Алексеев: После выхода Латвии из СССР в ней восторжествовал хутор
Известный латвийский журналист, редактор дискусионного портала IMHOclub Юрий Алексеев, находящийся под подпиской о невыезде в связи заведённым против него уголовным делом, опубликовал злой и саркастичный текст, посвященный прошедшим накануне в Риге пышным торжествам в честь 100-летия со дня провозглашения государства.
Алексеев утверждает, что никакого «столетия Латвии» нет. «С 1940 по 1991 год государства под названием „Латвийская Республика“ не существовало в природе. Двадцать один год (с 1970-го по 1991-й) я прожил в том месте, которое называлось Советская Латвия. И видит бог, мне оно нравилось. Этот маленький кусочек СССР стоил того, чтобы в нём жить. Это был прекрасно ухоженный, щедро финансируемый союзным бюджетом, интеллектуально развитый кусочек великой империи. С лучшим образованием, с блестящей промышленностью, с несколько национально-провинциальной, но вполне себе миленькой культуркой. Юрмала, Раймонд Паулс, электрички RVR и „рафики“, бороздящие просторы 1/6 части суши, мопеды „Рига“ — мечта всех пацанов 1/6 части суши, приёмники ВЭФ и много-много еще чего, чем можно было гордиться…», — пишет Юрий Алексеев.
Журналист вспоминает: «Мотаясь в 70−80-е годы по командировкам (обожаю командировки), я всегда закидывал в походную сумку пару бутылок рижского бальзама, пару коробок „Прозита“ и пару флакончиков „Дзинтарса“. И я уверенно знал, что эти маленькие безделушки помогут мне открыть двери в любую гостиницу, достать любой авиабилет, подкупить сердце самой строгой секретарши у самого занятого начальника. Да, я бессовестно пользовался положением „загадочного прибалтийского рижанина, почти иностранца“. И даже, признаюсь, иногда имитировал лёгкий прибалтийский акцент — „косил под латыша“. Имел право: моя мама — чистокровная латышка… А я ещё при этом был и инженер-конструктор с великого ПО „Радиотехника“, которое — „Селга“, „Ригонда“, „Симфония“, „Мелодия“, „Рига“… Я был — неотразим на просторах СССР, как и моя Латвийская ССР, принадлежностью к которой я искренне гордился…», — ностальгирует Алексеев.
Он делится рассказом о бабушкином хуторе, жить в котором ему решительно не нравилось и далее пишет, что этот «хутор» накрыл собой всю республику 15 октября 1991 года — «пахнул на всю страну та-а-аким ядрёным свиным навозом с жужжащими мухами, что меня аж подбросило!» Алексеев вопрошает: «Вы помните эту дату? Это когда хуторяне, собравшись всем народом, приняли свой закон о гражданстве. Я до сих пор помню их самодовольные рожи, когда они перевели нас, русских, в людей второго сорта. А дальше уже „хутор“ попёр уже изо всех щелей. С лопатами и вилами, в резиновых сапогах и национальных „вышиванках“, хутор с песнями и танцами начал крушить всё то, что в Латвии хоть сколько-нибудь относилось к современной цивилизации. Заводы-промышленность? Нам они не нужны! Мы в них ничего не понимаем. Наука-образование? Нам оно не нужно! Мы в нём ничего не понимаем. Нам достаточно песен и латышского языка. Бизнес? Да, мы — за бизнес. Но только такой: прихватить что-нибудь бывшее советское, быстро попилить и продать на металлолом всё, что мы не понимаем, что чуть-чуть сложнее навозных вил. А потом оставшееся — задвинуть какому-нибудь иностранцу под торговый центр. А на вырученные деньги выстроить себе хуторок с милым и привычным запахом коровника и мухами…», — иронизирует Алексеев.
По его словам, в 90-х и начале 2000-х в Латвии ещё «пытался рыпаться» альтернативный бизнес. «Банки, транзит, международная торговля, пробовала как-то выжить бывшая советская промышленность… Нет! Загасили всё. Хуторской менталитет устроен так, что если положено каждому хуторянину по одноэтажному домику с соломенной крышей — не дай бог, кто-то замахнётся на полутораэтажный с железной. Соседи подожгут с четырёх сторон, не сговариваясь. Сиди и не высовывайся! И у них — получилось! За двадцать семь лет того, что называется „независимой Латвией“, они всю страну перевели из развитой интеллектуальной в задрипанный хутор на задворках Европы. Это произошло на моих глазах. Я старше их государства, я могу свидетельствовать. Когда оно во второй раз народилось на свет в 1991-м, мне уже было 33 года. Все его испачканные памперсы и детские золотухи я нюхал и наблюдал в реал-тайм. Собственно, государство с названием „Забытый Богом Латышский Хутор“ давно уже построено. Окончательно и бесповоротно. Бедненько, скромненько, уютненько, никому не интересненько, агрессивно-недружелюбненько к чужакам (даже завезённые пакистанские беженцы отсюда бегут резвее, чем из своего Пакистана). Цель достигнута, больше и заняться нечем. Осталось только отпраздновать сей факт в меру своего понимания праздника — спеть фолькор, позырить на ярмарку своих и приезжих артистов в шутовской военной форме, которых они считают „непобедимыми войсками“, позырить на иллюминацию из китайских шутих (ак, диевини!), хорошенько покушать свинины с кислой капустой, погасить свет и лечь спать. А перед сном сладко поразмыслить на тему: „Сколько же они украли на салюте? Пожалуй, половину. Вот бы мне так…“ Что, собственно, мы и наблюдали вчера…», — констатирует Юрий Алексеев.
Он заключает: «Итак, мы имеем Победивший Хутор. Это ни хорошо и ни плохо. Просто — не моё. И даже — не моей мамы, которая именно — хуторская латышка, которая в 1946—51-м получила советское высшее медицинское образование и потом двадцать лет пожила и поработала в разных местах великого СССР, повидала мир. Я помню, как бабушка её уговаривала в 1970-м, когда мы вернулись в Латвию: Гайда (маму звали Гайда), что тебе делать в той Риге? Живи у нас на хуторе, дом большой, места хватит, для детей школа — недалеко, всего 7 км, молочко каждое утро — своё, свежее. Но нет. Мама, вырвавшись с хутора в 1946-м, туда уже не вернулась до самой смерти. Спасибо маме. Так и мои дети — трое. Одна сейчас — в Калифорнии, второй — в Гааге, третий — в Лондоне. Им нечего делать здесь. И даже не в том смысле, что для них тут нет работы/образования (какая-никакая работа/образование здесь таки есть), а — по менталитету. Идиотизм хуторской жизни — не для них. Как, впрочем, и не для молодых латышей — тоже. Они сейчас валят из своей страны-хутора в товарных количествах. Они — тоже люди, им здесь безумно скучно… В результате происходит то, что в природе называется „отрицательным отбором“. Молодые, активные, умные — уезжают. Остаются те, кто остаются…».
Напомним, что на прошлой неделе латвийская прокуратура предъявила Юрию Алексееву обвинения в «разжигании национальной розни», «незаконном хранении огнестрельного оружия», а также в «хранении детской порнографии». Сам Юрий Алексеев в соцсети Facebook подтвердил, что был переведен из статуса «подозреваемый» в статус «обвиняемый». Ранее он неоднократно заявлял, что приписываемые ему человеконенавистнические комментарии писал не он, а патроны были подброшены при обыске. Кроме того, журналист сообщал, что среди изъятых у него материалов был семейный фотоархив. По словам Алексеева, уже во время обыска следователь утверждал, что фотографии купающихся детей журналиста являются детской порнографией. Адвокат Юрия Алексеева Имма Янсоне заявила порталу Kriminal.lv, что дело может быть передано в суд до Нового года.
Алексеев жалуется, что больше всего тягот ему приносит запрет на выезд из страны. «Предполагаю вопрос: Алексеев, а ты-то сам что там делаешь, почему ТЫ не уехал? Отвечу: на самом деле я давно уже уехал, я уже 10+ лет как работаю не здесь, журналистская профессия это допускает. А последние годы я и жил уже по большей части не здесь. Приеду домой, отпишусь текстами, отосплюсь, и снова — рюкзак на спину. Правда, так уж получилось, что последний год я не могу отсюда выехать. Хуторское государство меня наказало подпиской о невыезде. Не выпускает со своего хутора никуда. А меня каждую неделю куда-нибудь зовут: то в Россию, то в Европу, то ещё дальше. Одно приглашение за другим, одно другого — интереснее. Не выпускают! И вы знаете, друзья, для меня это — реальное наказание. Я снова, как и пятьдесят лет назад, очутился на бабушкином хуторе с его идиотизмом жизни, коровами, мухами и кислой капустой. Я снова делаю „зарубки на бревне“, считая дни, когда смогу отсюда выехать в большой мир. Как ни бегу я с этого хутора, он меня всё время догоняет…», — сетует журналист.
Добавим, что в воскресенье, 18 ноября, в Риге состоялось факельное шествие в честь столетия провозглашения Латвийской Республики. Длина колонны участников шествия составила более одного километра в длину, в нём под пение латышских народных песен участвовали десятки тысяч человек. Как поясняют организаторы мероприятия из праворадикального Национального блока, цель факельного шествия — «выразить благодарность основателям Латвии и борцам за ее независимость, вера которых в будущее латышского народа и принесенные ими жертвы дали возможность быть среди тех редких народов мира, у которых есть свое государство». Оказавшийся свидетелем празднества еврейский раввин Калев Крелин сделал фотографии, свидетельствующие о том, что у участников мероприятия были флаги со свастикой.