Начало Смуты

420 лет назад, 30 апреля 1598 года, на московский престол воссел Борис Годунов...

Не мне принадлежит сравнение развития рода человеческого с горной рекой, причём, рекой неизведанной, неисследованной, таящей постоянные нежданности. В какие-то моменты низвергнется она в долину, несёт свои воды-народы вольно и спокойно, и если и случаются в глубине какие-то катаклизмы, то мелкие, не особо и заметные стороннему наблюдателю. А потом налетит поток воды-времени вдруг на препятствие, взбаламутится, покроется бурной пеной, ворвётся в узкий проход между скалами, и понесётся вприпрыжку по валунам, вдребезги разбивая всё, что ещё вчера казалось незыблемым и навечно устоявшимся. 
И вот ведь в чём парадокс! Историю творят вроде как люди, а только никогда и нигде не получается именно так, как теми же людьми задумано изначально. 
Задним числом легко можно объяснить происшедшее: тут и первопричины понятны, и откуда гносеологические корни произрастают, очевидно, и каким образом многочисленные векторы броуновского движения масс сложились в стройную амплитуду конечного результата, легко вписывается в закономерности… Но попробуйте спрогнозировать итог, находясь как раз на уровне тех самых первопричин, пребывая в качестве тех самых участников броуновского движения!.. 

Затянул с преамбулой… 
Нам трудно представить психологию наших предков рубежа XVI-XVII столетий. Трудно представить по всем показателям, однако в данный момент я имею в виду только один показатель. На протяжении веков царская (великокняжеская) корона переходила по прямой мужской наследственной линии потомкам одного рода. Это представлялось не то что незыблемым – это виделось как проявление божественного миропорядка. 
И вдруг – умер Фёдор Иоаннович, последний представитель царского рода, ведущего родословную от самого московского первокнязя Даниила. Умер бездетным. 
И как теперь быть?!. Что делать?.. Кому наследовать трон, скипетр, державу Российскую?.. 
Это сегодня мы такие умные и знаем, что власть не обязательно передаётся по наследству и переходит из рук в руки далеко не всегда мирным путём. Четыре столетия назад наши предки считали существовавший в Москве порядок – божественным установлением!  Третий Рим – как ни крути!
У Иоанна Грозного родилось четыре сына. Двое погибли: старший утонул ещё в младенчестве, другого, по легенде, вроде как отец родной убил… Самый младший, царевич Дмитрий, непонятно как погибнет в удельном Угличе… 
А Фёдор – слабый здоровьем, мягкосердечный, едва не юродивый – на царствование не годился. Впрочем, то, что сам не годился, полбеды, главное – наследника не родил! 
Царь Иоанн, умирая, оставил при сыне Опекунский совет. Назначил в него бояр разумных, родовитых, однако таких, чтобы меж собой боролись за власть – в этом он видел залог того, что ни один не сможет узурпировать власть и отобрать у его потомков; надеялся, что у Фёдора родится-таки сынишка. 
Ан вот же, так и не оставил он наследника. 
Общеизвестно, что в моменты социальных катаклизмов максимум выгоды извлекает не самый достойный и нравственный, а самый оборотистый и прохиндеистый. 
В Опекунский совет при царе Фёдоре входил и Борис Годунов. Как нам теперь понятно, он оказался самым дальновидным из своих коллег. 
А чтобы рассказать, как Годунов стал государем, приведу два отрывка из своего романа-эпопеи «Кривоустовы». 

***

Отрывок первый 

Царь Иван Грозный, умирая, назначил в опекуны Фёдору несколько родовитых бояр. Хоть и показал он себя психически неуравновешенным человеком, хоть и пролил потоки невинной крови, хоть и ослабил опричниной и репрессиями Россию, но о стране беспокоился, отдавал себе отчёт, что Богом ему вручена Отчизна, и что за её будущее придётся ответ держать за порогом смерти. Назначая опекунов, он рассчитывал, очевидно, что их взаимная неприязнь не даст возможности усилиться какой-то одной фамилии. Ведь представителям каких родов предстояло опекать слабого царя! Хитрый, расчетливый и дальновидный Борис Годунов, на сестре которого, Ирине, женат наследник Фёдор; брат матери Фёдора умница и эрудит Никита Романов; герой обороны Пскова опытный воитель князь Иван Петрович Шуйский; князь Иван Мстиславский; а также Богдан Бельский, являвшийся параллельно опекуном и младшего царевича Димитрия, того самого, впоследствии убиенного.  
Борис Фёдорович Годунов поначалу решающего влияния в этом совете не имел – был равным среди равных. А первую скрипку играл Никита Романов (станем называть его так, чтобы не возникло путаницы, потому что фамилии в те времена в современном понимании еще не сложились, а прозвищ у него имелось несколько) – по всем показателям превосходивший Годунова. Однако вскоре боярин Никита заболел и умер… Не возводя напраслины на людей, оговоримся: что-то слишком много в те времена умирало людей среди тех, кто хоть в малейшей степени мог претендовать на царский трон… 
Со смертью главного конкурента дело у Годунова пошло легче. Вся многочисленная семья Ивана Шуйского оказалась в ссылке. Князя Мстиславского постригли в монахи. Их сторонника митрополита Дионисия сменил человек Годунова – архиепископ Ростова Великого отец Иов…
Смерть царя Фёдора в январе 1598 года стала вполне ожидаемой. И несмотря на это, к такому развитию ситуации Россия оказалась не готовой. Традиции наследования трона женщиной ещё не имелось. Однако Боярская дума, очевидно, следуя примеру Англии, приговорила на царство Ирину – вдову Фёдора и сестру Бориса Годунова. Однако от такой чести Ирина наотрез отказалась и удалилась в Новодевичий монастырь под именем Александры. Выход из династического тупика подсказал патриарх Иов, который предложил избрать на царство её брата Годунова. Оппозиция к тому времени оказалась разобщённой, авторитетного коновода у неё не нашлось, так что избрание состоялось довольно легко. Борис Годунов стал российским правителем де-юре! 
Однако прошло всего два года, и он тяжко заболел. От чего – бог весть. На здоровье он до того не жаловался, так что не исключено, что болезнь явилась следствием попытки боярства отравить выскочку. А может и иное – таким же образом проверял в своё время лояльность боярства царь Иоанн… 
Как бы то ни было, когда на заседание Боярской думы Годунова принесли на носилках, совсем рядом с Кремлём, на Варварке, в палатах бояр Романовых в полной готовности к выступлению находилась многочисленная вооружённая челядь. На трон готовился воссесть Фёдор Никитич, старший из пяти братьев Романовых. Даже портрет-парсуну его в полном царском облачении к тому времени приготовили, и с надписью, дабы ни у кого сомнений не возникло «Царь Фёдор Микитич Романов»!
Поспешил Фёдор, поторопился, нельзя судьбу подобными портретами дразнить. 
Вместо вестника о кончине Годунова, 16 октября (1600 года по нынешнему летоисчислению и 1601 года по старому, принятому на тот момент, с Новым годом 1 сентября) к его хоромам прибыл отряд стрельцов. После короткой стычки стало ясно, что попытка путча не удалась. Братья Романовы и приближённые к ним челядины оказались в заточении. Кто не попал в руки стрельцов, укрылись кто где. 
Среди сбежавших был и человек, вошедший в историю как Григорий Отрепьев или Лжедмитрий I, воспитанник семьи Романовых. Речь о нём – впереди. 

***

Отрывок второй

…Савва говорил негромко, сел так, чтобы видеть дверь, дабы никто не мог войти незамеченным.
- Когда кликнули Годунова Бориса Фёдоровича царём, он по обычаю сначала противился, отказываться, мол, не по чину мне. Даже в монастырь Новодевичий удалился, где сестрица его, Ирина, вдова покойного государя Фёдора Иоанновича, постриг приняла… Но потом согласился сесть на престол, ведь сын Иоанна Васильевича царь Фёдор опочил, - Савва перекрестился. – А тут как раз татары крымские собрались опять нас воевать, проведав, что царь-то православный помер. А прознали мы про этот замысел крымцев так. Когда царь Иоанн повоевал Новгород, много тамошних дворян он переселил в московские земли и определил их на службу. Среди них был Ефим Новиков по прозванию Курдюм. У него народилось несколько сыновей. Один из этих сыновей, Степан, попал в крымский полон и провёл в чужой земле тридцать лет. И вот он-то сбежал из полона и сообщил, что на нашу землю готовится очередной набег… Так вот, Борис Фёдорович, узнав об этом, приехал из Новодевичьего монастыря, собрал войско и пошёл навстречу басурманам. Стало войско на Оке под Серпуховом, где переправы удобные. Татары узнали, что против них стотысячная рать выступила и готова к отпору, и не рискнули набег делать… Правда, люди говорят, что и не собирались крымчаки нападать, что это царь Борис силу свою соседям показать хотел, ну да только тут уж… - он развёл руками. – Так вот, узнав, что татары не пойдут на царство, царь Борис Фёдорович устроил пир для всего воинства, да такой богатый, что все служивые люди остались очень довольны. Когда венчался он на царство, сказал: «Бог свидетель сему, никто же убо будет в моём царствии нищ или беден!». Всем стрельцам, да и другим служилым людям сразу выдали двойное годичное жалование…
- Неужто сразу по десять рублёв? – ахнул Логвин. – Каждому?!.
- Кому по десять, а кому и поболе, - махнул рукой Савва. – Ты дальше слушай! Купцам два года разрешили беспошлинно торговать. Вдовам и сиротам из казны помощь выделили. Все остроги, темницы, даже ямы долговые открыли и всех выпустили, даже татей нощных, и всем вспомоществование дали… 
- Дела-а…
- Ты дальше слушай! Всех инородцев на год освободили от податей… - Савва вдруг засмеялся. – Знаешь, что папаня Васьки нашего, учителя, сотворил? К нему ведь после возвращения из полона прозвание Башкирец прилипло… Так он сказался и впрямь башкирцем и не платил ничего – видать, подмазал писаря-то полкового… Хотя с мздоимством боролся царь-батюшка, с разбойными людьми только был жесток, так и тати перевелись у нас… 
- А у нас разрешил крестьянам переходить к другому хозяину, - вспомнил Логвин. – Так к нам две семьи пришли…
- Значит, добрые хозяева вы были, - сделал вывод практичный Савва. – К плохим-то не переходят…
- Родителя моего очень в округе уважали, - согласился Логвин. 
- Ну вот, поначалу, рассказывают, стрельцы, да и вообще все очень довольны были. А потом замечать стали, что Борис Фёдорович меняться начал. Всё больше к иноземцам благоволит. Какую-то царскую гвардию, - Савва произнёс это непривычное слово чётко, с явным пренебрежением, - завёл сплошь из иноземцев. Наши отцы-деды ливонцев с Иоанном Василевичем, с князем Иваном Петровичем Шуйским били, а Годунов из них личную охранную тысячу набрал, нашего брата, стрельцов, чурается. Знахарей иноземных выписал… И главное, деньги им такие платит, что нашим и не снились!.. Ну и начал народец говорить, что негоже от отцовских обычаев отрекаться. Ну и бояре тоже недовольны, понятно. Которые и царя Бориса держатся, и те недовольны, а те, которым он соли на хвост насыпал, те и вовсе   супротив него начали говорить… А в прошлом годе Борис-то Фёдорович заболел, да сильно заболел, его к боярам даже на носилках выносили, так болел. Думали, не жилец. Я-то уже здесь, в стрельцах, к тому времени состоял, помню хорошо, как тут всё происходило. Волноваться все начали: мол, как опять быть, без царя-то? Царевич-то юн ещё, в возраст не вошёл, Фёдор Борисович Годунов-то. Ему всего-то лет десять или одиннадцать… Бояре опять начали смуту творить, кому новым царём становиться… Ну а царь Борис, когда выздоровел, про всё то прознал. Тут и началось. Только и слышно, того изменником выкликнули, то этого… Начали доносы слушать… Сейчас любой может донос подать, на кого донесли, того сразу в Разбойный приказ забирают, и уж потом разбираются, правду донесли, или облыжно… Холоп князя Шестунова донёс на своего господина, что тот, мол, замышляет против царя. Донос ложным оказался, но доносчика знатно наградили. И тут такое началось: все доносить начали…
Логвин слушал и томился от услышанного. Как это на человека донести облыжно? Не понимал. 
Однако хорошо понял, насколько вошёл в доверие к Савве, что тот делится с ним такими мыслями.
- Вот и говорю я: сторожись болтать что ни попадя. Если кто донесёт – никто и вступаться не станет.
- Так я ж ничего… - слегка оробел Логвин.
- Ничего, да чего!.. – жестковато отозвался Савва. - Оно ведь как: прав царь или неправ, а он всем миром на трон посажен, потому бог за него. Он лучше знает, что делать. Не верит боярам да стрельцам, значит, правильно, значит, так тому и быть, - похоже, Савва вконец запутался в хитросплетениях политики, потому противоречил себе. – Бояре же, замышляя против царя, изменники и есть. Вон Богданка Бельский на что уж в силе был. И чего не хватало?.. Послал его царь-батюшка строить Борисов-град. Бельский работным людишкам хорошо платил, они и работали у него добре. Оно ведь как: коли платят, так и работаешь, а не будешь работать – другого наймут, работников-то больше, чем мест, где хорошо платят!.. К нему с благодарностью подошли, а он и скажи: мол, Борис – царь на Москве, а я – царь в Борисове! Он-то просто пошутил, может, и без умысла! А Борису Фёдоровичу тут же и донесли. И где нынче Бельский? В ссылке!.. И это я тебе только про то сказываю, о чём с Лобного места объявляли, на Красной площади. То-то ж…