Как это было в апреле 1917-го

ИЗ ДНЕВНИКА МОСКВИЧА НИКОЛАЯ ОКУНЕВА:

29 марта (11 апреля). В газетах считают ещё личное богатство Романовых. Так, например, самому Царю принадлежало одной земли в России 42,5 млн дес., да уделами 8 млн, и будто бы царь Александр II по освобождении своих крестьян, которых у него было лично 4 млн, получил с казны выкупных 48 млн руб. Одним словом, как говорит «Русское слово», – у самого бедного народа Европы были самые богатые цари.

† «Русский инвалид» подсчитывает, что на Стоходе мы потеряли убитыми, ранеными и пленными 25 000 чел.

 8 (21) апреля. Под аккомпанемент встреч и речей «заслуженных» революционеров в России происходят неприятные происшествия и непорядки: с разных мест – известия об аграрных бесчинствах, об ослаблении поступления казённых налогов и установлении рабочими 8-часового рабочего труда захватным путём (это в то время, когда миллионы наших солдатиков сидят по 24 ч бессменно в грязных, сырых и душных окопах, под выстрелами и газами неослабевающего врага). […] Мы целый месяц всё парили в облаках и теперь начинаем спускаться на землю и с грустью соглашаемся, что полная свобода русскому человеку дана ещё несколько преждевременно. И ленив он, и недалёк, и не совсем нравственен.

 12 (25) апреля. Очень что-то нехорошо у нас: Кронштадт изолирован, там царит анархия и им управляет не правительство, а сами матросы. Прямо анархия! Неспокойно и в Гельсингфорсе у флотских. Вообще моряки безобразничают […]

На Волге и Оке открылась навигация, но там солдаты безобразничают, как и на железных дорогах. Садятся толпами по всем классам, дают пароходам угодное им направление, реквизируют продовольственные грузы и т.д. и т.д. Настолько везде плохо, что уж не верится ни во что хорошее, и не на шутку боишься за целость свободы […].

 14 (27 апреля). Вчера приехал в Москву министр финансов М.И. Терещенко и в своих речах, в разных заседаниях, поведал нам, что Россия задолжала Англии около 6 млрд, Франции только 1 млрд, но в общем Россия должна уже 49, а к 1 января 1918 г. долги вырастут до 55 млрд, с которых придётся платить ежегодных процентов 2,5 млрд. К настоящему числу, по его словам, истрачено специально на ведение войны 40 230 000 000 р.

(Николай Окунев. Дневник москвича. 1917–1920. – Кн. 1. – М.: Воениздат, 1997.)

 ИЗ ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА:

31 марта (13 апреля). Больше всех удивлялся успеху революции китайский посланник. У них миллион голов поотрубили и дело не закончили, а здесь убито всего около 200 человек […].

 Петроград, 4 (17) апреля. Германия в нашем тылу.

Русские эмигранты-большевики с Лениным во главе приехали в Стокгольм, перерезав с юга на север всю Германию. На швейцарской границе им предоставлен был особый вагон, в котором они и проследовали благополучно по назначению. По пути они пользовались, во владениях императора Вильгельма, более чем дипломатическим преимуществами, ибо у них не осматривали ни багажа, ни паспортов.

[…] Через какого-то Фрица Платтена, швейцарского антимилитариста, г. Ленин и товарищи вступили в переговоры с императорским германским правительством. Не с Либкнехтом (лидер левого крыла германской социал-демократии. – Ред.), который сидит в тюрьме, и даже не с Шейдеманом (один из лидеров правого крыла Социал-демократической партии Германии. – Ред.), поддерживающим императора Вильгельма социал-демократической фракцией рейхстага. Нет. Они вступили в соглашение с кайзером, с Гинденбургом, с Тирпицем и со всей той шайкой аграриев-юнкеров, которые в настоящее время представляют собой правительство Германии. […] Если бы приезд Ленина с товарищами был невыгодным для Вильгельма и Гинденбурга, то ему не предоставили бы посольского вагона. Поэтому двух мнений быть не может. Когда немецкие военные власти предоставляли салон в распоряжение Ленина, то они руководились не антимилитаристическими и не социал-демократическими соображениями, а исключительно только пользами и нуждами Германии, как они, Гинденбурги, эти пользы и нужды понимают.

[…] Немцы в восторге от [того] … что Ленин наконец в России и «агитирует».

Германская печать, сообщает корреспондент «Биржевых ведомостей», с живейшей радостью следит за кампанией группы Ленина. […]

[…] Французы всё сделали, чтобы облегчить проезд в Россию г. Ленина, но он предпочёл воспользоваться протекцией Бетман-Гольвега (рейхсканцлер Германии и прусский министр-президент. – Ред.) и Гинденбурга и покровительством самого Вильгельма. А почему немецкие власти оказали такую неслыханную любезность г. Ленину, не всё ли равно. Ленин решил, что немцы его просто испугались, а русских он предполагал напугать ещё сильнее.

(Хроника Февральской революции в дневнике великого князя Андрея Владимировича (март – май 1917 г.). –  Архив Александра Яковлева. – Альманах, 2007 г.)

ИЗ ЗАПИСОК ДЖОРДЖА БЬЮКЕНЕНА, БРИТАНСКОГО ПОСЛА В РОССИИ с 1910 по 1918 гг.:

2 апреля. […] Наиболее поразительной чертой является полнейший порядок, царящий в городе. Только в трамваях и железнодорожных поездах, где солдаты захватывают силой лучшие места, не желая за них платить, наблюдается действительный беспорядок. Однако в некоторых сельских местностях крестьяне произвели порубки леса частных владельцев и говорят о разделе помещичьих земель. Однако, насколько я знаю, и там не наблюдается поджогов или чего-нибудь сходного с организованной жакерией.

 9 апреля. Социалистическая пропаганда в армии продолжается, и, хотя я не упускаю случая указать министрам на гибельные последствия такого рода разрушения дисциплины, они, по-видимому, бессильны предотвратить его. Не только отношения офицеров и солдат в высшей степени неудовлетворительны, но и немало солдат самовольно уходят домой. В некоторых случаях их побуждали к этому слухи о близком разделе земли и желание быть на месте, чтобы обеспечить свою долю в грабеже. […] По представлению русских, свобода состоит в том, чтобы легко относиться к вещам, требовать двойной заработной платы, демонстрировать на улицах и проводить время в болтовне и голосовании резолюций на публичных митингах.

 10 апреля. […] Военные перспективы в высшей степени неутешительны, и лично я потерял всякую надежду на успешное русское наступление весною. Равным образом я не держусь оптимистических взглядов на ближайшее будущее этой страны. Россия не созрела для чисто демократической формы правления, и в ближайшие несколько лет мы, вероятно, будем свидетелями ряда революций и контрреволюций, как это было около пятисот лет назад в «смутное время».

 16 апреля. […] Среди вновь прибывших […] был Ленин, приехавший в запломбированном вагоне через Германию. Он появился публично в первый раз на собрании социал-демократической партии и был плохо принят. Он поселился без разрешения, но и без какой бы то ни было помехи со стороны правительства во дворце известной балерины Кшесинской, и когда мы ездили по вечерам на острова, то иногда видели его или одного из его последователей, произносящих речь с балкона перед толпой.

 23 апреля. В некоторых местах фронта германские солдаты братаются с русскими и пытаются довершить дело, начатое социалистами, побуждая их убивать офицеров. […] Керенский вчера вечером присутствовал в посольстве на обеде […] Он не видит опасности свержения Временного правительства, так как лишь незначительное меньшинство армии стоит на стороне Совета. Он прибавил, что коммунистические доктрины, проповедуемые Лениным, лишили социалистов почвы.

 30 апреля. […] Правительство всё ещё держится выжидательной позиции и предпочитает, чтобы инициатива в отношении Ленина исходила от народа. Милюков […] сказал, что возмущение народа против Ленина растёт и что войска готовы арестовать его, когда правительство отдаст об этом приказ, но что последнее не хочет ускорять событий из опасения вызвать гражданскую войну. Я сказал ему, что для правительства наступила пора действовать и что Россия никогда не выиграет войны, если Ленину будет разрешено продолжать возбуждать солдат к дезертирству, к захвату земли и к убийствам. Он ответил, что правительство выжидает лишь психологического момента, который, по его мнению, не за горами.

(Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. – М.: Международные отношения, 1991.)