Малиновая пенка
Летом мы гостим у мамы. Собираем малину на даче возле речки. "Бабушка, я ударился",- слышу я голос сына, а вот и он сам бежит жаловаться, что упал с дерева. Заливаясь слезами, за утешением сынок спешит не ко мне, я ведь и отругать могу (зачем полез на яблоню?), а к моей маме - своей бабушке. Она успокоит, перекрестит, прошепчет тихонечко: "Богородице, Дево, радуйся!..". И что-то такое знакомое в ее жестах и словах, и обожгут сердце воспоминания...
Летом мы гостим у мамы. Собираем малину на даче возле речки. "Бабушка, я ударился",- слышу я голос сына, а вот и он сам бежит жаловаться, что упал с дерева. Заливаясь слезами, за утешением сынок спешит не ко мне, я ведь и отругать могу (зачем полез на яблоню?), а к моей маме - своей бабушке. Она успокоит, перекрестит, прошепчет тихонечко: "Богородице, Дево, радуйся!..". И что-то такое знакомое в ее жестах и словах, и обожгут сердце воспоминания...
Мы собираем малину, я вдыхаю ее аромат и вспоминаю свое лето у бабушки. Я тоже плачу. Упала и больно ударилась рукой. Бабушка гладит меня по голове, вытирает слезы ладонью. И поет: "Благодатная Мария, Господь с Тобою…". Голос у нее тихий, а ладони шершавые. Мне нравится, когда бабушка поет эту молитовку. Иногда я специально притворяюсь, что у меня что-то болит, чтобы услышать, как бабушка поет "Богородицу". Еще она поет, когда готовит или моет посуду. Но чаще это другие молитвы, "Отче наш" или "Заступница усердная". А мне больше нравится "Богородице Дево". Пение бабушки успокаивает, рука больше не болит, и я перестаю плакать. Тогда бабушка крестит меня, и я снова убегаю по своим детским делам. Нужно поиграть с соседкой Валькой, или набрать малины.
Малина колючая, но ягоды крупные, вкусные... Бабушка варит малиновое варенье, а я ем обжигающе горячую розовую пенку. Я хорошо помню этот вкус. Помню и старенький бабушкин домик, и сад, заросший травой, и сарай, и железную лест­ницу, которая ведет на крышу - там мой тайник. Помню, как бабушка молится на ночь, как крестит меня, а потом темные окна,- и страхи уходят, теперь можно спокойно засыпать, и лай соседской собаки больше не пугает.
Утром бабушка тоже тихонечко молится, надев белый платочек, и начинает свои домашние дела. Иногда, устав от дел, она садится на скрипучий диван и просит почитать ей Евангелие. У нее всего два класса церковно-приходской школы, читает она плохо, да и зрение у нее слабое. А я читаю и вижу хорошо. Некоторые буквы мне непонятны, хотя и кажутся знакомыми. Но я все равно люблю читать: книжка старая, с черной потрескавшейся обложкой. Она пахнет по-особому, и странички приятно шуршат, когда их переворачиваешь. Лука, Марк, Матфей, Иоанн - они давно стали моими собеседниками. Рассказывают мне о том, как рыбаки ловят рыбу и как Один Добрый Человек по имени Иисус исцеляет людей. Он много путешествует, ходит по разным городам и никогда не устает делать добро.
"Кого сегодня почитаем? Матфея или Луку?" - шуршат страницы, источая тонкий аромат. Я узнаю его, когда мы с бабушкой идем в "церкву". Троицкий собор. На службе много людей, горят свечи. Помню свою первую исповедь, Причастие. Бабушка тихонько говорит мне: "Сейчас батюшка даст тебе крестик", и велит мне вместе с другими детьми подойти к священнику, который держит в руках большой и красивый крест. Я рада подарку, хватаю крест обеими руками и тяну на себя. Батюшка удивлен, но крест не отпускает, я снова тяну, пока, наконец, смущенная бабушка не уводит меня из храма.
...Малиновое варенье закипает, мы снимаем вкусную розовую пенку, которую так любит мой сынок. Когда варенье остынет, мы разложим его по банкам, которые откроем снежной холодной зимой и впустим в дом лето. Так и наши воспоминания хранятся где-то до поры до времени, чтобы однажды обжечь сердце, как горячая малиновая пенка.
В "Татьянином дне" впервые опубликовано 23 июля 2011 года