Закон о запрете цензуры в СССР приняли 35 лет назад
Безусловный партийный контроль над прессой и культурой была столпом советской власти, без которого она не мыслила свое существование. Когда однажды при Брежневе встал вопрос об отмене цензуры, дальновидный товарищ Суслов сказал: "От отмены цензуры в Чехословакии до ввода наших танков прошел год. Чьи танки и когда мы будем вводить в Москву?". Он не ошибся. В 1990 году приняли новый закон о печати, который окончательно уничтожил "царство лжи" и открыл людям глаза на то, в какой стране они живут. Но вместе с отменой цензуры рухнул и весь Советский Союз.
Газеты должны быть предсказуемыми
Цензура была одним из главных атрибутов советской общественной жизни эпохи застоя. После свержения Никиты Хрущева в 1964 году, Политбюро во главе с Леонидом Брежневым отказалось от всех планов по введению в стране свободы печати.
Все острые углы, вскрытые в хрущевскую Оттепель, вроде правды о сталинских репрессиях - "сгладили напильником". Согласно новой идеологической доктрине, Сталин был автором великих свершений, хоть и перегнул с жесткими методами и культом личности. В кино теперь его изображали кем-то вроде вежливого пожилого кавказского интеллигента или восточного мудреца на троне, - образ не имел ничего общего с реальностью, поскольку настоящий Сталин в приватном общении напротив был груб, прямолинеен и не пытался умничать.
На все, что было яркого, вроде поэтов-шестидесятников и авангардного искусства, - накинули покрывало. Искусство должно было быть "нормальным" по форме и оптимистичным по настрою: показывать, как хорошо людям жить в СССР, и что дальше они будут жить еще лучше. Писатели и режиссеры должны были прославлять подвиги комсомольцев в Гражданскую войну и рассказывать о борьбе советских партизан в немецком тылу, не перегибая с ужасами и жестокостью.
Цензоры тщательно выискивали в любых материалах не то, что критику СССР, а любые намеки и иносказательные фразы, которые читатель мог интерпретировать как крамолу.
Например, в "Обитаемый остров" Стругацких внесли около 800 правок, поскольку цензорам фашистское государство "Неизвестных отцов" напоминало СССР. Главный идеолог КПСС, товарищ Суслов, пытался запретить выход фильма "Семнадцать мгновений весны" за то, что в нем "не показан подвиг советского народа в войне". Лишь глава КГБ Юрий Андропов не дал запретить фильм, ответив, что не мог же весь советский народ работать в немецкой разведке.
Но хуже всего приходилось газетчикам. Еще при Хрущеве Суслов возмущался: "Подумайте только, открываю утром "Известия" и не знаю, что там прочитаю!". Во время застоя он постарался сделать все, чтобы эту проблему решить, - благо, все издательства и так были государственными, так что трудностей не возникло.
В итоге советская пресса всю брежневскую эпоху жонглировала небольшим наборов типовых сюжетов. Отчеты об урожаях и надоях, о подвигах шахтеров и металлургов, репортажи о страдании народов под пятой капитализма, о кризисе в экономике США, об израильской военщине, об очередном съезде или пленуме, философские статьи о важности рабочего коллектива, здравицы в адрес партийных вождей и тщательно отцензурированные письма в редакцию (иногда и вовсе подложные). Некоторые журналисты пытались это разбавлять и делать интересные тексты. Например, корреспонденты "Комсомольской правды" вели "блоги" о путешествиях, в других изданиях выходили рассказы и повести молодых писателей, - но в целом советская пресса захватывающим чтивом не была.
Нельзя обманывать весь народ слишком долго
Колоссальный удар по советской цензуре нанесла Чернобыльская катастрофа 1986 года. В эпоху застоя советские граждане, разумеется, догадывались, что газеты замалчивают проблемы и преувеличивают успехи. Но жизнь, как считалось, идет своим чередом, пусть и не такая богатая, как в Америке.
Взрыв на ЧаЭС все изменил: страну накрыло радиоактивное облако, а в газетах и по телевизору об этом не было ни слова.
Первые сообщения о взрыве появились по телевизору лишь спустя два дня и заняли двадцать секунд, а тон был такой, будто горел коровник на окраине Тамбова. В итоге даже в непосредственной близости от реактора эвакуация началась с большим опозданием, а в Киеве тысячи людей вышли с детьми на первомайскую демонстрацию, не зная о том, что дышат радиоактивной пылью. Правду о катастрофе люди могли узнать лишь из пойманных по радио "вражьих голосов" - "Голоса Америки", "Би-би-си" и "Немецкой волны".
Народ был в ярости - одно дело врать о нищете и разрухе на Западе, а другое - молчать о том, что несет прямую угрозу жизни людей. В ярости был и сам Горбачев. "Мы не получали информации о том, что происходит. От ЦК все было засекречено… Во всей системе царил дух угодничества, подхалимажа, групповщины, гонения на инакомыслящих, показуха, личные связи и разные кланы вокруг разных руководителей. Этому всему мы кладем конец", - говорил он.
В итоге Советский Союз стал переходить к политике Гласности.
4 сентября 1986 года Главлит - главный советский цензурный орган - издал приказ, согласно которому отныне в печати и литературе следовало фильтровать лишь разглашение гостайны и прочие военные секреты.
В том же месяце прекратилось радиоглушение "вражьих голосов" - считалось, что теперь их материалы утратят остроту, раз советская пресса будет сообщать о том же самом.
Самыми обсуждаемым темами теперь стали те, о которых раньше говорить было прямо запрещено: масштаб и характер сталинских репрессий, привилегии партийной номенклатуры, которая выстроила в стране кастовое общество, нищета советских людей, проституция и наркомания. Москвичи, которые застали вторую половину 1980-х в сознательном возрасте, могут помнить очереди у киосков, которые выстраивались каждую среду за свежим номером "Московских новостей". Долгие десятилетия это был унылый пропагандистский листок, выходивший на иностранных языках на западную аудиторию. С тех пор же, как в 1986 году ее главным редактором стал Егор Яковлев, выход каждого номера превратился в городское мероприятие: тираж был лимитирован, и потому люди собирались читать газету на стендах Пушкинской площади.
Завершил трансформацию страны новый "Закон о печати", принятый 12 июня 1990 года. "Печать и другие средства массовой информации в СССР свободны.
Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией СССР, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любой форме, включая печать и другие средства массовой информации", - текст был написан простым русским языком, но осознать его значение люди могли не сразу. Советский человек не мог себе представить, каково это: подойти утром к киоску и увидеть заголовки о крахе правительственной политики или мрачные экономические прогнозы.
Суслов был прав
Вкупе с легализацией в СССР предпринимательства, новый закон о печати так же позволял развиваться и частным независимым СМИ. В 1990 году в качестве органа "Союза кооператоров" появилась газета "Коммерсант", газета "Мегаполис-экспресс", журналы "Столица", "Деловые люди" и "Деловой мир", радио "Эхо Москвы" и "Европа Плюс", и телекомпания "ВИD", - знаменитый создатель "Музобоза" и "Поля чудес".
Некоторые издания открыто позиционировали себя как антикоммунистические, вроде "Независимой газеты" и "Курантов". Закон о печати не делал исключений, и если издание прямо атаковало идейные основы советского государства - это было его право. Некоторые государственные СМИ поднимали мятежи против своих владельцев: например, редакция газеты "Смена" устроила голодовку, чтобы получить независимость от Ленинградского обкома Комсомола.
Бум печати был таков, что в стране наступил дефицит бумаги. Осенью 1990 года из-за этого впервые не вышли очередные выпуски "Комсомольской правды" и "Советской России".
Журналисты начали получать популярность и побеждать на свободных выборах в Совет народных депутатов - сотрудники одного только бюллетеня "Аргументы и факты" получили 6 мандатов.
Но товарищ Суслов, давно лежавший на тот момент в могиле, еще при Брежневе предупреждал: "От отмены цензуры в Чехословакии до ввода наших танков прошел год. Чьи танки и когда мы будем вводить в Москву?"
Старый большевик как никто другой понимал, что ложь - это основа, краеугольный камень советского государства. Оно началось с обещания Ленина дать народу мир, рабочим - фабрики, а крестьянам - землю, что было до смешного циничной ложью по всем трем пунктам. При Сталине ложь стала взаимоувязанной государственной политикой: врали о разоблачении шпионов, рывших тоннель в Лондон, врали о баснословных темпах роста экономики, врали о прошлом и о будущем. По щелчку пальцев в 1939 году, после пакта Молотова-Риббентропа, немцы из злобных фашистов превратились в уважаемых партнеров, о которых в прессе стоило писать лишь уважительно. Эта ложь, вкупе с ложью об успехах военной промышленности и боеготовности армии, стоила жизни миллионам советских людей.
Теперь же в этом фундаменте появилась трещина, по которой начали работать отбойным молотком.
Например, 14 апреля 1990 года в ТАСС было опубликовано сообщение, прямо называвшее виновных в массой казни польских офицеров в Катынском лесу: "Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных. Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма".
В знаменитом стихотворении Александра Галича, в отрывке, посвященном разоблачению культа личности Сталина, есть строки: "Оказался наш отец не отцом, а с*кою". Теперь же, при взгляде на газетный киоск, у многих жителей СССР складывалось мнение, что ею же оказалось все советское государство.
Поэтому когда в 1991 году СССР пришел к окончательному краху, не нашлось людей, чтобы его защитить. Напротив, они остановили те самые танки, о которых говорил Суслов, когда ГКЧП прислало их к Белому дому.
Так свобода слова похоронила страну советов.