Жизнь по «Вертикали». Лужина рассказала о Высоцком и Куравлёве
«Володина болезнь была трудноизлечима, к сожалению. Он же много по стране мотался. Пел и у шахтеров, и у старателей, и в тайге. А народ у нас хлебосольный. Тут же стол накрывался…» — вспоминает Лариса Лужина.
Нынешней весной народная артистка РСФСР Лариса Лужина отпраздновала 85-летие. В её творческом багаже — роли в знаменитых картинах «На семи ветрах», «Вертикаль», «Любовь Серафима Фролова» и др. О том, что осталось за кадром тех фильмов, актриса рассказала aif.ru.
О песнях и любовях Высоцкого
Про картину «Вертикаль» Станислава Говорухина, где мы играли с Владимиром Высоцким, меня на всех творческих встречах спрашивают. А она по качеству средняя, уж если честно-то говорить. Там всё спасает красота Кабардино-Балкарии — Эльбрус, Предэльбрусье. И, конечно, песни Володи. Не будь их, картину бы быстро забыли. А ведь в этом фильме его песни впервые звучали легально. До «Вертикали» он только по своим друзьям, по квартирам пел.
Володя дружил с моим первым мужем, оператором Лёшей Чардыниным. Часто бывал у нас дома. Приезжал и один, и с Татьяной Иваненко, актрисой Театра на Таганке. Она от мужа ушла из-за Володи. А Володя в это время уже развёлся с Людочкой Абрамовой, матерью двух его сыновей.
С Иваненко у них была большая любовь. Уже будучи с Мариной Влади, Володя с Таней всё равно не расставался — их дочка родилась в 1973 году. Отношения у них были бурные — то ругаются, то мирятся, то снова ссорятся. Высоцкий не любил, чтобы на него давили. Если женщина вдруг говорила: делай так, как я говорю, тут же уходил. Легко рвал с человеком, который ограничивал его свободу. А Таня была как раз такая, с крепким характером.
Однажды Володя с Таней к нам пришли очень счастливые. Я обрадовалась: значит, окончательно помирились. Но на завтра в ночи вдруг звонок в дверь. Лёша пошёл открывать. Возвращается: «Вставай, Володя пришёл с Мариной Влади. Она бутылку водки принесла, надо стол накрыть». А я разозлилась: чего это вдруг с Влади? Вчера только с Таней был. Так и не вышла к Марине, не познакомилась.
Болезнь у Володи была очень трудноизлечимая. Он же мотался по всему Союзу, где только не пел — и у шахтёров, и у золотоискателей, и в тайге. А у нас народ хлебосольный, всегда накрывается стол, достаётся выпивка. А Володя даже если одну рюмку выпивал — тут же срывался. Очень жалко его... Я всё время привожу в пример песню его: «Не пройдёт и полгода — и я появлюсь, Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода».
Между 25 июля — днём его смерти в 1980-м — и 25 января, днём рождения — ровно шесть месяцев. Песня, которую я процитировала — «Корабли постоят...», была написана в 1966 году. Он уже тогда знал, что уйдёт из этой жизни, и каждые полгода о нём будут вспоминать. Так он к нам и возвращается два раза в году вот уже в течение 40 лет.
О страхах Ростоцкого
Моя визитная карточка — военная драма «На семи ветрах» Станислава Ростоцкого, где я сыграла роль медсестры Светланы. После неё меня стали узнавать. Станислав Иосифович с Александром Галичем написали сценарий, основанный на реальных фактах. В Великую Отечественную Ростоцкий был тяжело ранен в бою, его подобрал простой солдат и привёз в госпиталь. Спас ему жизнь. Когда Ростоцкому ампутировали ногу, за ним ухаживала медсестра, молоденькая девчонка. Она рассказывала, что жених её воюет, они должны были пожениться, но он ушёл на фронт. И теперь она даже не знает, в каких родах войск он служит, где находится... Её рассказ и лёг в основу фильма.
На съёмках не обошлось без сложностей. На киностудии Горького главой художественного объединения был режиссёр Сергей Герасимов, мой педагог. Своих студентов он всегда старался пристроить в надёжные руки. Герасимов сказал Ростоцкому: «Слушай, у меня есть девочка хорошая, проведи ей кинопробы. Должна подойти на эту роль». А Станислав Иосифович уже наметил одну актрису, но не исполнить настоятельную просьбу мэтра не мог. Мне провели кинопробы, и Герасимов говорит: «Бери её! Что там думать?». Ростоцкий скрепя сердце согласился.
А ещё режиссёр решил: раз героиню зовут Светлана Ивашова, она должна быть светленькая. Из меня сделали блондинку, хотя этот цвет совершенно мне не идёт. Плюс ничего подкрасить нельзя, ни ресницы, ни брови. Какой макияж? Военное же время на экране! В общем, в кадре у меня вместо лица получался белёсый блин. Ростоцкий расстроился. Да ещё и по игре у меня что-то не получалось — всё-таки первый курс. Словом, работа не клеилась, и Ростоцкий испугался. Привёз Герасимову на киностудию Горького материалы: «Она не справляется, надо её менять». Герасимов посмотрел на экран: «А зачем ты из неё блондинку сделал?! И потом, у неё ещё только первый курс. Это сырая глина, а ты скульптор, и должен из этой глины сделать хорошую скульптуру, вдохнуть в неё жизнь. Не можешь? Значит, ты плохой скульптор. Давай, перекрась её в свой цвет и вообще начинай нормально работать».
Актриса Тамара Макарова, супруга Герасимова, написала мне письмо, как нужно работать над ролью, как сочинить для героини биографию. И я придумала, что моя Светлана приехала с Дальнего Востока. В общем, всё наладилось.
И потом, понимаете, каждый режиссёр должен быть немножко влюблен в актрису, особенно в ту, которую снимает в главной роли. Актриса Нина Меньшикова, жена Ростоцкого, говорила: «Если Стасик приходит после работы, и у него горят глаза, значит, влюбился в героиню». Она к этим влюблённостям спокойно относилась. Понимала, что такая мимолётная любовь необходима ему для вдохновения, но ни о какой близости тут речь не идёт.
А Ростоцкий умел ухаживать красиво. Он вообще был очень интересный человек, умный, начитанный. И очень стойкий. Никто из актеров и не догадывался, что у него нога ампутирована выше колена. Тогда протезы были грубые, это всё, видно, натирало ему культю. Но Ростоцкий никогда не показывал эту боль. И на съёмках километры нахаживал, и танцевал. Я сама про протез узнала случайно — просто однажды в разговоре положила руку ему на колено. И почувствовала что-то странное под пальцами. Мужественный человек был. И очень талантливый. Жалко, что мало успел сделать.
О вырезанной сцене с Куравлёвым
Среди дорогих мне картин — «Любовь Серафима Фролова» режиссёра Семёна Туманова. Лёня Куравлёв играет главную роль. Моя героиня вернулась с фронта, за мужа отвоевала, дошла до Берлина. И была ему верна все четыре года. А оказалось, что он за это время ей изменил. И вот эти два одиночества, Лёнин Серафим и моя Анфиса, встречаются...
Из этой картины вырезали самую, на мой взгляд, главную сцену. Наши с Лёней герои сидят, вспоминают войну. И у одного, и у другой жизнь не сложилось. И такое там возникает щемящее чувство, когда два человека стали необходимы друг другу, пускай на одну ночь. Сцена получилась не такая уж постельная, не сравнить с тем, что сейчас снимают, но этот чувственный подтекст всё равно ощущался. На одних взглядах всё игралось, на фразах, прикосновениях. И ты вдруг понимал, что да, эти два человека обязательно будут вместе. Потому что снова почувствовали тепло друг друга. Но худсовет эту сцену приговорил. Обидно было ужасно.
Семён Туманов очень тяжело это всё переживал. И на съёмках другой его картины «Жизнь на грешной земле», когда члены худсовета снова начали придираться, у него не выдержало сердце. Он ушел в 52 года.
О дне сегодняшнем
В наше время мы на два-три месяца в киноэкспедиции уезжали, и в этот период буквально жили жизнью своих героев. А сегодня... Пришла однажды на пробу в какой-то сериал, посмотрела на стенку с фото — а там 300 человек участвует. Ты уже в этих сериалах и героях путаешься — они одинаковые везде. На одном канале она лежит в койке с любовником, переключаешь на другой — она уже беременная...
Актёры, молодые ребята, — хоп-хоп, в кадр входят, с листа начинают читать текст. А мы с Серёжей Никоненко, когда играли в сериале «Любовь как любовь», где 360 серий, как два дурачка были. Потому что мы старая школа, ВГИКовская. Мне нужно, чтобы я с этим текстом поспала ночь. Тогда смогу что-то делать. Но при этом понимаю: прошли те времена, когда актриса писали биографию своей героине. Сейчас прилетел, снялся, сел, улетел на другую съёмку. Другая жизнь, другие скорости. Другое всё!