Как ваш мозг искажает мир, чтобы сохранять ваши эмоциональные привязанности
Вера – это мощная и необходимая вещь, которая управляет нашими обществами, повседневной жизнью, мыслями, надеждами, планами и отношениями. Вы верите, что самолёт оторвётся от взлётной полосы, что усердная работа приведёт к повышению, что кандидат, которого вы поддерживаете, является лучшим. Есть вещи, в которые вы верите потому, что так показывает опыт: солнце встаёт каждое утро, так почему же завтра должно быть по-другому?
Но есть и другие вещи, в которые вы верите вопреки логике и доказательствам обратного: следующий лотерейный билет, которые вы приобретёте, непременно окажется выигрышным – вы это чувствуете.
Вера – она такая: вы верите в некоторые вещи потому, что вы просто делаете их. Никто, каким бы гениальным или образованным он ни был, не застрахован от иррациональных убеждений, как говорит Пол Зак, нейробиолог из Университета Клермонта. Например, по его словам, Лайнус Полинг был двукратным лауреатом Нобелевской премии, одним из самых уважаемых учёных, и он верил, что витамин С – это лекарство от всех болезней. Он потратил много лет на продвижение данной идеи, несмотря на то, что у него не было медицинских доказательств. «Он был настолько умным, насколько это было возможно, однако он ввёл себя в заблуждение, поверив, что это было правдой, тогда как на самом деле это было не так», – говорит Зак.
Это потому, что связь между верой и фактом часто является однонаправленной: как утверждает Зак, наш мозг берёт факты и подгоняет их так, чтобы они соответствовали нашим убеждениям, которые не должны иметь особого смысла, чтобы мы за них крепко держались. Это отношения, которые обладают как преимуществами, так и недостатками – однако осознание того, когда это помогает, а когда делает только хуже, требует понимания того, как мы формируем эмоциональную привязанность к этим убеждениям.
«Чтобы осознать наши предубеждения, нам нужно понять, какую роль играют эмоции в принятии решений и процессах формирования убеждений», – поясняет Йонас Каплан, профессор психологии из Института мозга и креативности. – В большинстве случаев это хорошо. Это старая, мудрая, биологическая система, которая может нам помочь, но она не всегда актуальна для современной жизни».
Наши самые ранние убеждения начинают формироваться задолго до того, как мы по-настоящему осознаем их. Наш мозг, по словам Зака, стремится к поиску закономерностей, которые «позволяют нам взаимодействовать с миром, выживать и размножаться». В конце концов, наша зависимость от закономерностей становится верой в их силу.
Некоторые из этих ранних убеждений формируется через наблюдение. Например, как утверждает Зак, примерно к трём месяцам дети понимают гравитацию. Они верят, что если вы уронили мяч, он упадёт на землю. Таким образом, если вы уроните мяч и он начнёт парить в воздухе, младенцы будут смотреть на него и думать что-то вроде «Какого чёрта?!» Парящий мяч нарушает принцип, в который они уже поверили.
Другие убеждения передаются нам от наших семей и общин, в основном они связаны с основополагающими идеями, которые формируют наше мировоззрение. С эволюционной точки зрения, мы стадные животные, и в этом есть преимущества. Групповые убеждения, в свою очередь, влияют на нашу самую главную концепцию того, кем мы есть. «Системы в мозге, которые активируются, когда мы получаем доступ к нашим убеждениям – это те же самые системы, которые помогают нам понимать истории, – поясняет Каплан. – Мы Мы видим много одинаковых мозговых систем, когда люди думают о том, кто они и какие убеждения для них наиболее важны».
Каплан описывает нейронную систему, известную как сеть режима по умолчанию, как набор взаимосвязанных областей мозга, связанных с идентичностью и самопрезентацией. «Это область, которая активируется, когда вы просите людей лежать, ничего не делая, – говорит он. – Но они всё равно что-то делают. Они думают о себе, своём будущем и планах. Она также активируется, когда люди читают истории о ценностях, которые они считают важными для себя, и когда они думают о своих политических убеждениях».
В ходе исследования, проведённого в 2016 году, Каплан и его коллеги провели сканирование мозга участников, которые читали аргументы, противоречившие их взглядам на проблемы политического и неполитического характера, чтобы задокументировать их неврологическую реакцию на противоположную информацию. Результаты усилий команды по убеждению были неоднозначными. «Мы смогли изменить точку зрения о том, кто на самом деле изобрёл лампочку и важны ли мультивитамины, – поясняет Каплан, – однако другие убеждения [те, которые он называет «священными ценностями»] оказались непоколебимыми».
Причина, почему эти так называемые священные ценности так трудно изменить, заключается в том, что они окружены сложной сетью ментальных охранников. Когда ваши наиболее глубоко укоренившиеся убеждения подвергаются сомнению, «включаются базовые биологические системы мозга, отвечающие за нашу защиту», как утверждает Каплан. К ним относится миндалевидное тело, которое говорит вам, когда бояться, и островковая доля, которая обрабатывает сигналы из кишечника и предупреждает вас, если вы имеете дело с пищей, вредной для вас. У нас есть сильная мотивация защищать эти священные ценности.
Конечно, не всякая вера священна. Итак, что же определяет силу наших убеждений и отличает те, которые нужно защищать, от остальных? В большинстве случаев это связано с нашими эмоциями.
«Если при формировании убеждения включают эмоциональные ярлыки, мозг сохраняет эту информацию по-другому, чтобы она была более доступной и эффективной, – говорит Зак. – Самые сильные убеждения связаны с такими вещами, как теракт 9/11 или рождение ребёнка; высокоэмоциональные события создают убеждения, которые почти невозможно изменить».
Большая часть нашей идентичности является социальной, таким образом, многие наши социальные связи основаны на общих убеждениях. В конечном счёте, говорит Каплан, большинству людей проще поддерживать свои устоявшиеся убеждения и круг общения, чем рассматривать радикальные изменения ценностей по причинам, которые связаны с практичностью и ментальностью.
Люди говорят: «Я не могу изменить свою точку зрения. Что мои друзья подумают обо мне?» Люди, которые радикально меняют свои политические убеждения, к примеру, многое теряют: социальные отношения, работу, романтических партнёров. Многое стоит на карте, когда вы рассматриваете возможность изменить убеждения.
Наша тенденция цепляться за собственные убеждения может казаться лучше, чем альтернатива, но это не значит, что это в наших интересах. Наша основная тактика самообороны состоит в том, чтобы устранить угрозу и избежать всего, что может бросить вызов нашему мировоззрению, и именно поэтому многие из нас в конечном итоге живут в петле обратной связи, окружённые людьми, которые разделяют те же взгляды. Эффект только усугубляется нашей зависимостью от социальных сетей.
«Современный мир – это информационное минное поле, – говорит Каплан. – Нам нужно тщательно подумать о том, какие убеждения мы впускаем в этот защищённый внутренний круг. Имеет смысл делиться убеждениями и ценностями с людьми, и имеет смысл защищать эти убеждения. Но иметь эпистемологические убеждения – что в мире всё правда или ложь – и не желать слышать о другом может быть очень опасным».
Что касается всех других убеждений, засевших в вашей голове, Зак говорит, что вам не обязательно подвергать сомнению всё. «Молитвы о том, чтобы самолёт благополучно приземлился, ни на что не влияют, но что в них плохого? Если вы цепляетесь за надежду выиграть в лотерею и это приносит вам комфорт, почему бы и нет?»
«Если у вас нет никаких убеждений, вы просто не сможете взаимодействовать с миром, – говорит Зак. – Эти ритуалы и верования являются усилителями, они прекрасны, в них есть нечто приятное и отчётливо человеческое».