Как сложилась судьба дочери Алексея Косыгина
Его не зря называли «человеком в маске», ведь именно за ней он скрывал свои истинные эмоции и чувства. Однако за пределами высоких кабинетов существовал совершенно другой Косыгин — тот человек, для которого единственным местом искренности и душевного покоя стала его собственная семья. Одно из самых важных мест в его жизни занимала дочь Людмила.
Дочь «человека в маске»
Алексей Косыгин в молодости.
Алексей Косыгин дольше всех в истории СССР возглавлял правительство — шестнадцать лет, не считая военных лет и работы в должности заместителя. В отличие от многих соратников, он избежал сталинских репрессий и продолжал подниматься по служебной лестнице. Во время войны занимался снабжением армии и блокадного Ленинграда, а позже вошел в историю как автор «косыгинской реформы», которую считали одной из самых успешных в XX веке.
Современники говорили о нем как о «человеке в маске». Речь шла о его удивительном качестве: Косыгин мог часами сохранять одно и то же выражение лица, не выдавая ни малейшей эмоции, и только позже оказывалось, что он успел продумать несколько вариантов решения сложнейших вопросов. Его сдержанность порой сбивала коллег с толку, но именно эта особенность помогала ему оставаться одним из самых влиятельных людей в стране. И лишь дома, рядом с близкими, осторожная маска падала полностью.
В сибирском Киренске молодой и перспективный Алексей Косыгин, работавший в то время в промысловой кооперации, познакомился с Клавдией Кривошеиной, дочерью местного служащего. Она сразу обратила на себя внимание не только природной красотой, но и острым умом, и твердым характером. Молодые люди вступили в брак в далеком 1927 году, а ровно через год в той же сибирской глубинке появилась на свет их единственная дочь, которую счастливый отец, едва взяв на руки маленький сверток, предложил назвать Людмилой.
Маленькую Люсю, как ее сразу стали называть дома, с самого рождения окружали исторические события страны, хотя в семье Косыгиных существовало негласное правило не обсуждать политику за обеденным столом. Когда девочке исполнилось два года, семья переехала в Ленинград, поскольку Алексей Николаевич принял решение продолжить образование в текстильном институте.
Клавдия Кривошеина в молодости.
Людмилу ласково называли Люськой, что звучало немного грубовато, но при этом по-семейному тепло. Повзрослев и сама став матерью, Люся получила от своих детей нежное прозвище «мама-Люка», которое как нельзя лучше отражало ее простой и в то же время глубокий характер, сформировавшийся в атмосфере домашнего уюта. Важнейшую роль в создании этой атмосферы и в воспитании девочки сыграла няня Анна Николаевна Кузакова, простая женщина из сибирской глубинки, которая однажды поехала провожать семью Косыгиных до станции и в итоге осталась с ними на долгие годы, став полноправным членом семьи.
Аннушка, как ее с любовью называли домашние, сумела создать в доме ту особую среду простоты и душевного тепла, которую позже с неизменной благодарностью вспоминала внучка Людмилы Татьяна, подчеркивая, что няня воспитала не только их маму, но и их самих. Люся росла в обстановке безусловной родительской любви, которую никогда не путали с вседозволенностью.
Алексей и Клавдия Косыгины с дочерью.
Строгость воспитания в семье Косыгиных всегда сочеталась с глубокой привязанностью и вниманием, а окружающие часто отмечали, что дочь унаследовала не только редкие голубые глаза отца, но и его независимый и сдержанный характер. С началом войны тринадцатилетняя Люся вместе с матерью отправилась в эвакуацию в Уфу, в то время как Алексей Николаевич оставался в блокадном Ленинграде, организовывая снабжение города и эвакуацию населения. И только в последний год войны семья смогла наконец воссоединиться в Москве, начав новую жизнь в правительственном доме.
Алексей и Клавдия Косыгины с дочерью.
Людмила с отличием окончила школу и поступила в МГИМО, объяснив свой выбор стремлением постичь сложные законы мироустройства. Среди сокурсников она выделялась, в первую очередь, скромностью. Людмила никогда не афишировала свое происхождение из семьи высокопоставленного государственного деятеля, хотя в ней жила глубокая и искренняя гордость за отца. Преподаватели отмечали ее как одну из самых способных студенток, никогда не требовавших к себе особого отношения, предпочитая добиваться всего исключительно собственными знаниями и упорством.
Ее научный руководитель позднее вспоминал, что Людмила могла проводить целые дни в библиотеке, с невероятным упорством изучая архивные документы и демонстрируя редкий дар обнаруживать тончайшие связи между внешне совершенно независимыми историческими событиями. В 1953 году, окончив институт с отличием по специальности «История международных отношений», она без раздумий поступила в аспирантуру, выбрав для своей диссертации сложную и политически чувствительную тему, посвященную советско-американским отношениям периода 1917–1920 годов.
Единственная любовь
Людмила Косыгина с мужем и родителями.
Со своим будущим мужем Людмила Косыгина познакомилась в стенах МГИМО. Молодой грузинский философ Джермен Михайлович Гвишиани, блестящий специалист в области управления, уже успел зарекомендовать себя как крайне перспективный ученый. Он привлек внимание девушки своим умом и самостоятельностью суждений. Позднее Джермен Михайлович делился воспоминанием об их первой встрече, когда он увидел ее в пустом институтском коридоре, полностью погруженной в чтение книги на английском языке. А на его вопрос о столь глубокой увлеченности она ответила, что не может представить себе занятия интереснее.
Их брак, заключенный в 1948 году, стал редким для той эпохи примером союза по большой любви, правда, Алексей Николаевич поначалу проявил к зятю определенную настороженность, но вскоре это чувство сменилось искренним уважением. В 1948 году в молодой семье родился сын Алексей, названный в честь деда, а спустя семь лет на свет появилась дочь Татьяна, что стало для Людмилы источником полного счастья.
Полностью заменила мать
Алексей и Людмила Косыгины.
Во время первомайской демонстрации 1967 года произошло трагическое событие, навсегда изменившее жизнь семьи. В то время как Алексей Николаевич находился на трибуне Мавзолея, его супруга Клавдия Андреевна умирала в больнице от онкологии. Она сама настояла на том, чтобы муж исполнил свой государственный долг, так как люди должны были его видеть.
После похорон матери именно Людмила взяла на себя не только все заботы по дому, но и стала главной опорой для отца в его государственной деятельности, начав сопровождать его в официальных зарубежных поездках. Ее дочь Татьяна позднее рассказывала, что мама превратилась в единственного человека, с которым дедушка мог позволить себе быть самим собой, особенно после тяжелой утраты, когда он стал еще более замкнутым.
Наиболее ярким примером ее новой роли стала поездка в Лондон в феврале 1967 года, где она блестяще справилась с обязанностями первой леди советской делегации, сумев покорить британскую прессу и высший свет своей природной элегантностью и глубоким умом. На одном из приемов британский лорд заметил Косыгину, что его дочь обладает поистине королевскими манерами, на что Алексей Николаевич сдержанно ответил, что она просто хорошо воспитана, хотя по его глазам все присутствующие видели безграничную гордость.
Свой путь
Алексей Косыгин с дочерью, королевой Великобритании Елизаветой II и её супругом принцем Филиппом.
Она блестяще защитила кандидатскую диссертацию по истории советско-американских отношений в 1968 году и выпустила в свет весомую монографию, которая почти сразу заняла место на полках дипломатов и историков. А в начале 1970-х Людмила Косыгина приняла решение, которое заставило удивиться многих. Дочь председателя Совета министров выбрала для себя не высокие кабинеты министерств, а тихое пространство библиотечных залов, возглавив Библиотеку иностранной литературы.
Для своих близких она находила простые и ясные слова, объясняя, что в мире книг ее привлекает их неизменная надежность и та бездна мудрости, которая открывается тому, кто умеет задавать правильные вопросы. Под ее руководством библиотека постепенно начала превращаться в особенное место, куда стремились не просто за книгами, а за живым знанием.
Людмила Алексеевна сама отбирала литературу, выстраивала мосты с коллегами из других стран и создавала уникальные выставки. Ее умение свободно говорить на трех языках и искренняя увлеченность предметом помогали ей находить общий язык с самыми разными людьми, а сотрудники позже вспоминали, что она обладала удивительной памятью, знала каждую ценную книгу в фонде и в лицо – многих читателей.
В годы испытаний
Семья А.Н. Косыгина. Слева направо: Джермен Михайлович и Людмила Алексеевна Гвишиани, Алексей Николаевич Косыгин, Татьяна Джерменовна Гвишиани и Алексей Джерменович Гвишиани с женой Наталией Борисовной Гвишиани
Семейная жизнь в те годы омрачалась трудностями, выпавшими на долю ее отца, Алексея Николаевича. Его реформаторские идеи все чаще наталкивались на стену непонимания в Политбюро, а его собственное здоровье начинало серьезно сдавать. Людмила видела, как тяжело он переживает это вынужденное отступление, и старалась его поддержать, говоря о том, что будущее обязательно расставит все по своим местам и даст его трудам верную оценку.
Гораздо больше, чем политические интриги, его подтачивало глубокое одиночество, поселившееся в нем после утраты супруги. Дочь делала все возможное, чтобы своей заботой скрасить эту пустоту. В 1980 году его освободили от занимаемой должности, формально сославшись на состояние здоровья, хотя истинной причиной стала ожесточенная борьба внутри партийной верхушки. В день своей отставки он нашел в себе силы утешить Людмилу, сказав, что не стоит печалиться, ведь он сделал все, что было в его силах, а теперь наступает черед других людей.
Вскоре после этого они вместе поехали в Пицунду, надеясь, что морской воздух и отдых помогут восстановить силы, но поездка вместо облегчения принесла беду. Для Людмилы, чей организм уже был ослаблен онкологией, южное солнце оказалось губительным, хотя врачи тогда не сумели разглядеть всей серьезности ситуации. Она мужественно боролась с недугом, стараясь не оставлять работу в библиотеке и продолжая заботиться об отце, но болезнь прогрессировала слишком быстро.
Ее дочь Татьяна позже делилась, что мама была человеком сдержанным и не позволяла себе жаловаться, скрывая даже от близких истинные масштабы своего недомогания. Уход Алексея Николаевича в декабре того же года стал для нее тяжелейшим ударом, забрав не только любимого отца, но и главный смысл ее жизни. Долгие годы все ее мысли и силы были отданы ему, и в память о своей семье она взяла двойную фамилию, ощущая себя последней хранительницей рода Косыгиных.
Всю жизнь носила маску
Людмила Косыгина с отцом.
В начале 1990 года Людмила Алексеевна уже отдавала себе отчет в том, что болезнь прогрессирует и времени у нее остается совсем немного. Перед очередной поездкой в больницу она позвала дочь и вручила ей на хранение все отцовские рукописи и многочисленные документы. Людмила Косыгина точно знала, что супругу будет не до этих бумаг, а Татьяна могла гарантировать их полную сохранность для будущей истории, которой эти материалы, несомненно, принадлежали.
После нескольких лет трудной борьбы с болезнью, 13 января 1990 года, жизнь Людмилы Алексеевны Гвишиани-Косыгиной оборвалась на 62-м году жизни. В своих воспоминаниях об отце, которые она создавала в последние годы, остались удивительные строки о том, что не бывает людей, живущих без своей глубокой внутренней убежденности, определяющей их уникальный путь и поступки в различных обстоятельствах.
Спустя много лет после смерти Людмилы Алексеевны ее дочь Татьяна во время разбора семейного архива совершенно неожиданно обнаружила личные дневники матери. И в одной из тетрадок, исписанных аккуратным почерком, были слова, датированные 1989 годом. Она писала о том, что всю свою жизнь ей приходилось носить маску дочери высокопоставленного отца, а затем и жены уважаемого ученого, совмещая это с ролью директора важного учреждения, хотя под этой вынужденной личиной скрывалась совершенно другая женщина.
Людмила Косыгина.
Эта женщина всем сердцем мечтала о простых радостях в виде чтения интересных книг под уютным пледом с чашкой чая, о наслаждении прекрасной музыкой Шопена и о спокойной жизни в деревенском доме с собственным садом. Но возможности для реализации этих сокровенных желаний у нее так и не появилось, хотя в памяти всех знавших ее людей она сохранилась именно такой — удивительно простой и в то же время невероятно сложной, сильной и одновременно очень хрупкой.
Она сумела пронести сквозь водоворот большой истории и все жизненные испытания неизменное чувство внутреннего достоинства. Она всю жизнь носила маску, но даже она не смогла скрыть подлинную человечность и удивительную способность оставаться собой при любых внешних обстоятельствах.