95 лет назад, в октябре 1920 года завершилась советско-польская война. Одним из последствий развязанной II Речью Посполитой войны стала массовая гибель советских военнопленных и других выходцев с территории бывшей Российской империи в польских лагерях. Циничные заявления провокатора Схетыны Если вопрос о виновниках расстрела поляков в Катыни и Медном по-прежнему вызывает горячие споры среди историков, и они ещё далеки от своего завершения, то виновной в гибели от 60 до 83,5 тысячи красноармейцев (по разным подсчётам) однозначно является польская сторона. Официальная Варшава, будучи не в силах опровергнуть массовую гибель людей в лагерях и застенках Польши, во-первых, всячески пытается преуменьшить число жертв, во-вторых, перекладывает ответственность за трагедию с польских военных и должностных лиц на объективные обстоятельства. Хотя голода и неурожаев в те годы в Польше не было. Вместе с тем Варшава крайне нервно реагирует на любые предложения увековечить память людей, погибших в лагерях Второй Речи Посполитой. Инициатива Российского военно-исторического общества (РВИО) начать сбор средств для открытия в Кракове памятника погибшим военнопленным вызвала гнев главы МИД Польши Гжегожа Схетыны. Он назвал это провокацией, направленной на раскол польского общества. Но ведь никто иной, как пан Схетына в начале года выдал несколько провокаций подряд, сначала заявив, что Освенцим освобождали украинцы, а потом предложил перенести торжества, приуроченные к 70-летию окончания Великой Отечественной войны, в Польшу. По его словам, праздновать День Победы в Москве "не является естественным". Куда естественнее, оказывается, отмечать праздник Великой Победы в Польше, в пух и прах разгромленной гитлеровцами за четыре недели. Циничный бред Схетыны можно цитировать, не комментируя. Как польская власть заботилась о пленных В те времена, когда СССР и Польская Народная Республика вместе строили социализм, о красноармейцах и прочих выходцах с территории бывшей Российской империи, сгинувших в польских лагерях, старались не вспоминать. В ХХI веке, когда поляки крушат памятники советским солдатам, спасшим их дедов от нацистской газовой камеры, а Польша проводит антироссийскую политику, молчать об этом недопустимо. Система польских лагерей возникла сразу же после появления на политической карте Европы Второй Речи Посполитой — и задолго до возникновения сталинского ГУЛАГа и прихода нацистов к власти в Германии. "Островами" польского, образно говоря, "ГУЛАГа" были лагеря в Домбе, Вадовице, Ланьцуте, Стшалково, Щиперно, Тухоле, Брест-Литовске, Пикулице, Александруве-Куявском, Калише, Плоцке, Лукове, Седльцах, Здуньской-Воле, Дорогуске, Петркове, Острове-Ломжиньском и других местах. Когда российские историки и публицисты называют места содержания пленных красноармейцев "польскими лагерями смерти", это вызывает протесты Варшавы. Чтобы разобраться в том, кто же здесь прав, обратимся к сборнику документов "Красноармейцы в польском плену в 1919 — 1922 гг." Достоверность его материалов не ставится под сомнение польской стороной — в подготовке сборника приняли активное участие главный польский специалист по этой теме, профессор Университета им. Николая Коперника Збигнев Карпус и другие польские историки. При знакомстве с документами бросается в глаза слово "бесчеловечное". Оно часто встречается при характеристике положения, в котором находились русские, украинцы, белорусы, евреи, татары, латыши и другие военнопленные. Как сказано в одном из документов, в стране, называвшей себя бастионом христианской цивилизации, с пленными обращались "не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиение военнопленных практиковалось на каждом шагу". В свою очередь, профессор Карпус утверждает, что польская власть старалась облегчить судьбу пленных и "решительно боролась со злоупотреблениями". В сочинениях Карпуса и других польских авторов нет места таким источникам, как рапорт начальника бактериологического отдела Военного санитарного совета подполковника Шимановского от 3 ноября 1920 года о результатах изучения причин смерти военнопленных в Модлине. В нём сказано: "Пленные находятся в каземате, достаточно сыром; на вопрос о питании отвечали, что получают всё полагающееся и не имеют жалоб. Зато врачи госпиталя единодушно заявили, что все пленные производят впечатление чрезвычайно изголодавших, так как прямо из земли выгребают и едят сырой картофель, собирают на помойках и едят всевозможные отходы, как то: кости, капустные листья и т. д." Схожей была ситуация и в других местах. Вернувшийся из лагеря в Белостоке Андрей Мацкевич рассказал о том, что пленные там в день получали "небольшую порцию чёрного хлеба весом около 1/2 фунта (200 г), один черепок супа, похожего скорее на помои, и кипятку". А комендант лагеря в Бресте прямо заявлял его узникам: "Убивать вас я права не имею, но буду так кормить, что сами скоро подохнете". Обещание он подтвердил делом… О причине польской неторопливости В декабре 1920 года Верховный чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Эмиль Годлевский в письме военному министру Польши Казимежу Соснковскому охарактеризовал положение в лагерях военнопленных как "просто нечеловеческое и противоречащее не только всем потребностям гигиены, но вообще культуре". Между тем аналогичную информацию военный министр получал и годом ранее. В декабре 1919 года в докладной записке министру начальник Санитарного департамента министерства военных дел Польши генерал-подпоручик Здзислав Гордынский процитировал полученное им письмо военврача К. Хабихта от 24 ноября 1919 года. О ситуации в лагере военнопленных в Белостоке в нём говорилось: "В лагере на каждом шагу грязь, неопрятность, которые невозможно описать, запущенность и человеческая нужда, взывающие к небесам о возмездии. Перед дверями бараков кучи человеческих испражнений, которые растаптываются и разносятся по всему лагерю тысячами ног. Больные до такой степени ослаблены, что не могут дойти до отхожих мест, с другой стороны отхожие места в таком состоянии, что к сидениям невозможно подойти, потому что пол в несколько слоёв покрыт человеческим калом. Сами бараки переполнены, среди здоровых полно больных. По моему мнению, среди 1400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые только тряпьем, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и поражённых гангреной, опухших от голода ног. В бараке, который должны были как раз освободить, лежали среди других больных двое особенно тяжелобольных в собственном кале, сочащемся через верхние портки, у них уже не было сил, чтобы подняться, чтобы перелечь на сухое место на нарах". Однако и через год после написания душераздирающего письма положение дел к лучшему не изменилось. По справедливому заключению Владислава Шведа, много раз ловившего польских фальсификаторов истории "за руку", нежелание властей Польши улучшать ситуацию в лагерях свидетельствует "о целенаправленной политике по созданию и сохранению невыносимых для жизни красноармейцев условий". Пытаясь опровергнуть такой вывод, польские историки, журналисты и политики ссылаются на многочисленные приказы и инструкции, в которых сформулированы задачи по улучшения условий содержания военнопленных. Но условия содержания в лагерях, констатировали в книге "Польский плен" Геннадий и Виктория Матвеевы, "так никогда и не были приведены в соответствие с требованиями инструкций и приказов, издававшихся министерством военных дел. Царившие в них ужасающие условия размещения и санитарии при полном безразличии лагерного начальства стали причиной гибели огромного числа пленных красноармейцев. А периодически издававшиеся грозные приказы министерства военных дел не подкреплялись столь же строгим контролем за их исполнением, оставаясь фактически лишь фиксацией нечеловеческого обращения с захваченными противниками как во время войны, так и после её окончания. И если в отношении случаев расстрела пленных на фронте ещё можно пытаться ссылаться на состояние аффекта, в котором пребывали польские солдаты, только что вышедшие из боя, в котором, возможно, погибли их товарищи, то к немотивированным убийствам пленных в лагерях такой аргумент применить никак нельзя". Показательно и то, что в лагерях катастрофически не хватало соломы. Из-за её недостатка пленные постоянно мёрзли, чаще болели и умирали. Даже пан Карпус не пытается утверждать, что в Польше не было соломы. Просто её не торопились в лагеря завести. Одним из последствий умышленной "нерасторопности" польских должностных лиц стала осенняя 1920 года вспышка дизентерии, холеры и тифа, от которых умерли тысячи военнопленных. Всего же в 1919 — 1921 гг. в польских лагерях смерти эту самую смерть в муках встретили, по разным подсчётам, от 60 до 83,5 тысячи красноармейцев. И это, не считая тех раненых, которых польские богобоязненные вояки, помолившись, бросили умирать в поле. Представление о масштабах катастрофы даёт рапорт командования 14-й Великопольской пехотной дивизии командованию 4-й армии от 12 октября 1920 года. В нём сообщалось, что за время боев от Брест-Литовска до Барановичей были взяты "5000 пленных и оставлено на поле боя около 40% названной суммы раненых и убитых", т. е. порядка 2000 человек. В число жертв не были включены и красноармейцы, погибшие от голода, холода и издевательств польских изуверов по дороге от места пленения до одного из "островов" польского "ГУЛАГа". В декабре 1920 года председатель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская констатировала, что пленных "перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают". Настала пора прямо сказать, что власти Второй Речи Посполитой являются пионерами в деле создания системы лагерей, условия содержания в которых гарантировали массовую гибель их узников. За это преступление Польша должна нести ответственность.
