Крупноблочное детство
Собираются сносить тысячи старых домов, на них месте строить новые. Центр города – сплошная стройплощадка. Тысячи рабочих в оранжевых куртках утюжат его с помощью специальных приспособлений день и ночь.
... Мне, например, жальче всего асфальт. Я его всегда очень любил. У меня даже рассказ есть, который так и называется – «Асфальт». Для меня асфальт всегда был городской археологией, свидетельством того, что под одним историческим слоем лежит другой, под ним ещё один, ещё... До асфальта была булыжная мостовая. А до неё – деревянная. В этом смысле асфальт тоже не вечен.
С одной стороны, город во времена таких потрясений всегда безумно жаль. С другой стороны, ну а кто сказал, что он должен оставаться неизменным? Когда наша семья в начале 60‑х переехала на Пресню, как раз начинался (только начинался!) процесс разрушения старой деревянной Москвы. Сначала снесли все микрорайоны вокруг сталинских высоток. Потом стали сносить «деревни» – в том числе Преображенское, Кунцеве, Новое Ваганьково (как раз там поставили нашу блочную 9‑этажку), где стояли деревянные дома с печками, за заборами раскинулись яблоневые сады и огороды... Деревянных домов в Москве было пруд пруди, и далеко не всегда это были развалюхи. Например, в Кунцеве, в Сокольниках так и вовсе дома были шикарные: виллы прямо-таки. Ничего не оставили, всё застроили крупноблочными, вот так.
Я рос в непосредственной близости от огромного строительного котлована. Ночью мне в окошко светил прожектор, работал башенный кран. На стройке мы воровали из бочек смолу и жевали её вместо жвачки. И так было везде. Сегодняшних детей мне, конечно, жаль – как и мы 50 лет назад, они станут ровесниками реконструкции. Но, с другой стороны, моей любви к городу это не повредило. Это был мой город. Со всеми подворотнями и закоулками, бульварами и парадными. Ну а у них будет какой-то свой. Я в этом не сомневаюсь.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции