«Господь ведет туда, куда должно»
Своими мыслями о том, зачем священнослужителю так важно общаться с прихожанами и вне богослужения, и каким может быть оптимальное время проповеди, поделился священник Николай Зинин.
Своими мыслями о том, сколь болезненно порой жизнь разбивает идейные штампы, давая человеку понять на собственном опыте, как он был неправ, когда видел ситуацию «снаружи», а также зачем священнослужителю так важно общаться с прихожанами и вне богослужения, и каким может быть оптимальное время проповеди, поделился клирик самарского храма святых апостолов Петра и Павла священник Николай Зинин.
Всё главное началось с Причастия
Отец Николай, вы с детства готовились к служению священника?
– Нет, нет… У меня довольно трудное взросление было, и я не знал, кем хочу быть. Видимо, Господь промышлял обо мне, но семья не особо верующая была. После школы пошел в аэрокосмический – в свое время папа его окончил, и этот университет котировался среди самарских вузов. А на первом или втором курсе я познакомился с девушкой, которая и привела меня в храм. Она потом окончила еще и московский Свято-Тихоновский университет, сейчас замужем, живет в Петербурге.
Ну а я не то что умом, а сердцем, наверное, почувствовал, что в Церкви есть ответы на многие глобальные вопросы, которые меня мучили. Даже то, что жизнь не заканчивается смертью, – это уже большое утешение. Ради чего жить на свете? – и на этот вопрос пришел ясный ответ.
Идея жить «ради детей» ложная. Потому что если на первом месте стоит что угодно, но не Бог, это приводит к большим искажениям. Ну женишься, ну дети появятся, а дальше что? – ты же все равно умрешь! Дети твои, и дети детей, и их дети тоже уйдут. И получается, что если Бога и жизнь вечную «за скобки» убрать, то ничего радостного не остается, всё – лишь причина страданий.
В моей жизни самое главное началось с Причастия. Я впервые причастился в храме Трех Святителей. И это было нечто несказанное, удивительное – я просто почувствовал, что мне надо причащаться. Ближайший храм был во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Вот туда я и стал ходить.
С Верой, Надеждой, Любовью
Но у меня – представьте себе! – было предубеждение, что в церкви с меня будут деньги тянуть. Идейные штампы работали... Я переживал, что мои невеликие рубли послужат чьему-то обогащению. Был какой-то внутренний конфликт: мне же самому это надо – быть в храме, а кого-то спонсировать я не хочу! И я решил, что буду ходить, но ничего не заказывать, и свечи покупать не буду, и никаких пожертвований! Если это только «коммерческая структура», как в «желтых» газетах писали, то уж через полгода точно выгонят, раз выгоды от меня никакой. Ну так, может быть, мне ничего уже и не надо больше будет.
А через полгода со мной, наоборот, стали здороваться! И это меня как-то отогрело. Александр Иванович – он, кажется, с самого открытия храма был в нем старостой, – проходя с шапкой по рядам, меня просто огибал, потому что знал: я принципиально ничего не кладу. Как-то мне стало странно: полы моют, лампады горят, служба идет… – почему бы мне и не положить свои три копейки?..
Стал ходить в церковь. Одно время я зимой чистил снег у храма Георгия Победоносца, тоже был интересный для меня опыт. Даже на следующий год звали, но это уже был третий курс, тяжелее было совмещать с учебой. Может, и мог бы, но поленился. И тут на Пасху в храме Веры, Надежды и Любови диакон Владимир Харитонов подошел и предложил: хочешь помогать в алтаре? Отец Алексий Агеев был тогда настоятелем.
На этом приходе и матушку себе нашел. Смотрю – стоит ангел, молится… Как-то я вот так ее увидел.
Но она и правда была, как ангел!
– Почему «была»? Она и сейчас такая же.
…Ну а после рукоположения и сорокоуста Самарский митрополит Сергий, тогда архиепископ, меня и оставил в храме Веры, Надежды, Любови, – продолжает отец Николай. – Были свои трудности, в семинарии у меня не очень шла учеба: на стадии написания квалификационной работы застрял на несколько лет. Но то, что вскоре произошло, было промыслительно. Потому что когда ты под крылом настоятеля служишь в благополучном приходе, многие вещи, наверное, опытно не познаются, мимо проходят. А ведь священнику с разными людьми надо общаться, но как поймешь, насколько трудно человеку, если сам подобного не испытал.
На что идут лепточки
Новое назначение мое было в храм в честь мученика Трифона – самый, наверное, удаленный приход в Самаре, на 113-м километре. Храм требовал больших вложений, больших трудов. Местные жители поснимали в этом двухэтажном здании заброшенного детского сада всё, что могли унести. И всё же я не на голое место пришел – отец Андрей Иванов уже сделал отопление на обоих этажах. Но все равно еще многое осталось на мою долю. Как мог, и я потрудился.
И вот тогда вы опытно познали, куда идут эти лепточки прихожан.
– Пожалуй, да! А ведь я, кстати, в этом ключе раньше не думал. Сейчас вот рассказываю вам, и как-то еще более глубоко проникся.
Тяжело было. Одни только счета за отопление были по 30 тысяч. Но владыка Сергий всегда шел навстречу. До этого я с владыкой мало общался. А вот когда сам настоятельствовал, какие-то вещи испытал на своей шкуре… – тогда я столкнулся с понимающим, мудрым архиереем. Помню, ездил в епархию просить помощи. Владыка отнесся с пониманием, по-отцовски, и откликнулся на просьбу.
В Трифоновском храме я открыл для себя удивительные вещи. Быть настоятелем – очень большая ответственность, нелегкое бремя, но зато какое непередаваемое чувство, когда люди за тобой идут к Богу, к спасению…
Самые радостные наши праздники были на Пасху и на престольный праздник. А так совпало еще, что у меня день рождения 14 февраля, на мученика Трифона. Тоже вот – разве не промыслительно, что именно в храм святого Трифона я был назначен настоятелем!
У Трифоновского храма своеобразная архитектура, два крыла. Первый этаж был в удручающем состоянии, там мы только санузел сделали. А на втором этаже справа храм, а слева был какой-то склад. Мы этот склад разобрали, придали ему более-менее обжитой вид. Перенесли туда иконную лавку из храма, ведь храм и так небольшой, и эта суета, продажа свечек очень мешали. И сделали в большой комнате столы.
Тогда я понял и до сих пор так считаю, что без совместного времяпрепровождения с прихожанами община не построится. Как раз к этому стало призывать пастырей и Священноначалие. Из Московской Патриархии приходили рекомендации проводить совместные чаепития после богослужения. И я на своем опыте почувствовал, как это благотворно, когда не просто отслужил, кадилом отмахал – убежал, а ты вместе с ними, за одним столом, и самые насущные вопросы обсуждаете. Не забыть, как на престольный праздник не только пришли местные жители, а приехали люди и из Самары. Мы тогда два или три стола накрывали. Каждый стол – на 30-40 человек, и мы угощали поочередно: одни покушали, встали, помолились, потом вторые, затем третьи... Около ста пятидесяти человек собиралось на Пасху и на престол. Господь собирал нас всех в эти праздничные дни.
«Святой мученик Трифон, помоги!..»
Только на то, чтобы перекрыть крышу, мне насчитали полмиллиона: крыша большая и сложная по конфигурации. Полмиллиона на это, полмиллиона на то… – где взять такие деньги? Пожертвования были небольшие, потому как шли от обычных рабочих людей, и непостоянные: случился какой-то «калым», человек и принес деньги в храм. Жертвовали такие суммы, что очень-то не размахнешься. Но с благодарностью помню, как одна прихожанка еще по храму Веры, Надежды и Любови, Елена, 40 тысяч пожертвовала. Мы на эти деньги часть окон заменили.
И вот тоже показательный случай. В то время я еще и окормлял мужскую исправительно-трудовую колонию в поселке Кряж. Было утро, и я собирался ехать в храм мученика Трифона, чтобы взять там священные сосуды и ехать служить литургию в колонии. И в это время позвонил кто-то с незнакомого номера, говорит, мол, хочу встретиться с вами в храме. Ну что ж, я как раз еду туда. И вот приехавший человек такую историю рассказал.
Сам он из Сызрани, занимается продажей металла. За год до нашей с ним встречи у него был разговор в торговом центре «Московский» с должниками. Поговорил он с ними и понял, что деньги те ему не вернут. Такое тоже бывает, к сожалению. Он спускается из кафе, где встречался с должниками. А надо сказать, отец Андрей Иванов в свою бытность настоятелем Трифоновского храма поставил, где мог, кружки для сбора пожертвований в помощь приходу. И в «Московском» стояла кружка – с иконой мученика Трифона, с молитвой к нему. Этот человек (а он верующий) увидел кружку и, проходя мимо, попросил: «Святой мученик Трифон, помоги долг получить!» Время идет – нет и нет ничего, он уж и забыл об этом. А через год эти люди возвращают ему свой немаленький долг. Совершенно неожиданно! В благодарность за помощь мученика Трифона он пожертвовал храму мученика Трифона сто тысяч рублей. Это было самое крупное пожертвование на моей памяти, и мы тогда сделали санузел, заново оштукатурили храм, полы покрасили, новые светильники повесили. В алтаре провели косметический ремонт, сделали натяжной потолок.
Покой нам только снится…
Храм мы, насколько смогли, облагородили, а семье материально было тяжело. Зарплату мне платил приход Софийского храма; прихожане поселковые продуктами помогали, ведь на пятнадцать тысяч нелегко с семьей прожить – у нас уже было трое деток. Не было своего жилья. Отец продал половину трехкомнатной квартиры, и вдруг сразу цены на жилье подскочили в десять раз. На вырученные деньги родители только и смогли купить стиральную машину и холодильник. И Анина мама продала квартиру в Житомире, сюда переехала, а тут после скачка цен на эти деньги ничего уже и не купишь.
Я переживал, как решить вопрос с жильем. Взять бы ипотеку, но тогда это было невозможно. И тут настоятель Татианинского храма протоиерей Сергий Рыбаков – мы достаточно дружны с ним – предложил: а не хочешь ко мне вторым священником? Почему бы нет! Так вот по его ходатайству случился мой перевод в храм мученицы Татианы. Тоже посмотрел, какая там община – это великая заслуга покойного протоиерея Алексия Богородцева! И отец Сергий, конечно, большой труд вложил. Не сказать, что так уж много студентов ходит в церковь. Но ходят, есть в храме молодежь. И вот один образ общины был на прежнем месте моего служения, другой – в Татианинском храме. Мне уже было что сравнивать, было что взять себе на заметку.
Был еще мой поход к владыке с просьбой помочь с жильем. Тоже нелегко это – просить. Только у епархии не было возможности помочь в этом. Но владыка не забыл о моей просьбе. Вдруг мне звонит секретарь епархии протоиерей Андрей Зуев. Говорит, что меня переводят в епархиальный образовательный центр. Я пришел на освободившуюся должность директора учебного филиала детского центра «Отечество» при Петропавловском храме. И наконец-то смог оформить ипотеку, через восемь лет служения, а то в иной год по пять раз с одной съемной квартиры на другую переезжали.
Христос посреди нас
Удается ли вам лаконично и емко высказать всё, что хочется сказать в проповеди?
– Не всегда. Я думаю, что пять-восемь минут – это идеальное время проповеди. Когда она длится дольше, внимание людей рассеивается.
И еще уверен: место проповеди – после чтения Евангелия, не перед Причастием. Не всегда благотворны изменения, которые мы привносим в структуру Божественной литургии. И то, что проповедь перешла на момент запричастного стиха, – это тоже своего рода отход от святоотеческих позиций. Преподобный Максим Исповедник в своем толковании Литургии говорит, что Евангелие – это Само Слово Божие, это как Сам Христос, Который пришел и с нами говорит. Поэтому толкование Евангелия и проповедь должны быть сразу после чтения Евангельского зачала. Человек только что услышал слова Христа, и в нем это восприятие еще живо. Перед Причастием, говорит Максим Исповедник, нет уже места проповеди. Потому что Литургия – это не воспоминание о том, что когда-то Христос пришел, – Он сейчас пришел, Он уже среди нас, Он Свои Дары принес. Сама Литургия есть восхождение в Царство! И получается, что в этот момент мы уже в Царствии Божием. А какая тогда проповедь? Как апостол пишет, что все будут научены Богом и никто не будет просить другого: ты мне расскажи, – потому что сам уже будет всё знать. А получается, что ты выходишь и что-то говоришь, когда уже все всё должны знать, потому что все уже душой в этом Царстве, когда уже принесена Евхаристия, Дух Святой сошел… Мы ведь призываем Дух Святой не только на Дары: «Духа Святаго ниспосли на ны и на Дары сия». А раз Он уже сходит, значит, все научены Богом, все наполнены Духом Святым, и само Причастие есть еще и подтверждение того, что всё совершилось в полноте, совершилось вхождение в нас Господа.
Поэтому логично проповеди быть после Евангельского чтения. Но поскольку так исторически сложилось, что в XX веке или даже еще раньше место проповеди сместилось и поскольку есть благословение Священноначалия служить в таком порядке, то хотя бы надо по времени не затягивать проповедь. Но всё в воле Божией – может быть, мы вернемся к исконным литургическим принципам, тогда и проповедь может быть чуть побольше.
А еще у нас акцент смещается на имена, на записки… Очень долго поминаем, особенно на праздничных службах.
Но ведь на литургии молится о наших близких вся полнота Церкви!
– Это так. Но вряд ли ты в череде тысячи имен услышишь имена из своих записок. А то, что человека помянули даже и беззвучно, это же очевидно. Господь слышит все имена, в том числе и те, что не были прочитаны вслух.
В этот февральский день…
– 14 февраля ведь не только день святого Трифона – надо же было вам родиться в день, когда чуть не все друг друга сдуру поздравляют с «днем святого Валентина»!
– Ну почему прямо уж «сдуру»? Если праздник есть, почему бы его не воцерковить? Тем более, что святой Валентин – святой еще неразделенной Церкви. И я как-то не заметил, чтобы это было массово связано с какой-то пошлостью… Не думаю, что всё так уж плохо. Мы часто склонны преувеличивать какие-то отрицательные явления.
Может быть, сейчас уже люди начали вразумляться и отходить от псевдокультуры?
– Какая-то стабилизация в духовной жизни идет. Мы же были надолго оторваны от своих корней, и очень много всякой гнили обрушилось на нас, когда прекратились гонения на веру. Многие стали тогда увлекаться «духовными» поисками вне Церкви Православной. Многие в 90-е годы были увлечены экстрасенсорикой, шли на стадионы к «целителям», «заряжали» у телеэкранов воду… И сейчас ведь еще качает туда-сюда.
Динамические колебания неизбежны, когда происходят такие мощные социальные сдвиги, как в нашей стране, – это как землетрясение: вот качнуло, и еще долго-долго идут волны. Так же и здесь: целая формация государственная перестраивалась, и сознание тоже перестраивалось. Поэтому надо спокойно, с упованием на милость Божию относиться к существующим перекосам. Господь ведет туда, куда должно.
Только мы и сами должны не плошать!
Это уж само собой разумеется.
Записала Ольга ЛАРЬКИНА
Интервью приводится в сокращении,
цитируется по публикации сайта Самарской епархии