Юрий Левитан: откуда выходил в эфир «личный враг Гитлера»
Существует легенда, что знаменитый радиодиктор Юрий Левитан, голос которого знали все советские люди, во время войны находился не в Москве, а в тыловом Свердловске. Эпопея его тайной эвакуации на Урал растиражирована в сотнях газетных и интернет-публикаций, нескольких документальных фильмах и даже в одном псевдоисторическом романе. В 2020 году в Екатеринбурге даже был открыт музей, посвящённый полуторагодовому пребыванию диктора в Свердловске. В кратком пересказе легенда о военной биографии Левитана выглядит так:
Любимому диктору Сталина Юрию Левитану с началом войны было поручено чтение всех сводок Совинформбюро. Из-за этого он стал личным врагом Гитлера. Над линией фронта разбрасывались листовки, обещавшие крупную награду за голову диктора. НКВД приставил к нему охрану и, так как никто не знал, как выглядит Левитан, распускал дезинформацию о его внешности. В августе 1941 года московское радио замолчало, потому что мощные столичные передатчики невольно служили радиомаяками для немецких самолётов. Весь радиокомитет был эвакуирован в Куйбышев, а Левитана в режиме строгой секретности переправили на Урал. В подвале Свердловского радиокомитета была оборудована специальная студия, из которой Юрий Борисович полтора года читал сводки Совинформбюро. Их транслировала на всю страну мощная радиостанция, специально сооружённая на берегу озера Шарташ. Жил Левитан в комнате по соседству со студией, очень редко выходя на улицу. Весной 1943 года его перевели в Куйбышев. То, что позывные «Говорит Москва!» раздавались из свердловского подвала, было рассекречено лишь спустя десятилетия.
Что же во всей этой истории не так? Почти всё!
К началу войны 26-летний Юрий Левитан действительно пользовался особым расположением Сталина. Вождю нравился голос молодого диктора и поэтому чтение текстов докладов Сталина в предвоенные годы поручались именно Левитану. Однако он отнюдь не являлся «главным диктором» СССР и не занимал никакого ответственного поста в дикторской службе Всесоюзного комитета по радиофикации и радиовещанию. В дикторской службе работали более двадцати сотрудников, читавших выпуски новостей по очереди. Левитан был всего лишь одним из них. С началом войны ситуация почти не изменилась.
Левитану действительно часто поручалось чтение особо значимых новостей. Именно он 22 июня 1941 года объявлял о предстоящем выступлении Вячеслава Молотова, сообщившего о начале войны. Но и другим дикторам выпадало информировать народ о выдающихся событиях. Например, текст сообщения о разгроме немецких войск под Москвой 12 декабря прочитал Павел Петров.
Вообще сегодня невозможно выяснить, кто из дикторов озвучивал те или иные сводки Совинформбюро и приказы Верховного главнокомандующего. Не сохранились графики дикторских смен, а все передачи велись в прямом эфире и не записывались. Один из первых звукооператоров Московского радио Виктор Ишунин вспоминал, что записи на радио в начале 1940-х применялись крайне редко: «Звук тогда записывали не на магнитную ленту (такой записи еще не существовало), а на кинопленку. Нужно было проявить негатив фонограммы, сделать с нее позитив, прослушать и только потом давать в эфир. Длительный был процесс». Голос Левитана, который и сегодня можно услышать в художественных и документальных фильмах о войне, был зафиксирован гораздо позже. По просьбе кинематографистов в конце 1950-х — начале 1960-х годов Юрий Борисович прочитал перед микрофоном тексты важнейших исторических сводок и приказов. При этом не все выбранные тексты во время войны читал именно Левитан, да и записывались они в сильно сокращённом виде.
Возможно, именно благодаря послевоенному кинематографу произошло нечто вроде массовой аберрации памяти. Всех дикторов, читавших новости с фронта, невольно вытеснил из массового сознания Левитан. Была и ещё одна причина для этого. Практически все, пережившие войну, вспоминают, как они слышали по радио голос Левитана. Слышать-то они слышали, а вот был ли это именно он? Дело в том, что во время войны перестали называть фамилии дикторов. Идентифицировать голос Левитана могли лишь те, кто запомнил его фамилию ещё с довоенных времён, а таких экспертов не могло быть очень много.
Кстати об экспертах. Для многих поклонников голоса Левитана даже в те годы его внешность не являлась секретом. В 1940 году на экраны вышел фильм «День нового мира». Он представлял собой хронику одного дня жизни Советского Союза, снятую 97-ю операторами на просторах от Тихого океана до финской границы. В одном из эпизодов по утренней Москве идут на работу дикторы Юрий Левитан и Ольга Высоцкая. Затем они в студии читают утренний выпуск новостей. Агентам германской разведки, чтобы узнать, как выглядит знаменитый диктор, достаточно было сходить в кино.
Вот только действительно ли Юрий Левитан так интересовал спецслужбы и руководство Третьего Рейха? Из статьи в статью, из фильма в фильм переходит рассказ о немецких листовках, разбрасываемых над линией фронта и обещавших крупную награду за голову Левитана. Видимо первоисточником этой истории являются воспоминания самого Левитана, опубликованные к 25-летию битвы под Москвой: «Было ли мне в те годы известно, что гитлеровцы назначили за мою голову денежную награду? Ну, что мне ответить? Да, военные товарищи, приезжавшие с фронта в Москву, показывали мне и такого рода листовки. В одной из них, в частности, было обещано двести тысяч марок тому, кто доставит меня живым в Берлин. Дело тут заключается не в том, что как раз моя голова расценивалась высоко. Насколько я в курсе событий, кто-то в геббельсовском министерстве пропаганды хотел, чтобы именно диктор Московского радио оповестил из Берлина весь мир о падении Москвы и капитуляции России, которую гитлеровцы ожидали со дня на день. Иезуитская затейка!»
Кое-что в этой цитате вызывает сомнение. Над нашими окопами немецкие самолёты действительно разбрасывали миллионы листовок. Множество образчиков этого антисоветского, антикоммунистического и антисемитского творчества сохранилось в музеях и архивах разных стран. Однако за прошедшие десятилетия не обнаружено ни одной листовки, призывающей за вознаграждение доставить в Берлин Юрия Левитана. Да и вообще трудно представить себе, что русские солдаты, польстясь на обещанную премию, метнутся в Москву, схватят там диктора и отволокут его в столицу Германии. Возможно «товарищи, приезжавшие с фронта», не показывали Левитану листовку, а, желая позабавить диктора, всего лишь рассказывали ему о ней.
В любом случае, представлять Левитана «личным врагом» Гитлера, Геббельса или других нацистских бонз — абсурд. Он был всего лишь диктором, читавшим написанные другими тексты. Он, как и все его коллеги, не мог, не имел права ни на букву отступить от текста сводки, журналистского материала или тем более приказа, не мог выражать в эфире своё отношение к событиям, даже свои эмоции. Личность диктора не должна была отвлекать слушателей от того, что он читал. Да, Левитан обладал уникальным голосом, но главным во всех звучавших в эфире материалах было их содержание, а не то, кем они читались. Неужели, если бы Левитан на время охрип, то народ меньше переживал бы от сдачи Минска или не так радовался бы взятию Орла?..
Всесоюзный Комитет по радиофикации и радиовещанию начал эвакуацию в Свердловск ещё в конце лета 1941 года. Первыми перебираться в тыл стали не журналисты и дикторы, а ответственные работники. Эвакуация творческих и технических сотрудников Центрального радио началась лишь в середине осени. Однако это вовсе не означало, что радио перестало вещать из Москвы. «20 октября Москва была объявлена на осадном положении, — вспоминал редактор «Последних известий» Центрального радио Михаил Платов. — К тому времени, после ухода на вооруженную защиту Родины и эвакуации большей части работников в коллективе Центрального радиовещания, насчитывавшем до войны более 700 человек, оставалось менее ста. Были объединены редакции союзных и московских известий, музыкального и литературно-драматического вещания. В два отдела слились многочисленные редакции вещания на зарубежные страны. И там, где прежде были заняты десятки людей, стали работать (как и в «Последних известиях») единицы».
А как же Юрий Левитан? Трудился ли он среди оставшихся в Москве немногочисленных коллег или скрывался в свердловской студии? Сам Юрий Борисович в воспоминаниях описывал октябрьскую столицу, которую видел своими глазами. Спустя два с половиной месяца Левитан вместе с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Михаилом Калининым из студии в Кремле поздравлял советский народ с наступлением Нового 1942 года. «Левитан рассказал мне, как Михаил Иванович просил его держать секундомер и хронометрировать речь, чтобы «уложиться во времени» и закончить выступление к бою часов Кремлевской башни», — вспоминала одна из первых советских дикторов, наставница Левитана Наталия Толстова.
Весь 1942 год Юрий Борисович находился в столице. Существуют воспоминания людей, встречавшихся с ним в этот период в коридорах и студиях здания ВРК в Путинковском переулке. В течение 1942 года Левитан озвучил три документальных фильма, работа над которыми велась на Центральной студии кинохроники, находившейся в столичном Лиховом переулке: «69-я параллель», «День войны» и «Черноморцы».
Так что же, получается, что Юрий Левитан вообще не был во время войны в Свердловске? Прежде чем ответить на этот вопрос, надо уточнить, что знаменитый диктор в октябре 1941 года, как он сам писал в воспоминаниях, жил не в своей комнате в коммуналке неподалёку от Кремля, а в гостинице «Москва». А ведь в 1938 году Юрий женился на студентке Розалии Сагаловой, которую дома называли Раисой или Раечкой. В 1940-м у них родилась дочь Наташа. Почему же Левитан в дни обороны Москвы променял семейный быт на гостиницу, и где в это время находились его жена и дочь? А находились они в Свердловске, куда были эвакуированы ещё в августе вместе с первой партией сотрудников радиокомитета и членов их семей.
В Екатеринбурге в Банковском переулке находится дом № 8, в довоенные времена известный как один из двух стоявших рядом Домов специалистов. Там, в квартире 28, жила семья преподавателей консерватории Семёна Бендицкого и Берты Маранц. Они были известными в Свердловске людьми, Берта Соломоновна помимо прочего являлась депутатом Городского Совета. Их старший сын Александр стал композитором и сейчас живёт в немецком Ростоке. «Когда в августе 1941 года я вернулся домой из пионерского лагеря, Раиса с совсем маленькой дочкой уже жили у нас, — рассказывает он. — Вместе с ними приехала их домработница Шура. Мама мне сказала, что это семья одного очень хорошего диктора, которому дают вести самые ответственные передачи».
Юрий Левитан, по словам Бендицкого, появился в их квартире «в самые опасные дни, когда немцы уже были на подходе к Москве. Я тогда учился во втором классе и дневника не вёл, поэтому точной даты назвать не могу. Кажется, это было в конце октября или начале ноября. Я видел Левитана не очень часто, потому что днём он дома почти не бывал. По вечерам они играли в карты с моим отцом».
О том, что Левитан приезжал ненадолго и только для встречи с женой и дочкой, вспоминал и свердловский дирижёр Марк Паверман, давно знакомый с диктором по совместной работе в Москве: «Мы сблизились с первых дней моей работы на ВРК, очень быстро перешли на «ты»… Юрий Борисович приехал в наш город, чтобы повидаться с эвакуированной на Урал семьей».
В начале зимы, по словам Александра Бендицкого, столичный диктор уехал в Москву: «Левитан прожил у нас около месяца. Перед отъездом он договорился с женой об условных знаках: когда он будет вести утренние передачи, то, включая микрофон, перед словами «Говорит Москва» пару раз чуть кашлянет. Это будет означать «Здравствуй, Раечка». Так он её приветствовал уже из Москвы. В вечерние смены так поступать было нельзя, потому что вечером Сталин слушал радио. Левитан у нас дома рассказывал, как опасно было дикторам допускать оплошности, оговариваться в эфире, как они этого боялись. Реакция Сталина могла быть опасной — он вечером слушал все передачи». Семья Левитана оставалась в Свердловске ещё больше года. Рая с дочкой вернулись в Москву не раньше самого конца 1942 года.
Получается, что Юрий Левитан провёл в Свердловске несколько осенних недель 1941 года. Чем же он занимался во время своего недолгого пребывания на Урале? В 1970 году Аверкий Аристов, работавший в начале войны секретарём Свердловского обкома ВКП (б), написал воспоминания. Один абзац в этих мемуарах касается радио: «Поздно ночью 16 октября из Москвы сообщили о начавшейся эвакуации правительственных учреждений… В Свердловск вывозятся наркоматы чёрной и цветной металлургии и некоторые другие. И ещё — Всесоюзный радиокомитет. Вещание от имени Москвы будет вестись из Свердловска… Голос Левитана — «Говорит Москва…» — разносился одно время из студии Свердловского радиокомитета, что была на углу улиц Радищева и 8 Марта. По проводам его транслировали в Москву и передавали через Московскую и одновременно Свердловскую радиостанции. Передачи готовились в Свердловске, сводки Совинформбюро принимались по проводам из Москвы. Радиожурналисты и связисты организовали и провели эту операцию столь блестяще, что миллионы радиослушателей так и не заметили, откуда вещала Москва».
Недолгая работа Левитана не являлась тайной для сотрудников Свердловского радиокомитета. Фёдор Тайц, во время войны работавший режиссёром отдела литературного вещания, вспоминал, как он «зашёл в аппаратную одной из студий и вдруг услышал голос диктора Левитана: «Говорит Москва!» Я отодвинул шторку на окне, отделявшем аппаратную от студии, и увидел у микрофона настоящего, живого Левитана. Целый месяц, пока врага не отогнали от столицы, Москва разговаривала со страной со свердловской улицы Радищева».
Каким же образом голос Левитана из свердловской студии могла слышать вся страна? Явно несостоятельна версия о том, что читавшиеся им сводки по специально проложенному кабелю добирались до Шарташа и оттуда через эвакуированный из Москвы передатчик транслировались на всю страну. Этот передатчик заработал лишь весной 1942 года. А между тем работа оставшихся в Москве сотрудников Всесоюзного радиокомитета не прерывалась ни на день. Все новостные, музыкальные и литературно-драматические передачи столичного радио шли в прямом эфире, поэтому «врезать» в него голос Левитана, если бы он звучал из Свердловска через передатчик, было невозможно. В 1941 году просто не существовало технической возможности смикшировать два прямых эфира, а возня с тогдашней звукозаписывающей техникой лишила бы актуальности сводки Совинформбюро, выходившие по нескольку раз в день. Скорее всего Левитан связывался с московской студией по телефону. Недаром знакомый с ситуацией секретарь обкома Аристов упоминал о «проводах», по которым передавался голос Левитана. В предвоенные годы между Свердловском и столицей для государственных и военных целей была проложена линия правительственной ВЧ-связи. Перенос звука в высокочастотный спектр позволял сносно передавать голос на большие расстояния.
Можно предположить, что краткосрочность пребывания Левитана в Свердловске определилась тем, что процесс радиовещания, когда один из основных дикторов находится в полутора тысячах километров от студии и всего творческого коллектива, оказался чересчур сложным. Кроме того, даже при использовании ВЧ-связи голос, передававшийся по телефонной линии, не мог звучать без помех. При обычном разговоре на это не обращали внимания, но в эфире разница между голосами диктора, сидевшего перед микрофоном, и человека, находившегося на другом конце провода, явно была слышна. Репродукторы и громкоговорители, через которые слушали радио практически все граждане СССР, и так не отличались высоким качеством звучания. Лишние помехи в таком важнейшем деле, как пропаганда, были недопустимы. Возможно, в связи с этим эксперимент, продолжавшийся несколько недель, был признан неудачным, и Левитана вернули в Москву.
Судя по всему, Юрий Борисович не считал уральский эпизод своей биографии чем-то существенным. После войны он несколько раз приезжал в Свердловск, выступал перед разными аудиториями, но никогда не говорил о своей работе в столице Среднего Урала.
Сторонники версии о длительной работе Левитана в эвакуации утверждают, что и он сам, и все причастные к этой истории давали пожизненную подписку о её неразглашении. Режимом строжайшей секретности объясняют и полное отсутствие подтверждающих эту версию документов: с них, дескать, до сих пор ещё не снят гриф. Такая позиция не выдерживает никакой критики. Вполне естественно, что пока Левитан был на Урале, это не особо афишировалось — тогда секретилось многое. Однако какой смысл тщательно скрывать факт его длительной эвакуации в течение полувека после победы?
Итак, стоит ли цепляться за легенду о дикторе, большую часть войны просидевшем в глубоко тыловом Свердловске? Гораздо более логичным и правдоподобным выглядит то, что Левитан находился почти всё время в Москве, в непосредственной близости от центра принятия важнейших решений, которые он оглашал на весь мир.