Режиссёр Иван Соснин: Я не могу снимать жесть — мой организм это отвергает
Режиссёр, чьи фильмы называют «гиперромантичными» и «наивными», — о том, почему его кино лечит души, страхе больших городов и о том, как детство в маленьком провинциальном городе сформировало его жизненную и творческую позицию.
Иван, самый частый комментарий к вашим фильмам, что они имеют терапевтический эффект. Вы сами к такому стремитесь?
Раньше я об этом не задумывался, просто снимал. Но постепенно начал получать такую обратную связь и понял: да, та эмоция, которая возникает в конце, когда хочется позвонить родным, обнять кого-то, — это тот эффект, которого я несознательно добиваюсь. Для меня очень важно, чтобы финал был светлым. Я даже начинал готовить кастинги для триллеров или детективов, но на каком-то этапе «сливался». Не понимал — зачем? Я выработал для себя цель: если люди уходят из зала со светлой эмоцией, значит, я сделал свою работу не зря.
Почему для вас это так важно? Чтобы люди уходили с надеждой, с любовью?
Мне важно видеть эти эмоции. Когда ты сидишь на премьере, а вокруг четыреста человек, и после финала общаешься с ними. Видеть эти светлые слёзы. Может, это эгоистично, но я получаю от этого удовольствие. Я повлиял на них, заставил вспомнить о близких. Кто-то сразу бабушке звонит, кто-то один пришёл, но говорит: «Обязательно приду с семьёй, покажу детям». Мне нравится это ощущение, что в людях зарождается какой-то огонёк, и они хотят его распространять.
Эта ваша позиция «искать свет» родом из детства?
Я рос без отца, с мамой, в девяностые, в маленьком городке Кировграде Свердловской области. Мы были не очень обеспечены. Мама работала в детской колонии, я много времени там проводил, ждал её, пока она дежурила на вышке. Но я вспоминаю это без тревоги. Я помню и наркоманов в подъезде, но помню и хорошее. Как мы с друзьями гуляли, строили шалаши, как мама звала меня смотреть мультики.Я смотрел Балабанова, Звягинцева, Сигарёва, на меня это производило огромное впечатление. Но я никогда не хотел снимать такое кино. Я чувствовал, что если буду снимать, то другое. Чтобы иначе откликалось у людей. Ещё со школы я начал радовать, веселить людей. Мои первые ролики были добрыми, со светлым концом. Я вошёл в эту реку, и мне в ней комфортно. Это нравится мне, команде, зрителям. И это моя жизненная позиция: даже в трудных ситуациях искать свет.
Многие называют ваше кино наивным, упрекают, что вы прикрываете сложные ситуации «сказочными» сюжетами. Что вы отвечаете на это?
Это очень странная позиция. У каждого режиссёра свой взгляд и свой инструментарий. В нашей стране никогда не было недостатка в режиссёрах, которые снимают социальные драмы. Реально, восемь из десяти в авторском кино снимают тяжёлые фильмы про то, как тяжело жить русскому человеку. А у меня просто другой взгляд. Я не понимаю, зачем показывать то, что другие уже показали тысячу раз. Зритель всегда может выбрать. Я не навязываю своё кино. Его смотрят те, кто хочет посмотреть на жизнь под этим углом. Реальность бывает разная, и я это прекрасно понимаю. Но мне хочется транслировать вот этот светлый угол. Хочется, чтобы люди искали больше хорошего.
Вам комфортно жить с таким взглядом на мир? Вы ведь и сами похожи на своего героя из «Юга» — человека не от мира сего.
Абсолютно комфортно. У меня есть свой мир, и он часто пересекается с творчеством. Жена — она продюсер практически всех моих фильмов, мы вместе уже 13 лет. Недавно родилась дочка. В большинстве случаев моя точка зрения совпадает с точкой зрения моих героев. Я по натуре интроверт. Мне комфортнее в маленьком пространстве, с семьёй. Для меня очень важно прятаться в свою маленькую уютную экосистему. Поэтому я не переезжаю в Москву, хотя предложения были. Я не могу. После съёмок я бегу скорее домой. У меня есть квартира в Екатеринбурге, офис, дача. Мы перемещаемся на самокате туда-сюда. Я очень боюсь разрушить этот свой мир. В Москве я могу приехать на кастинг и шесть дней просидеть в отеле, заказывая еду, никуда не выходя. Этот город кажется мне слишком активным, враждебным, он высасывает.
Вы говорите, что пишете сценарии по наитию, не имея образования. Вы просто доверяете чувству?
Да, это вообще не формула. Я учился на металлурга. Я просто начал снимать, потому что нравилось. Я пишу то, что мне кажется интересным. Помню, показывал знакомым синопсис, девочки приходили ко мне в слезах. А я просто писал, потому что писалось. Я пробовал браться за другие, драматичные истории. Мне присылали реальную историю про ребят, которые застряли в снегу в Якутии и замерзали. Я читал, и у меня дрожь по телу. Я понимал, что это может быть ярким, сильным фильмом. Но я очень рефлексирующий, я пропускаю всё через себя, ставлю себя на место героя. И я не могу писать с той точки зрения, когда тебя ждёт смерть. Мне становится дискомфортно, я начинаю нервничать. Видимо, из-за того, что среда и так достаточно агрессивна, на тебя и так льётся много агрессии — бытовой, политической. И я не могу ещё внутри себя зарождать это агрессивное начало. Мой организм это отвергает. Я выплёвываю это и начинаю производить ту экосистему, в которой мне комфортно.
Если бы вы пришли ко мне как к психотерапевту, я бы сказала, что это не минус, а плюс. Это ваша сила. Вы просто заряжаете людей светом. В этом и есть терапия.
Спасибо. Это важно слышать. Честно скажу, когда мы выпустили «Юг», один из первых комментариев был: «В первой серии никого не убили, выключаю, пойду смотреть другой сериал». Я немного начал разочаровываться. Думал: «Почему вы хотите жестокости? Может, я неправильно живу и неверно воспринимаю мир?»Я это долго переваривал. Но сейчас понял: есть люди, которым интересно это, а есть другие. Аудитории не пересекаются. У меня есть своя аудитория. Всем не угодишь. Поэтому для меня важно разобраться в том, что эмоции, которые вызывает моё кино, — хорошие. И что всё, что я делаю, я делаю не зря. И нужно продолжать.
Беседовала Ирина Гросс