Кошатники против собачников) 1 часть
Миссисипи Иосифа Бродского, Булька Владимира Маяковского, Бокс Второй Владимира Набокова и другие питомцы русских писателей и поэтов из двух непримиримых лагерей — кошатников и собачников.
Кошатники
Надежда Тэффи
Тэффи, написавшая целую кошачью книгу про Тигрокота и Белолапку, была большой любительницей кошек. Более того, она не могла простить другим людям равнодушное к ним отношение: «Для меня человек, не любящий кошек, всегда подозрителен, с изъяном, наверное. Неполноценный. <…> Люди для меня делятся на тех, кто любит кошек и кто их не любит. Человек, не любящий кошек, никогда не станет моим другом. И наоборот, если он кошек любит, я ему много за это прощаю и закрываю глаза на его недостатки».
Надежда Тэффи была настолько привязана к своим домашним питомцам, что, когда по случаю 300-летия дома Романовых ее пригласили в императорский дворец, писательница приехала туда в сопровождении пяти кошек. Видимо, сказался прошлый опыт путешествий без них: «Мне было бы не так грустно и скучно в этом противном Биаррице, если бы у меня была кошка. С кошкой мне было бы легче». Поэтому, когда Тэффи эмигрировала и обосновалась в Париже, она, несмотря на крошечную квартирку и стесненные средства, все-таки разделила дом с котом.
Иосиф Бродский
Для Иосифа Бродского коты были буквально тотемными животными — он любил рисовать их, использовать кошачьи словечки в речи и даже признавался в своей мечте стать котом.
Коты стали и героями его поэзии. Одному из них, котенку Пасу, Бродский посвятил целую оду:
«О синеглазый, славный Пасик!
Побудь со мной, побудь хоть часик.
Смятенный дух с его ворчаньем
Смири своим святым урчаньем.
Позволь тебя погладить, то есть
Воспеть тем самым, шерсть и доблесть.
Весь, так сказать, триумф природы,
О честь и цвет твоей породы!»
Конечно, коты жили и у поэта дома. В Ленинграде — Кошка в белых сапожках, уже в эмиграции — Большой Рыжий. Самым известным котом Бродского стал Миссисипи, который появился у него в Нью-Йорке. Миссисипи был предметом гордости Бродского, и особо значимым гостям поэт предлагал в знак уважения его разбудить. Миссисипи сопровождал Бродского в поездках за город, где увлеченно носился за белками. Когда поэт умер, Миссисипи очень тосковал по нему и еще долгое время продолжал одиноко спать в его кресле.
Марина Цветаева
Первым котом Марины Цветаевой был черный Васька, о котором она вспоминала в дневнике: «Мы вновь и вновь обегаем дом, взлетаем на антресоли, по нашей лестнице — когда-то мы увидим ее? Черный Васька, взъерошенный от объятий, тоже, как и мы, в дорожной лихорадке. Весь багаж обнюхан им поштучно. Кот напутствует вещи в иные края и дома».
Когда Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона, у них жили сначала Кусака, а потом Атос: «Серый пушистый дымчатый зеленоглазый кот развалился на моем письменном столе. <…> Огромный кот возлежит на спине, чуть извернувшись, лапы — кверху, наслаждаясь сном, как только кошки умеют. Отрешенно. Самозабвенно». Одному из любимых котов, который прожил в доме Цветаевой всего три дня, а потом ушел и не вернулся, она посвятила стихотворение:
«Свернись в оранжевый клубок
Мурлыкающим телом,
Спи, мой кошачий голубок,
Мой рыжий с белым!
Ты пахнешь шерстью и зимой,
Ты — вся моя утеха.
Переливающийся мой
Комочек меха»
Владислав Ходасевич
По воспоминаниям Владислава Ходасевича, его первыми словами были «Кыс, кыс». Так началась любовь к кошкам, которая, как писал поэт, «проходит через всю мою жизнь и меня радует, что с их стороны пользуюсь я взаимностью. Мне нравится заводить с ними летучие уличные знакомства и, признаюсь, моему самолюбию льстит, когда бродячий и одичалый кот по моему зову подходит ко мне, жмется к ногам, мурлычет и идет за мной следом».
Главным котом в жизни Ходасевича был черный Мурр: «Мурр являлся ко мне в любой час дня или ночи и до тех пор кричал (несколько в нос) «Сыграем! Сыграем!» — покуда я не соглашался сыграть с ним в прятки. Он носился по комнатам, прячась за мебель и за портьеры и заставляя меня его отыскивать, — и готов был длить забаву до бесконечности, хотя у меня уже ноги подкашивались от утомления. Зато и нет ничего более трогательного, чем кошачья дружба. Она проявляется в особенности тогда, когда плохи ваши обстоятельства или тяжело у вас на душе. Положительно могу утверждать, что стоило мне быть расстроенным — кот, до этой минуты не обращавший на меня внимания, тотчас приходил ласкаться. Это кошачье участие всегда исполняет меня глубокого умиления».
Когда Мурр умер, Ходасевич посвятил ему стихи:
«В забавах был так мудр и в мудрости забавен —
Друг утешительный и вдохновитель мой!
Теперь он в тех садах, за огненной рекой,
Где с воробьем Катулл и с ласточкой Державин.
О, хороши сады за огненной рекой,
Где черни подлой нет, где в благодатной лени
Вкушают вечности заслуженный покой
Поэтов и зверей возлюбленные тени!
Когда ж и я туда? Ускорить не хочу
Мой срок, положенный земному лихолетью,
Но к тем, кто выловлен таинственною сетью,
Все чаще я мечтой приверженной лечу.
И верится тогда: под элизейской сетью
Дерев невянущих — мы встретимся опять,
Два друга любящих, две тени, чтобы третью,
Равно нам милую, любовно поджидать»
Новые коты впоследствии так и не смогли заменить Ходасевичу любимого Мурра.