батальоне «Айдар», говорит, что старается не запоминать бойцов, завтра их уже может не быть, а способность человека переживать смерть знакомых не безгранична.
Я не знал до приезда, живы ли два знакомых с Луганщины, присоединившиеся к батальону «Азов». Они мотивированы и исполнены боевого духа, такие, думал я, могут погибнуть первыми. К счастью, оказались живы. Как раз приехали на побывку. Я ожидал увидеть суровых ветеранов из героических фильмов и книг о войне. Опаленных войной, но не сломленных, непреклонных в своем желании разбить врага. Чего я совсем не ожидал, так это услышать разговоры в духе солдата Швейка. «Стоим, заняты очень важным делом – думаем, как оприходовать ящик винограда. Тут вдруг начинается п ** деть. А п ** здец, надо заметить, бывает трех разновидностей ... », - рассказывает Артем.
Пусть эти разновидности останутся военной тайной. Могу только сказать, что каждая следующая разновидность нецензурнее предыдущей. Эти ребята сполна все три отведали. Их отправляли в разведку, потом о них забывая. Оставляли защищать пост с автоматами против танков. «Из тяжелого вооружения у нас тогда были только бронежилеты. Да, они очень тяжелые, особенно если приходится быстро убегать», - шутят ребята. Минеры забывали им сообщить, где именно минировали территорию вокруг лагеря. Командир, соорудив себе блиндаж из трех рядов стальных плит и целого лабиринта отходных окопов, мог оставить незащищенными пятьсот метров периметра фронта.
«Чтобы выжить, мне, сержанту, довелось учиться отдавать приказы полковнику и посылать его на х **. Потому что у него стратегическое мышление было на уровне, а не пойти ли нам снять где-нибудь дэнээровский флажок. При этом он мог приказать «зушку» (зенитную установку - авт.) поставить сверху на наш блиндаж. Ты что, ПТО мать, говорю, хочешь, чтобы нас тут всех положили ?! », - горячится Артем.
Рассказали про позорные инциденты, когда в некоторых военных частях меняли танк на две легковушки, а легкое оружие вообще отдавали за водку. О мародерстве и немотивированных убийствах. Рассказываемое настолько бесит их самих, что они готовы принижать себя: у противников-де дисциплина лучше поставлена. Их искренность вызывает уважение, но слушать все это трудно, особенно если очень хочется видеть в них «воинов света».
«Те, кто выжил в этом столпотворении и не ссучился, просто железными людьми выходят, таких уже не сломить», - пытается добавить позитива Саша. Но ведь они сами, хотя выжили и не скурвились, не только на фронт возвращаться уже не собираются, им возможность победы кажется призрачной. Разве это не называется сломленостью?
Мы ехали на Донбасс через Харьков вместе с двумя ребятами из батальона «Айдар» и еще двумя из батальона территориальной обороны под порядковым номером. К нашей компании подсел молодой человек из Донбасса, владелец собственной небольшой фирмы. Убежденный сепаратист (хотя, как он заметил, «это ваше определение»). В том смысле «убежденный», что его невозможно было разубедить в правильности действий украинских военных на Донбассе. Никакой другой внятной идеологии он не разделял. Не сказать даже, чтобы ненавидел Украину, просто совсем ничего в ней не любил, вырос на всем российском.
Парни из тер.обороны просидели с ним до утра. Не разубедили. И что, спрашиваю, так и отпустите его в мир заблудшего? «Сейчас мы в Харькове выйдем, там каждый второй такой, всех не переубедишь», - отвечают с долей фатализма.
Похоже, эта встреча на них сильно повлияла. Один на харьковской автостанции просто развернулся и поехал назад домой. Куда же твой побратим делся, спрашивают у того, что остался. «Он мне больше не побратим», - говорит, а у самого лицо аж почернело. Он и сам ехать дальше не очень хочет. «Не понимаю, куда я еду и зачем. Ни один телефон наших ребят не отвечает, может, их там нет уже никого... », - говорит Анатолий растерянно. Но все-таки продолжает укорять своего бывшего побратима, который дезертировал. Ибо из-за него никого сейчас на побывку не отпустят. «Его же сейчас в тюрьму сразу посадят, да?», - по-детски спрашивает у нас этот здоровый мужик. Пытается самого себя убедить в том, что все делает правильно, в отличие от сбежавшего.
Автобусом мы поздно вечером доехали до Старобельска и решили там заночевать. Ведь Анатолий так и не смог никому дозвониться, поэтому не знал, куда дальше ехать, а я забыл в Харькове телефон и решил утром за ним вернуться. Он разложил на столе мамину еду, котлетки, помидорчики, и над этой островком уже далекой домашней жизни совсем раскис. «Слышь, у нас из 900 человек только 32 осталось ... Я там за одну ту ночь расстрелял ящик патронов и гранат. Меня спрашивают потом, куда ты стрелял? А черт его знает куда, такая оторопь, ничего не помню. Только огонь и грохот ... Может я с тобой в Харьков поеду? ", - робко спрашивает Толик.
Утром он все же дозвонился до командира. Сейчас уже пытается отговорить меня ехать в Харьков, так как нет смысла, телефон явно кто-нибудь присвоил. Мы знакомы с ним всего сутки, а он цепляется за меня как за последнюю соломинку. Чтобы зацепиться хоть за что-либо в этой скоротечной страшной действительности. Но я еду обратно в Харьков мимо вереницы подбитых танков, которые тянут на ремонт. Только людей, погибших из-за этой чертовой «геополитики», уже не отремонтируешь.