Хорошая, умная, добрая книжка!
В качестве примера, дав отрывка
Конончук Павел Никанорович
Группа состояла из 25 бойцов. То был 4-й отдельный взвод СМЕРШ. Помню, что кроме того капитана, с фамилией Аристов, еще был командир взвода, лейтенант. Нам раздали оружие: автоматы ППШ, винтовки. Я получил ППС. Ну, и тут же получили первое задание – капитану сообщили, что в каком-то селе появилась банда или еще что-то вроде этого. По-моему, это были мародеры. Это была Хмельницкая область, октябрь – ноябрь.
Один раз в декабре месяце, капитан нас поднял по тревоге. Мы двинулись на повозках в село Каменка, в 11 километрах от Изяслава. Приехали в село, встречает нас безрукий председатель. Начинает описывать ситуацию: «Банда. Зарезан бык. Ограблен колхозный склад и магазин. Люди рассказывают, что некоторые были в немецкой форме, некоторые с «трезубами»». Пойди, разберись! Немцы с ОУНовцами? Соединились, потому что некуда деваться? Короче говоря, все погрузили на подводу, и уехали в лес.
Ну, и мы, значит, рванули по горячим следам в ту же сторону. Повозки углубились в лес, наверное, на километр. Уже рассвет был. И тут я его увидел за сосной, этого бандита в немецкой форме. Сволочь! Я только заметил, хотел уже стрелять, но он опередил меня, дал очередь с автомата. Мне сюда, в левую ногу… еще бы чуть выше, повредил бы яички. И еще гранату бросает! Колотушка. Длинная такая, с деревянной ручкой. Я упал, выставил впереди себя автомат…
Граната взорвалась в полутора метрах от меня. Мне задело голову осколками, и контузило. Но если бы я стоял, то погиб. Вокруг шла стрельба. Я потерял сознание…
Ребята начали их бить. В итоге настреляли 11 человек. Сколько удрало, мне неизвестно. Среди нас был только один раненый – я. Положили меня на подводу, привезли в районную больницу. Мест не было, больница вся забита, положили в коридоре. На второй день меня в палату положили, где я пришел в сознание. А это было тифозное отделение, и меня еще там угораздило заразиться тифом. Из четырнадцати человек тифозных нас выжило только три. Всех остальных прибрал тиф.
В больнице я провалялся с декабря по февраль, и только в конце февраля меня выписали. Тиф перенес тяжело – еле стоял на ногах. Немного пришел в себя только через две недели. Лысый был, как бубен – все волосы повылазили. На мне шевелилось море вшей. Надо сказать о медиках. Люди тогда душу отдавали, день и ночь сидели над больными.
Хотели меня комиссовать, уже и документы подготовили. Да лежал со мной сибиряк – один из тех троих, кто выжил. Так он сказал: «Сынок, и что ты будешь делать? Влепят тебе 2-ю группу, и будешь ты получать 37 рублей. А так, может, пойдешь служить, да человеком станешь. Удирай отсюда, только захвати с собой документы».
* * *
- Опишите Львов в 48-м году.
- В самом Львове случаи убийства были рядовым явлением, на улицах нередко валялись трупы. Но если в 45-м на Хмельниччине в основном фигурировали всякие бандитские группы, мародеры, дезертиры и уголовники, то в Львове уже был чистой воды национализм, причем явный.
- Что помните по амнистиям? Как на них реагировали националисты?
- По-моему их было несколько. Вышел указ в 45-м году, потом в 47-м вышел указ Правительства о сдаче с повинной. Им обещали, что не будут судить, допрашивать, и вообще оставят в покое. Надо сказать, очень много пришло народу. Приходили в районные отделы МГБ. Бывали случаи сдачи в самом Львове в управлении МГБ. Но не обходилось и без курьезов. В Жидачевском районе из леса вышла сдаваться крупная банда. Зашли в село… А в райотделе сидят начальник, его зам и прочие. Вдруг крик: «Тревога! В селе банда с оружием!» Время тогда было непростое, в каждом отделе МГБ из окон торчали пулеметы. Конечно, начали стрелять. А те кричат: «Не стреляйте, бо мы пришли сдаваться». Ты подумай, 20 человек. Это ж целая группировка! Ну вроде ничего. Они сдались, их приняли, документально оформили сдачу оружия. Кто был местный, пошел домой. Кто боялся, мог выбрать любое место жительства, кроме Киева, Одессы, Харькова и других центральных городов. Очень многие уехали на Донбасс и в Днепропетровск.
Перелом наступил в 47-м году. До 47-го года они действовали еще довольно активно. Потом становилось все тише, тише. А после они уже стали по пять-шесть человек сидеть в «схронах».
(Из донесения генерал-лейтенанта НКВД УССР А. В. Леонтьева генерал-полковнику С.Н. Круглову о проведении операций по ликвидации воинских формирований ОУН-УПА в первом полугодии 1945 г. за номером 35/1/810: «За первое полугодие 1945 г. на территории западных областей Украинской ССР явилось с повинной 25 868 человек, убито бандитов - 34 210…» Прим. – С.С.)
- Вам приходилось ликвидировать «схроны»?
- Бывало. Ничего особенного. Или застрелятся или подорвутся…
- Как вы их выкуривали из землянок?
- Они сами выбегали. Которые не выбегали, тогда им туда пару гранат кинут, и все на этом. В основном, они сами себя уничтожали. У них была такая мода: выскакивают, и в разные стороны, как зайцы. Вдруг кому-то повезет.
В 54-м я участвовал в ликвидации последней «боевки» на территории Подкаменьского района. А в 56-м уничтожили вообще последнюю, на моей памяти, «боевку». В ней было три человека. Они засели в Карпатах, и что-то долго их не было. Ждали-ждали, потом решили выковыривать…
* * *
В то время при каждом селе были созданы группы общественного порядка, которые формировались из так называемых «ястребков». И вот двое таких «ястребков», старший группы и один из его подчиненных, от бандитов получили задание убить участкового. Что характерно, один из них, сволочь, всю войну провоевал. Сержантом вернулся, имел награды. И связался с бандой. Они пришли к нему в караульное помещение. Уже было 11 часов вечера. Повели его ужинать. Он же им доверял, везде ходил с ними. Суки! Сзади его, прямо с винтовки, в сердце. Партбилет пробило, удостоверение... Он упал, – выстрел слышала хозяйка, она потом нам рассказывала, – и закричал на них: «Ребята, да что ж вы делаете?» А они ему второй выстрел в челюсть – пуля выскочила через висок. После того как они убили Медянкина, сбежали в лес. Но банда их не приняла. Им сказали: «Убейте еще одного участкового в другом селе, тогда поглядим».
- Эти «ястребки» чем закончили?
- Я ими сам занимался, лично. Через две недели зажали их в деревянном сарае у одного дядьки, на чердаке. Участковому поступили данные о том, что на чердак влезли два незнакомых человека. Тот быстренько сообщил в опергруппу. Мы тут же на машине приехали, обложили. Открываем дверь – тишина. Собаковод прошел под стенкой. Открыл следующую дверь, пустил собаку. Собака заблажила: «А-ву-ву-ву». Они начали стрелять по собаке. У тех «ястребков» была штатная винтовка, ППШ Медянкина и его пистолет. Обоих положили прямо через стенку. Чего там, одни доски. Два солдата подскочили, и с автоматов врезали на звук выстрелов. Наверху сразу все заглохло. Лестницу приставили, снова собака пошла вперед... Слышим – «Р-р-р-р», она их там рвет. Уже и выстрелов нет, и кровь сверху начала капать. А Ваню Медянкина похоронили возле села Подкамень, Бродовского района. Просил я начальника райотдела: «Сделайте хоть какой-то обелиск ему». Так никто и не сделал. То, что мы тогда успели, положили плиту и высекли: «Медянкин И.М. погиб от рук бандитов ОУН», так и осталось. Но надпись про ОУН уже сегодняшние националисты сбили, чтобы не видно было.
- Вы встречаете кого-то из ОУН-УПА сейчас?
- Мало кто дожил до сегодняшних дней. Есть здесь один «товарищ», Олесь Гуменюк. Он сейчас председательствует в братстве УПА Львовской области. Ему было тоже 17 лет, когда он ушел в УПА. (Олесь Гуменюк. С 1943 по 1945 служил в дивизии СС «Галичина». Прим. – С.С.) Когда им (дивизии «Галичина»?) «навтыкали» в 44-м, он там же под Бродами попался, и его посадили. Так ведь клялся-божился, что насильно забрали. Поверили, «поблажливо» дали 10 лет. Он их честно отсидел. После того, как вышел, как-то умудрился попасть в Пустомытовский район. Работал там завскладом сельхозтехники. Мы с ним встречались, я его знаю давно.
- Какое он на вас впечатление произвел?
- Тогда? Был тише воды, ниже травы. Обычный человек. Даже выполнял задания райкома, писал лозунги к праздникам. В тюрьме их научился писать.
Теперь, когда с приходом демократов начался весь этот развал, он стал этим «керивником» (главой, руководителем) УПА в Львовской области. Выступает, кричит: «Я сознательно и добровольно пошел!»
http://iremember.ru/memoirs/nkvd-i-smersh/kononchuk-pavel-nikanorovich/ - читать полностью
Капранов Дмитрий Федорович
- Опишите ваше первое столкновение с националистами.
- В округе проводили специальную операцию, в которой кроме моей группы участвовали еще и другие подразделения. Мы обнаружили, а затем блокировали банду на хуторе, стоявшем прямо посреди поля. Название того хутора я не запомнил. По-моему, это было в Тернопольской области. Так случилось, что моя группа оказалась на открытом участке местности, как раз напротив дома, в котором засели бандиты. А я попал прямо на то окно, из которого по нам непрерывно стреляли, и лежал под пулями, все равно, что на лысой голове. И ни травинки, ни кусточка. Ничего! Чистое поле…
Вот он оттуда лупит так, что только комья земли летят, и возникает ощущение полной беспомощности. Было у меня тогда только одно желание – как бы подо мной земля немножко провалилась, и я смог бы хоть чуть-чуть спрятаться.
Единственное, что нас спасло – это интенсивный огонь с нашей стороны. Ребята активно тратили патроны, и не давали им прицельно бить.
Потом хата вспыхнула. Они стали из нее выскакивать. Конечно же, в этот момент из-за огня все стало хорошо видно, и на этом бой закончился – их всех перебили.
- Задача – взять в плен, не ставилась?
- Нет, ну как же не ставилась? Но уж конечно и не так, чтоб кровь из носу. По ситуации смотришь. Они ведь выскакивают из хаты, не прекращая ведения огня. Как ты его возьмешь? Поневоле приходиться стрелять в ответ. Грубо говоря, шла обыкновенная война. Ощущения не самые приятные. У меня тогда имелось большое желание просто закопаться поглубже в землю…
* * *
- Вы можете оценить потери сторон в том бою?
- Затрудняюсь ответить.
К операции привлекли различные подразделения. Может быть, там и рота у нас была, а может быть и батальон. Но вот, если по ощущению, как Вы говорите...
Вероятно, проводилась полковая операция. А разговоры после боя ходили такие, что в селе ночью ограбили магазин и убили сторожа. Конечно, стало ясно – это дело рук бандеровцев. Поэтому по тревоге подняли части, которыми тут же окружили ближайшие населенные пункты. Затем начали последовательно проверять все прилегающие села, и наткнулись на эту группу.
Обычно сразу же оцепляли огромную территорию, чтобы они из леса не ушли в другой район. Все это осуществлялось с некоторым запасом. Цепи для прочески выстраивались на зрительную связь.
Когда закончили разбираться в селе, нам поставили задачу: прочесать лесной массив неподалеку от села…
На Западной Украине тогда все леса, кстати, так же как и в Польше, начинались с канавы. И надо заметить, что леса там содержались в определенном порядке: от полей отделялись канавками, вырубались просеки, и все такое прочее.
Помнится, мы растянулись цепью и двинулись к лесу. С левой стороны шел я, а справа двигался наш командир взвода, старший лейтенант Владимир Андреевич Живаков. Только мы в лес сунулись, через канаву перескочили…
Смотрю – прямо передо мной тлеющий костер. Над костром, значится, на поперечнике висит большой казанок, в котором варятся две или три курицы. Вода булькает, пар идет, какие-то вещи валяются, у костра сушатся чуни…
Стало ясно, что бандиты готовили себе обед, а мы их спугнули. Мне даже нехорошо сделалось – мы же у них прямо на мушке расхаживали.
Позвали командира взвода. Он отреагировал мгновенно: «Далеко не успели уйти. Всё… С тобой пойдет Сироткин и Вентус. Давай, крой их своей группой».
Вперед, хрипя от возбуждения, рванула служебная собака Вентус, а позади на натянутом поводке повис младший сержант Сироткин, ее хозяин и наставник. За ними, развернувшись веером, побежали мы.
Сколько мы так пробежали, не знаю. Собака сразу взяла свежий след и перла как паровоз…
В молодости я очень любил заниматься спортом, и в свободное время постоянно тренировался, увеличивая физические нагрузки для развития общей выносливости организма. Бегал я здорово, и надо сказать, был достаточно вынослив.
Так вот мы бежим, а мне все время Лева Сироткин кричит: «Дима, ты только не отставай. Дима, слышишь, не отставай от меня».
К тому времени я уже имел кое-какой опыт, поэтому бежал параллельно ему в стороне, примерно, метрах так в 20-ти, с тем расчетом, что если начнут стрелять, то сразу всех не уложат. А стрельба должна быть! Группа идет в «открытую», с шумом-треском. А где в первую очередь шум? Там где собака. И особенно, если бандиты близко, то она злится, рычит, лает.
Конечно, Леве не позавидуешь. Но в таких делах у каждого своя задача и своя судьба…
Только я в азарт вошел. Оборачиваюсь, смотрю – ребята уже задыхаются, еле бегут. Остановил всех, говорю: «Снимайте на фиг плащ-палатки, складывайте в них гранаты и все тяжелое. Оставить только комплект патронов, автомат и один запасной диск. Быстро, быстро, ребята. Ну же!»
Каждый из нас носил по две гранаты. Их сложили на плащ-палатку, и одного оставили охранять. Посадил его, говорю: «Все, ты сиди, жди! Мы за тобой, солдат, обязательно придем».
И снова в погоню! Собака беснуется. Вперед, вперед…
Еще перли по лесу, в общей сложности, наверное, около десяти километров.
* * *
И вот мы выскочили на такую зеленую стену из акаций, а за ней ничего не видно. Собака аж заходится. Видно почувствовала их совсем рядом...
Тут по Сироткину… и, конечно, по собаке… как ахнут. Он повалился на спину, закричал, чтобы я обратил внимание.
А у Левы, еще как назло, в автомат что-то попало – стрелять не может. Он ППС носил, такой маленький, офицерский, поскольку ему с собакой тяжело.
Вот он лежит, и я его вижу, а бандеровцев – нет. Меня тоже не видно. Собака затихла… Вдруг смотрю – на Сироткина выскакивает такой здоровый детина, чуть ли под два метра ростом…
Что было делать? В общем, срезал я его из автомата…
Пока мы разбирались, остальные, конечно же, ушли. Посмотрели вокруг по лесу – на дереве висит его [бандеровца] шинель, боеприпасов много лежит на земле. Они, видно, посчитали, что уже оторвались, хотели передохнуть.
Потом вдруг слышим, перед нами в лесу пальба! Это наши уже с той стороны оцепили. Ну, стрельбы было так порядочно…
Вдруг выясняется, что у меня в группе ранен в ногу солдат Жариков. Самое странное, что он бежал, позади нас, наверное, метрах в ста!
Ситуация складывается так себе. Группа маленькая, и в наличии один раненый с простреленной ногой.
Командир разведывательно-поисковой группыКапранов Дмитрий Федорович
- А Лева, который с собакой был?
- С этим все нормально. И тут, знаете, как-то все скоротечно произошло. Уже слышу – машина гудит по дороге. Вроде только что стреляли, а уже другая группа к нам приехала, и ребята говорят: «Все в порядке, мы их перехватили».
В итоге получилось: я тут одного завалил, и еще трое выскочили на прямо цепь, которая шла нам на встречу.
- Как они были одеты?
- «Мой» был одет в новенькую офицерскую шинель, без погон.
- Они ее «сняли» с кого-нибудь?
- Трудно сказать. Ему там такую шинель любой портной мог пошить.
Мы ее еще, помню, командиру взвода предлагали. А он так посмотрел, поморщился и говорит: «Да, тут в пуговицу с края попала пуля. И здесь пуговицу надо перешивать…»
А у самого шинель такая потрепанная. В общем, не взял.
* * *
- Примерный возраст погибших? Молодые люди?
- Возраст. Все, наверное, до 30-ти лет, не более 35-ти. Если был кто-то старше, то это уже наверняка какой-то главарь.
- Как определяли главаря?
- Знали уже.
- То есть наводка?
- Оперативные работники предварительно сообщали. У нас была примерно такая система: за каждой разведывательно-поисковой группой закреплялся определенный населенный пункт. Вот за мной, например, закрепили Пищатинцы, а возле них еще три села. В итоге у меня их оказалось четыре. Это делалось для того, чтобы мы хорошо знали обстановку, привыкали к местности, устанавливали контакт с живущими там людьми.
Мало того, что оперативные работники ходят, да еще и мы обстановку узнаем. И чтоб мы на ночлег устроились к родственникам или пособникам бандитов, такого уже быть не могло. Потому что мы хоть и вчерне, но обстановку знали и понимали. И по глупости, куда не надо уже не влезем.
* * *
- А с выселением сел или семей Вы не сталкивались? Вам не доводилось видеть?
- Доводилось. Мы один раз в 49-м году с нашего участка выселяли. Мне еще тогда одна тетка сказала: «Какая же я была дура, что раньше этому чернявому сержанту вилы в живот не воткнула».
А что мне еще оставалось делать? Меня назначили старшим в операции по выселению ее семьи. А приказы, как известно, в армии не обсуждаются.
Все осуществлялось быстро и без предупреждения. Нас накануне собрали, зачитали список.
С нашего участка, допустим, выселяется 20 семей. Сразу начальство расписывает каждому, кто и какую семью выселяет. Проверяется наличие транспорта для выселяемых семей. А транспорт – простые телеги и лошади.
В три часа ночи началась операция. Вошли на хутор, распределились по домам, зачитали выселяемым постановление. Им дали определенное время на сборы. С собой разрешали взять 500 килограмм личного имущества.
- В тот раз выселялся весь хутор или отдельные семьи?
- Нет, только пособники и родственники, по списку. Надо добавить, что семьи убитых бандеровцев не трогали. Выселялись только те, кто оказывал бандитам реальную помощь! Да и весь хутор не выселишь. На нашем участке были хутора по 1000 дворов. Нужно сказать про один важный момент в отношениях с местным населением. Мне трудно ручаться за всех, но я отвечаю за свою группу: ни единого щелчка кому-либо из местных не дали! Никогда и ничего подобного быть не могло. Ни разу не было какого-либо хулиганства, злоупотребления оружием или, не дай бог, стрельбы. Все было очень строго!А та тетка мне прямо в глаза влепила. Она меня знала очень хорошо…
- Как материально жили выселяемые семьи? Ваше впечатление после Ивановской области?
- Я только видел, как живут в селах Западной Украины. Нищета еще почище нашей средней полосы. Хаты были в основном мазанки с земляными полами. Около 50 процентов населения не имело обуви. Чуть ли не каждый второй на Западной Украине болел туберкулезом. А вот когда уже появились колхозы, хотя они и туго приживались, люди стали жить значительно лучше.
* * *
- Как себя чувствовали в таких селах люди с восточной Украины?
- А там восточных украинцев и не было. Партактив только с района начинался. Председатель? Так и он из местных.
- А вот председатель. Надо иметь большое мужество, чтобы быть им. Их часто убивали?
- Не часто, но бывало. Да что там бывало! Однажды мы в лесу наткнулись на захоронение, в котором обнаружили 15 трупов. Рядом с ямой нашли подземный схрон, где националисты, видимо, временно содержали погибших и там же их допрашивали. Так в этом бункере все стены были залиты кровью, а пол экскрементами. Тяжело люди умирали.
Бандеровцы были большие умельцы на такие дела…
После эксгумации провели опознание. И сразу же обнаружились пропавшие в разное время председатели колхозов. Всех нашли. Но вот в таком печальном виде.
* * *
- Как Вы оцените ваше командование, их реакцию и действия: нормально, хорошо, удовлетворительно?
- Нормально. Хорошие были командиры…
А вот чинами их не баловали. Командир дивизии – полковник. Начальник штаба полка у него – майор. Тогда тяжело было со званиями.
Вот смотрите: огромный полк, наверное, 10 гарнизонов, даже больше. И по всей области руководит подполковник! Его в 49-м году бандеровцы умудрились ранить в живот…
А как это получилось? Где-то мы проводили общую полковую операцию, а он по селу шел в открытую. Высокий чин издалека видно, и кто-то из них не выдержал искушения, ахнул в него. Еще повезло, что попало вскользь.
Он так и уволился подполковником, полковника не присвоили…
- Тот, который подстрелил вашего подполковника, убежал?
- Если кто-то себя обнаружил, стреляя, то он уже никуда денется! Уйти не дадут!
* * *
- Сейчас в украинской печати много упоминаний о том, что над трупами погибших бандеровцев надругались и обезображивали их лица. Что Вы можете сказать по этому поводу?
- Да ну их… Напишут же!
Как вытаскивали, допустим, из того же схрона? Ехал один дядька на телеге, уговорили его. Он зацеплял за ноги, лошадь тащила. На его же телеге всех увезли в ближайшее село, и около сельской рады их разложили на опознание. И все село – давайте, приходите, смотрите. Кто-то, молча, проходит, кто-то открыто говорит: «Я не знаю». Кто там потихонечку шепнул или кивнул. Постепенно всех опознали. Обезображивать-то зачем?
* * *
- Когда умер Сталин, как это восприняли в органах?
- Как восприняли? Восприняли, конечно, с сожалением. Я в то время в Австрии служил, я помню. А вот когда Берию посадили, пошли шифровки... Была дана ориентировка и указание, чтобы мы уничтожили все руководящие документы за его подписью. В Австрии у нас условий для сжигания не имелось, а документов лежала кипа. Так мы на улице сделали из кроватей клетки и жгли костры. Я как раз возглавлял это дело.
К нам приходили австрийские коммунисты, выражали соболезнования. С высоты сегодняшнего дня мне кажется, что тогда в государстве был порядок.
http://iremember.ru/memoirs/nkvd-i-smersh/kapranov-dmitriy-fedorovich/
Группа состояла из 25 бойцов. То был 4-й отдельный взвод СМЕРШ. Помню, что кроме того капитана, с фамилией Аристов, еще был командир взвода, лейтенант. Нам раздали оружие: автоматы ППШ, винтовки. Я получил ППС. Ну, и тут же получили первое задание – капитану сообщили, что в каком-то селе появилась банда или еще что-то вроде этого. По-моему, это были мародеры. Это была Хмельницкая область, октябрь – ноябрь.
Один раз в декабре месяце, капитан нас поднял по тревоге. Мы двинулись на повозках в село Каменка, в 11 километрах от Изяслава. Приехали в село, встречает нас безрукий председатель. Начинает описывать ситуацию: «Банда. Зарезан бык. Ограблен колхозный склад и магазин. Люди рассказывают, что некоторые были в немецкой форме, некоторые с «трезубами»». Пойди, разберись! Немцы с ОУНовцами? Соединились, потому что некуда деваться? Короче говоря, все погрузили на подводу, и уехали в лес.
Ну, и мы, значит, рванули по горячим следам в ту же сторону. Повозки углубились в лес, наверное, на километр. Уже рассвет был. И тут я его увидел за сосной, этого бандита в немецкой форме. Сволочь! Я только заметил, хотел уже стрелять, но он опередил меня, дал очередь с автомата. Мне сюда, в левую ногу… еще бы чуть выше, повредил бы яички. И еще гранату бросает! Колотушка. Длинная такая, с деревянной ручкой. Я упал, выставил впереди себя автомат…
Граната взорвалась в полутора метрах от меня. Мне задело голову осколками, и контузило. Но если бы я стоял, то погиб. Вокруг шла стрельба. Я потерял сознание…
Ребята начали их бить. В итоге настреляли 11 человек. Сколько удрало, мне неизвестно. Среди нас был только один раненый – я. Положили меня на подводу, привезли в районную больницу. Мест не было, больница вся забита, положили в коридоре. На второй день меня в палату положили, где я пришел в сознание. А это было тифозное отделение, и меня еще там угораздило заразиться тифом. Из четырнадцати человек тифозных нас выжило только три. Всех остальных прибрал тиф.
В больнице я провалялся с декабря по февраль, и только в конце февраля меня выписали. Тиф перенес тяжело – еле стоял на ногах. Немного пришел в себя только через две недели. Лысый был, как бубен – все волосы повылазили. На мне шевелилось море вшей. Надо сказать о медиках. Люди тогда душу отдавали, день и ночь сидели над больными.
Хотели меня комиссовать, уже и документы подготовили. Да лежал со мной сибиряк – один из тех троих, кто выжил. Так он сказал: «Сынок, и что ты будешь делать? Влепят тебе 2-ю группу, и будешь ты получать 37 рублей. А так, может, пойдешь служить, да человеком станешь. Удирай отсюда, только захвати с собой документы».
* * *
- Опишите Львов в 48-м году.
- В самом Львове случаи убийства были рядовым явлением, на улицах нередко валялись трупы. Но если в 45-м на Хмельниччине в основном фигурировали всякие бандитские группы, мародеры, дезертиры и уголовники, то в Львове уже был чистой воды национализм, причем явный.
- Что помните по амнистиям? Как на них реагировали националисты?
- По-моему их было несколько. Вышел указ в 45-м году, потом в 47-м вышел указ Правительства о сдаче с повинной. Им обещали, что не будут судить, допрашивать, и вообще оставят в покое. Надо сказать, очень много пришло народу. Приходили в районные отделы МГБ. Бывали случаи сдачи в самом Львове в управлении МГБ. Но не обходилось и без курьезов. В Жидачевском районе из леса вышла сдаваться крупная банда. Зашли в село… А в райотделе сидят начальник, его зам и прочие. Вдруг крик: «Тревога! В селе банда с оружием!» Время тогда было непростое, в каждом отделе МГБ из окон торчали пулеметы. Конечно, начали стрелять. А те кричат: «Не стреляйте, бо мы пришли сдаваться». Ты подумай, 20 человек. Это ж целая группировка! Ну вроде ничего. Они сдались, их приняли, документально оформили сдачу оружия. Кто был местный, пошел домой. Кто боялся, мог выбрать любое место жительства, кроме Киева, Одессы, Харькова и других центральных городов. Очень многие уехали на Донбасс и в Днепропетровск.
Перелом наступил в 47-м году. До 47-го года они действовали еще довольно активно. Потом становилось все тише, тише. А после они уже стали по пять-шесть человек сидеть в «схронах».
(Из донесения генерал-лейтенанта НКВД УССР А. В. Леонтьева генерал-полковнику С.Н. Круглову о проведении операций по ликвидации воинских формирований ОУН-УПА в первом полугодии 1945 г. за номером 35/1/810: «За первое полугодие 1945 г. на территории западных областей Украинской ССР явилось с повинной 25 868 человек, убито бандитов - 34 210…» Прим. – С.С.)
- Вам приходилось ликвидировать «схроны»?
- Бывало. Ничего особенного. Или застрелятся или подорвутся…
- Как вы их выкуривали из землянок?
- Они сами выбегали. Которые не выбегали, тогда им туда пару гранат кинут, и все на этом. В основном, они сами себя уничтожали. У них была такая мода: выскакивают, и в разные стороны, как зайцы. Вдруг кому-то повезет.
В 54-м я участвовал в ликвидации последней «боевки» на территории Подкаменьского района. А в 56-м уничтожили вообще последнюю, на моей памяти, «боевку». В ней было три человека. Они засели в Карпатах, и что-то долго их не было. Ждали-ждали, потом решили выковыривать…
* * *
В то время при каждом селе были созданы группы общественного порядка, которые формировались из так называемых «ястребков». И вот двое таких «ястребков», старший группы и один из его подчиненных, от бандитов получили задание убить участкового. Что характерно, один из них, сволочь, всю войну провоевал. Сержантом вернулся, имел награды. И связался с бандой. Они пришли к нему в караульное помещение. Уже было 11 часов вечера. Повели его ужинать. Он же им доверял, везде ходил с ними. Суки! Сзади его, прямо с винтовки, в сердце. Партбилет пробило, удостоверение... Он упал, – выстрел слышала хозяйка, она потом нам рассказывала, – и закричал на них: «Ребята, да что ж вы делаете?» А они ему второй выстрел в челюсть – пуля выскочила через висок. После того как они убили Медянкина, сбежали в лес. Но банда их не приняла. Им сказали: «Убейте еще одного участкового в другом селе, тогда поглядим».
- Эти «ястребки» чем закончили?
- Я ими сам занимался, лично. Через две недели зажали их в деревянном сарае у одного дядьки, на чердаке. Участковому поступили данные о том, что на чердак влезли два незнакомых человека. Тот быстренько сообщил в опергруппу. Мы тут же на машине приехали, обложили. Открываем дверь – тишина. Собаковод прошел под стенкой. Открыл следующую дверь, пустил собаку. Собака заблажила: «А-ву-ву-ву». Они начали стрелять по собаке. У тех «ястребков» была штатная винтовка, ППШ Медянкина и его пистолет. Обоих положили прямо через стенку. Чего там, одни доски. Два солдата подскочили, и с автоматов врезали на звук выстрелов. Наверху сразу все заглохло. Лестницу приставили, снова собака пошла вперед... Слышим – «Р-р-р-р», она их там рвет. Уже и выстрелов нет, и кровь сверху начала капать. А Ваню Медянкина похоронили возле села Подкамень, Бродовского района. Просил я начальника райотдела: «Сделайте хоть какой-то обелиск ему». Так никто и не сделал. То, что мы тогда успели, положили плиту и высекли: «Медянкин И.М. погиб от рук бандитов ОУН», так и осталось. Но надпись про ОУН уже сегодняшние националисты сбили, чтобы не видно было.
- Вы встречаете кого-то из ОУН-УПА сейчас?
- Мало кто дожил до сегодняшних дней. Есть здесь один «товарищ», Олесь Гуменюк. Он сейчас председательствует в братстве УПА Львовской области. Ему было тоже 17 лет, когда он ушел в УПА. (Олесь Гуменюк. С 1943 по 1945 служил в дивизии СС «Галичина». Прим. – С.С.) Когда им (дивизии «Галичина»?) «навтыкали» в 44-м, он там же под Бродами попался, и его посадили. Так ведь клялся-божился, что насильно забрали. Поверили, «поблажливо» дали 10 лет. Он их честно отсидел. После того, как вышел, как-то умудрился попасть в Пустомытовский район. Работал там завскладом сельхозтехники. Мы с ним встречались, я его знаю давно.
- Какое он на вас впечатление произвел?
- Тогда? Был тише воды, ниже травы. Обычный человек. Даже выполнял задания райкома, писал лозунги к праздникам. В тюрьме их научился писать.
Теперь, когда с приходом демократов начался весь этот развал, он стал этим «керивником» (главой, руководителем) УПА в Львовской области. Выступает, кричит: «Я сознательно и добровольно пошел!»
http://iremember.ru/memoirs/nkvd-i-smersh/kononchuk-pavel-nikanorovich/ - читать полностью
Капранов Дмитрий Федорович
- Опишите ваше первое столкновение с националистами.
- В округе проводили специальную операцию, в которой кроме моей группы участвовали еще и другие подразделения. Мы обнаружили, а затем блокировали банду на хуторе, стоявшем прямо посреди поля. Название того хутора я не запомнил. По-моему, это было в Тернопольской области. Так случилось, что моя группа оказалась на открытом участке местности, как раз напротив дома, в котором засели бандиты. А я попал прямо на то окно, из которого по нам непрерывно стреляли, и лежал под пулями, все равно, что на лысой голове. И ни травинки, ни кусточка. Ничего! Чистое поле…
Вот он оттуда лупит так, что только комья земли летят, и возникает ощущение полной беспомощности. Было у меня тогда только одно желание – как бы подо мной земля немножко провалилась, и я смог бы хоть чуть-чуть спрятаться.
Единственное, что нас спасло – это интенсивный огонь с нашей стороны. Ребята активно тратили патроны, и не давали им прицельно бить.
Потом хата вспыхнула. Они стали из нее выскакивать. Конечно же, в этот момент из-за огня все стало хорошо видно, и на этом бой закончился – их всех перебили.
- Задача – взять в плен, не ставилась?
- Нет, ну как же не ставилась? Но уж конечно и не так, чтоб кровь из носу. По ситуации смотришь. Они ведь выскакивают из хаты, не прекращая ведения огня. Как ты его возьмешь? Поневоле приходиться стрелять в ответ. Грубо говоря, шла обыкновенная война. Ощущения не самые приятные. У меня тогда имелось большое желание просто закопаться поглубже в землю…
* * *
- Вы можете оценить потери сторон в том бою?
- Затрудняюсь ответить.
К операции привлекли различные подразделения. Может быть, там и рота у нас была, а может быть и батальон. Но вот, если по ощущению, как Вы говорите...
Вероятно, проводилась полковая операция. А разговоры после боя ходили такие, что в селе ночью ограбили магазин и убили сторожа. Конечно, стало ясно – это дело рук бандеровцев. Поэтому по тревоге подняли части, которыми тут же окружили ближайшие населенные пункты. Затем начали последовательно проверять все прилегающие села, и наткнулись на эту группу.
Обычно сразу же оцепляли огромную территорию, чтобы они из леса не ушли в другой район. Все это осуществлялось с некоторым запасом. Цепи для прочески выстраивались на зрительную связь.
Когда закончили разбираться в селе, нам поставили задачу: прочесать лесной массив неподалеку от села…
На Западной Украине тогда все леса, кстати, так же как и в Польше, начинались с канавы. И надо заметить, что леса там содержались в определенном порядке: от полей отделялись канавками, вырубались просеки, и все такое прочее.
Помнится, мы растянулись цепью и двинулись к лесу. С левой стороны шел я, а справа двигался наш командир взвода, старший лейтенант Владимир Андреевич Живаков. Только мы в лес сунулись, через канаву перескочили…
Смотрю – прямо передо мной тлеющий костер. Над костром, значится, на поперечнике висит большой казанок, в котором варятся две или три курицы. Вода булькает, пар идет, какие-то вещи валяются, у костра сушатся чуни…
Стало ясно, что бандиты готовили себе обед, а мы их спугнули. Мне даже нехорошо сделалось – мы же у них прямо на мушке расхаживали.
Позвали командира взвода. Он отреагировал мгновенно: «Далеко не успели уйти. Всё… С тобой пойдет Сироткин и Вентус. Давай, крой их своей группой».
Вперед, хрипя от возбуждения, рванула служебная собака Вентус, а позади на натянутом поводке повис младший сержант Сироткин, ее хозяин и наставник. За ними, развернувшись веером, побежали мы.
Сколько мы так пробежали, не знаю. Собака сразу взяла свежий след и перла как паровоз…
В молодости я очень любил заниматься спортом, и в свободное время постоянно тренировался, увеличивая физические нагрузки для развития общей выносливости организма. Бегал я здорово, и надо сказать, был достаточно вынослив.
Так вот мы бежим, а мне все время Лева Сироткин кричит: «Дима, ты только не отставай. Дима, слышишь, не отставай от меня».
К тому времени я уже имел кое-какой опыт, поэтому бежал параллельно ему в стороне, примерно, метрах так в 20-ти, с тем расчетом, что если начнут стрелять, то сразу всех не уложат. А стрельба должна быть! Группа идет в «открытую», с шумом-треском. А где в первую очередь шум? Там где собака. И особенно, если бандиты близко, то она злится, рычит, лает.
Конечно, Леве не позавидуешь. Но в таких делах у каждого своя задача и своя судьба…
Только я в азарт вошел. Оборачиваюсь, смотрю – ребята уже задыхаются, еле бегут. Остановил всех, говорю: «Снимайте на фиг плащ-палатки, складывайте в них гранаты и все тяжелое. Оставить только комплект патронов, автомат и один запасной диск. Быстро, быстро, ребята. Ну же!»
Каждый из нас носил по две гранаты. Их сложили на плащ-палатку, и одного оставили охранять. Посадил его, говорю: «Все, ты сиди, жди! Мы за тобой, солдат, обязательно придем».
И снова в погоню! Собака беснуется. Вперед, вперед…
Еще перли по лесу, в общей сложности, наверное, около десяти километров.
* * *
И вот мы выскочили на такую зеленую стену из акаций, а за ней ничего не видно. Собака аж заходится. Видно почувствовала их совсем рядом...
Тут по Сироткину… и, конечно, по собаке… как ахнут. Он повалился на спину, закричал, чтобы я обратил внимание.
А у Левы, еще как назло, в автомат что-то попало – стрелять не может. Он ППС носил, такой маленький, офицерский, поскольку ему с собакой тяжело.
Вот он лежит, и я его вижу, а бандеровцев – нет. Меня тоже не видно. Собака затихла… Вдруг смотрю – на Сироткина выскакивает такой здоровый детина, чуть ли под два метра ростом…
Что было делать? В общем, срезал я его из автомата…
Пока мы разбирались, остальные, конечно же, ушли. Посмотрели вокруг по лесу – на дереве висит его [бандеровца] шинель, боеприпасов много лежит на земле. Они, видно, посчитали, что уже оторвались, хотели передохнуть.
Потом вдруг слышим, перед нами в лесу пальба! Это наши уже с той стороны оцепили. Ну, стрельбы было так порядочно…
Вдруг выясняется, что у меня в группе ранен в ногу солдат Жариков. Самое странное, что он бежал, позади нас, наверное, метрах в ста!
Ситуация складывается так себе. Группа маленькая, и в наличии один раненый с простреленной ногой.
Командир разведывательно-поисковой группыКапранов Дмитрий Федорович
- А Лева, который с собакой был?
- С этим все нормально. И тут, знаете, как-то все скоротечно произошло. Уже слышу – машина гудит по дороге. Вроде только что стреляли, а уже другая группа к нам приехала, и ребята говорят: «Все в порядке, мы их перехватили».
В итоге получилось: я тут одного завалил, и еще трое выскочили на прямо цепь, которая шла нам на встречу.
- Как они были одеты?
- «Мой» был одет в новенькую офицерскую шинель, без погон.
- Они ее «сняли» с кого-нибудь?
- Трудно сказать. Ему там такую шинель любой портной мог пошить.
Мы ее еще, помню, командиру взвода предлагали. А он так посмотрел, поморщился и говорит: «Да, тут в пуговицу с края попала пуля. И здесь пуговицу надо перешивать…»
А у самого шинель такая потрепанная. В общем, не взял.
* * *
- Примерный возраст погибших? Молодые люди?
- Возраст. Все, наверное, до 30-ти лет, не более 35-ти. Если был кто-то старше, то это уже наверняка какой-то главарь.
- Как определяли главаря?
- Знали уже.
- То есть наводка?
- Оперативные работники предварительно сообщали. У нас была примерно такая система: за каждой разведывательно-поисковой группой закреплялся определенный населенный пункт. Вот за мной, например, закрепили Пищатинцы, а возле них еще три села. В итоге у меня их оказалось четыре. Это делалось для того, чтобы мы хорошо знали обстановку, привыкали к местности, устанавливали контакт с живущими там людьми.
Мало того, что оперативные работники ходят, да еще и мы обстановку узнаем. И чтоб мы на ночлег устроились к родственникам или пособникам бандитов, такого уже быть не могло. Потому что мы хоть и вчерне, но обстановку знали и понимали. И по глупости, куда не надо уже не влезем.
* * *
- А с выселением сел или семей Вы не сталкивались? Вам не доводилось видеть?
- Доводилось. Мы один раз в 49-м году с нашего участка выселяли. Мне еще тогда одна тетка сказала: «Какая же я была дура, что раньше этому чернявому сержанту вилы в живот не воткнула».
А что мне еще оставалось делать? Меня назначили старшим в операции по выселению ее семьи. А приказы, как известно, в армии не обсуждаются.
Все осуществлялось быстро и без предупреждения. Нас накануне собрали, зачитали список.
С нашего участка, допустим, выселяется 20 семей. Сразу начальство расписывает каждому, кто и какую семью выселяет. Проверяется наличие транспорта для выселяемых семей. А транспорт – простые телеги и лошади.
В три часа ночи началась операция. Вошли на хутор, распределились по домам, зачитали выселяемым постановление. Им дали определенное время на сборы. С собой разрешали взять 500 килограмм личного имущества.
- В тот раз выселялся весь хутор или отдельные семьи?
- Нет, только пособники и родственники, по списку. Надо добавить, что семьи убитых бандеровцев не трогали. Выселялись только те, кто оказывал бандитам реальную помощь! Да и весь хутор не выселишь. На нашем участке были хутора по 1000 дворов. Нужно сказать про один важный момент в отношениях с местным населением. Мне трудно ручаться за всех, но я отвечаю за свою группу: ни единого щелчка кому-либо из местных не дали! Никогда и ничего подобного быть не могло. Ни разу не было какого-либо хулиганства, злоупотребления оружием или, не дай бог, стрельбы. Все было очень строго!А та тетка мне прямо в глаза влепила. Она меня знала очень хорошо…
- Как материально жили выселяемые семьи? Ваше впечатление после Ивановской области?
- Я только видел, как живут в селах Западной Украины. Нищета еще почище нашей средней полосы. Хаты были в основном мазанки с земляными полами. Около 50 процентов населения не имело обуви. Чуть ли не каждый второй на Западной Украине болел туберкулезом. А вот когда уже появились колхозы, хотя они и туго приживались, люди стали жить значительно лучше.
* * *
- Как себя чувствовали в таких селах люди с восточной Украины?
- А там восточных украинцев и не было. Партактив только с района начинался. Председатель? Так и он из местных.
- А вот председатель. Надо иметь большое мужество, чтобы быть им. Их часто убивали?
- Не часто, но бывало. Да что там бывало! Однажды мы в лесу наткнулись на захоронение, в котором обнаружили 15 трупов. Рядом с ямой нашли подземный схрон, где националисты, видимо, временно содержали погибших и там же их допрашивали. Так в этом бункере все стены были залиты кровью, а пол экскрементами. Тяжело люди умирали.
Бандеровцы были большие умельцы на такие дела…
После эксгумации провели опознание. И сразу же обнаружились пропавшие в разное время председатели колхозов. Всех нашли. Но вот в таком печальном виде.
* * *
- Как Вы оцените ваше командование, их реакцию и действия: нормально, хорошо, удовлетворительно?
- Нормально. Хорошие были командиры…
А вот чинами их не баловали. Командир дивизии – полковник. Начальник штаба полка у него – майор. Тогда тяжело было со званиями.
Вот смотрите: огромный полк, наверное, 10 гарнизонов, даже больше. И по всей области руководит подполковник! Его в 49-м году бандеровцы умудрились ранить в живот…
А как это получилось? Где-то мы проводили общую полковую операцию, а он по селу шел в открытую. Высокий чин издалека видно, и кто-то из них не выдержал искушения, ахнул в него. Еще повезло, что попало вскользь.
Он так и уволился подполковником, полковника не присвоили…
- Тот, который подстрелил вашего подполковника, убежал?
- Если кто-то себя обнаружил, стреляя, то он уже никуда денется! Уйти не дадут!
* * *
- Сейчас в украинской печати много упоминаний о том, что над трупами погибших бандеровцев надругались и обезображивали их лица. Что Вы можете сказать по этому поводу?
- Да ну их… Напишут же!
Как вытаскивали, допустим, из того же схрона? Ехал один дядька на телеге, уговорили его. Он зацеплял за ноги, лошадь тащила. На его же телеге всех увезли в ближайшее село, и около сельской рады их разложили на опознание. И все село – давайте, приходите, смотрите. Кто-то, молча, проходит, кто-то открыто говорит: «Я не знаю». Кто там потихонечку шепнул или кивнул. Постепенно всех опознали. Обезображивать-то зачем?
* * *
- Когда умер Сталин, как это восприняли в органах?
- Как восприняли? Восприняли, конечно, с сожалением. Я в то время в Австрии служил, я помню. А вот когда Берию посадили, пошли шифровки... Была дана ориентировка и указание, чтобы мы уничтожили все руководящие документы за его подписью. В Австрии у нас условий для сжигания не имелось, а документов лежала кипа. Так мы на улице сделали из кроватей клетки и жгли костры. Я как раз возглавлял это дело.
К нам приходили австрийские коммунисты, выражали соболезнования. С высоты сегодняшнего дня мне кажется, что тогда в государстве был порядок.
http://iremember.ru/memoirs/nkvd-i-smersh/kapranov-dmitriy-fedorovich/