Беспрерывно читается и обсуждается петиция к царю. Лица одухотворенные
Воспоминания участника Кровавого Воскресенья.
Из воспоминаний М. Н. Лядова о событиях 9 января 1905 г. в Петербурге
В Питер я приехал утром 8 января. Забастовка всеобщая, улицы пустынны, встречные как-то особенно насторожены, магазины закрыты, заколачиваются досками наружные витрины. Бегу на явку: ни одна не действует. Иду к знакомым на квартиру. Рассказывают подробности движения, о письме Гапона министру Святополк-Мирскому, о напрасных попытках расстроить шествие, о массовых арестах среди социал-демократов. Иду разыскивать организацию. Мне раньше часто везло в этом отношении. Стоит раза два пройтись по Невскому, обязательно кого-нибудь встретишь и таким образом свяжешься помимо явки. На этот раз не везет: никого не встретил. Иду бродить по рабочим районам. Попал на Васильевский остров, в «Отдел» гапоновский, когда уже стемнело. Народу масса, перед домом толпа. Беспрерывно читается и обсуждается петиция к царю. Лица одухотворенные. Самая гуща рабочей массы здесь представлена. Глубокая вера в правоту затеянного дела. За эту веру вся масса готова идти на смерть, на величайшие муки. Гапон для них символ, знамя их большого, правого дела. Можно ли разбить эту веру, поколебать ее чем бы то ни было? Нет, нельзя. Пытались отдельные товарищи выступать, говорить, обсуждать. Все бесполезно, не дают говорить. Я тоже пробовал говорить. «Уходи, ты чужой, ты не с нами». Это море, которое вышло из берегов. Его словами, убеждением не удержишь.
У меня не было ни минуты сомнения, чем кончится вся эта история. Будет пролито очень много крови. Но у меня в го же время была полная уверенность, что эта раз проснувшаяся масса опять заснуть не сможет. Масса эта потеряет свою веру и превратится в революционный народ. Я всем существом своим чувствовал, что действительно рождается наша регопюция. Как бы ни развертывались дальше события, революция уже не замрет. Я так и остался всю ночь в Васильевском отделе, вместе с массой пошел на Дворцовую площадь. Мне казалось, что уйти сейчас oт массы нельзя, надо с ней идти на эту нелепую, безумную авантюру. У меня, как и у всех, не было оружия. Я был уверен, что нас ждет неизбежный расстрел. Но в то же время я глубоко верил в неизбежное перерождение этой мирной, верующей толпы. Я видел, что многие в толпе шли, подобно мне, не веря в благополучный исход, но шли, потому что в это время нельзя было не идти.
Для меня не было неожиданностью, когда у Дворцового моста мы встретили отряд пехоты и кавалерии. Передние встали, задние ряды продолжали двигаться вперед в том же благоговейном настроении. когда раздался первый залп. Я наблюдал за лицами моих соседей. Ни у кого не заметил испуга, паники. Не ими сменилось благоговейное, почти молитвенное выражение лиц, а озлоблением, даже ненавистью. Это выражение ненависти, жажды мести я видел теперь буквально на всех лицах молодых и старых, мужчин и женщин. Революция действительно родилась, и родилась она в самой гуще, в самой толще рабочей массы.
Достаточно было одного возгласа после залпов — и мирная толпа, только что шедшая с церковным пением, бросилась разбивать железную ограду прилегающих полисадников, вырывать из мостовой булыжники, разгромила оружейную мастерскую, чтобы вступить в кровавый бой с царскими палачами. Тут же начали строить баррикаду. Часть толпы лавиной двинулась на Неву, чтобы по льду обойти солдат, пробраться на площадь. Я пошел с толпой. Нас начали обстреливать с моста, но толпа шла. Когда мы добрались до Дворцовой площади, там почти все было кончено. Навстречу бежала толпа, озлобленная, дикая, тащили убитых, раненых. Проклятья, самые грубые ругательства по отношению к царю, к офицерам доносились отовсюду. Встречных офицеров сталкивали с тротуара, избивали до смерти. Людской поток залил всю улицу. Но это уже была не мирная толпа.
К этому перерождению толпы наша партия не была готова. Не было сделано попыток сейчас же, тут же на месте организовать, направить эту пробудившуюся ненависть, родившуюся революцию. Проклиная наше бессилие, я бросился опять искать организацию. На этот раз мне повезло. Кто-то из встреченных товарищей повел меня на заседание Петербургского комитета. Если не ошибаюсь, он заседал на этот раз в здании Художественной академии, на квартире какого-то художника.
Тут я застал всех наших членов бюро (Богданова, Землячку, Гусева) и ряд питерцев. Все делились впечатлениями о сегодняшнем дне, приходили новые товарищи, рассказывали разные эпизоды, разные случаи. Несколько товарищей писали прокламации «Ко всем рабочим», «К солдатам», «Ко всем». У многих чувствовались растерянность, не знали, что дальше делать.
Лядов М. Н. (Мандельштам, Лидин) (1872—1947) — профессиональный революционер. В 1891 г. вступил в московский народнический кружок, в 1892 г. стал членом марксистского кружка. В 1893 г. принял участие в создании Московского рабочего союза — первой социал-демократической организации в Москве. Делегат I съезда РДСРП, большевик, агент ЦК, исколесил не раз всю Россию, объезжая по заданиям В. И. Ленина местные партийные организации.
Лядов М. Н. Из жизни партии в 1903-1907 гг.—М., 1956.-С. 71—73.
http://istmat.info/node/34931 - цинк
Организация сложилась только к 1917-му году. А те, кто поверил Гапону, очень жестоко поплатились за это. Как впрочем и сам Гапон.