Музеи в дни войны: Третьяковская галерея
Знаете, когда Третьяковская галерея задумалась об эвакуации своих фондов из Москвы после начала войны?
27 июня 1941 года. В этот день там стали составлять списки наиболее ценных произведений, подлежащих эвакуации в первую очередь.
13 июля на этот счет имеется документ, распоряжение Совета народных комиссаров СССР было принято решение об эвакуации. Разрешить Комитету по делам искусств эвакуировать из г. Москвы уникальные произведения искусств и другие особо ценные и дорогостоящие экспонаты из Государственной Третьяковской галереи, Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина, Музея нового западного искусства и Музея восточных культур
15 июля часть третьяковских экспонатов уже отправили по железной дороге в Новосибирск (Другая часть отправилась в августе водным (!) путем в Пермь - тогда город Молотов.)
Что это значит? Что подготовку к эвакуации музейщики начали практически сразу. Потому что упаковать для такой дороги и последующего хранения, обернувшегося трехлетним музейные экспонаты немного потруднее, чем собрать чемодан.
Вот, например, как упаковывали иконы (а это Андрей Рублев, Феофан Грек, Дионисий): заклеивали лицевую сторону папиросной бумагой во избежание осыпания красочного слоя, заворачивали в изолирующий материал, закрепляли на амортизаторах в тесовых ящиках, обитых изнутри фанерой и оклеенных клеенкой.
Не проще было и с живописными работами.
Но это еще только произведения относительно небольшого формата. А представьте себе, например, Явление Христа народу 540 на 750 сантиметров.
Такие холсты снимали с подрамников и накатывали на огромных размеров валы которые затем упаковывали в ящики со всеми необходимыми предосторожностями. А именно: Явление на валу обернули бумагой и коленкором, Затем поместили в цинковый цилиндр, который запаяли для предохранения от атмосферных колебаний. Затем только упаковали в деревянный ящик с фанерной обшивкой внутри и вперед, в Новосибирск. Примерно так же пришлось потрудиться над суриковской Боярыней Морозовой и другими монументальными полотнами.
Все это при этом еще и тщательно описывалось, составлялись акты (некоторые из них можно видеть сейчас в экспозиции в главном здании галереи).
И все это, к тому же, при сократившемся персонале причем сократившемся как раз за счет более молодых и сильных мужчин, ушедших в ополчение. Вот что писала из Москвы в Новосибирск командированной туда ранее коллеге тогдашний главный хранитель галереи Елена Сильверсван: Второй день грузимся, временами собственными руками, в полном смысле этого слова. () Не завидую и вам, когда вы все это получите, ящики грандиозные и очень тяжелые.
Правда, охрану при вывозе все-таки предоставили.
Непросто было и по прибытии на место временного пребывания. Так, в Новосибирске экспонаты из Третьяковки поместили в местном оперном театре, причем недостроенном. Места замечательно выделили немало. Но ведь ни о каком поддержании музейного климата речи быть не могло. Тем паче при сибирских морозах над выбиванием угля для отопления тоже пришлось немало потрудиться.
Докладная записка главного реставратора Евгения Кудрявцева: Ввиду наблюдающейся сухости в хранилищах и на выставке необходимо принять меры по увлажнению. Для этого совершенно необходимо производить испарение воды в помещениях. Прошу дать распоряжение о срочном изготовлении противней-ванночек для установки на батареи и около батарей
И конечно, показания приборов постоянно проверялись.
Тут сказано на выставке - и не случайно. На новом месте сотрудники музея экспонаты не только хранили. Они читали лекции, устраивали выставки. Конечно, большие произведения не распаковывали не полноразмерная Боярыня Морозова, так эскиз к ней.
А что происходило тем временем в Москве? К сожалению, здание Третьяковки тоже пострадало от бомбежек, были и жертвы. В этих условиях сотрудники продолжали готовить к эвакуации новые партии последняя была отправлена в Новосибирск в сентябре 1941 года.
Ремонт в залах галереи начался уже в начале 1942-го и продолжался до 1945 года. Однако в отремонтированных залах постепенно тоже стали открываться выставки. В августе 1944 года, например, отпраздновали юбилей Ильи Репина персональной выставкой и научной конференцией. Для чего уже в июне 1944 года ящики с его работами отправили из Новосибирска в Москву.
Ну, а решение возвращать из эвакуации все коллекции было принято в сентябре 1944 года. Сотрудникам выдали специальное разрешение на въезд в Москву просто так они по тем временам вернуться не могли.
И вот настал час распаковки вернувшихся ящиков. И первой на сотрудников галереи взглянула великолепная, с ехидным выражением статс-дама Анастасия Михайловна Измайлова, урожденная Нарышкина, работы Антропова.
Со многими работами было, впрочем, непросто. Взять хоть репинского Ивана Грозного - сейчас мы видим его в нормальном состоянии. А к моменту эвакуации у картины были проблемы с красочным слоем пришлось также заклеивать папиросной бумагой. А потом, по возвращении, осторожно снимать. И работу реставрировать.
Да и с теми работами, что вернулись в нормальной сохранности, работы хватало раскатать с валов, надеть на подрамник, вставить в раму, поместить в отремонтированные залы.
Новую экспозицию Третьяковской галереи открыли 17 мая 1945 года.
(Архивные фотографии предоставлены Третьяковской галереей.)