9 Жизнь моя сложилась так, что долгие годы родная милиция...

Жизнь моя сложилась так, что долгие годы родная милиция не касалась своим зорким взором моего российского паспорта, а остальным было пофиг.
Я то жил за границей, то летал туда прямыми рейсами, напрочь забыв, где пылится мой российский паспорт – зарплату мне давали и так.
Но однажды меня угораздило возвращаться из США во Владивосток через Москву, и этот паспорт я с собой прихватил. Это было жуткое время, когда в Москве рвались жилые дома, а в Шереметево-2 под личиной таксистов дежурили сплошные гопники. Бандиты покруче выхватывали опытным глазом перспективных жертв еще на выходе из самолета.
Я был идеальной жертвой – летел один-одинешенек с крупной для меня коллекцией бледно-зеленых портретов Джорджа Вашингтона в кармане.
Я не сомневался, что на моем открытом интеллигентном лице эта сумма будет отпечатана самыми крупными буквами.

Поразмыслив над ситуацией, я решил косить под пролетария. Еще в Хьюстоне я купил контактные линзы, которых до этого терпеть не мог, оделся во все черное и неброское, включая потертую кожаную кепку, и за два дня до отлета перестал бриться. Сутки перелета с пересадкой в Атланте и ночью в JFK довершили мое вхождение в образ – вместо бесхребетного задумчивого интеллигента по трапу самолета спускался озверевший тертый перец без следов даже среднего образования на лице. На меня не позарился ни один таксист – видимо, признали за своего. Я прошел сквозь эту стремную орущую толпу как нейтрино и добрался на микрике в
Шереметево-1 без всяких проблем. Проблемы начались при посадке на владивостокский рейс.
Невесть откуда взявшаяся в таком количестве милиция отвела меня под белы руки в отдельную комнатку и попросила предъявить паспорт.
При взгляде на его титульную страницу милиция принялась ржать, без слов показывая мне пальцем то на фотку в паспорте, то на зеркало. «Надо было все-таки вклеить фотку на 25 лет» — с тоской подумал я.

Со школьной фотографии на меня трогательно смотрел наивный, светлоглазый, ни разу не целованный очкарик-отличник, из глаз которого светилась вся российская литература вперемежку с мировой наукой. А из зеркала на меня злобно таращилась насмерть загорелая под техасским солнцем, густо заросшая черной щетиной, совершенно чеченская физиономия в черной кепке. Под сильными линзами в помещении зрачки расширились и казались угольно-черными, глаза бешено сверкали – я опаздывал на рейс.
Это были глаза человека, который видел все в своей жизни, но бомбу свою не отдаст никогда.
Довольно скоро мне стало ясно, что этим рейсом я во Владик не попадаю – мой город уже спал, время для проверок и разборок наступит позже.
Спешить мне было некуда. Черт несет меня шутить не вовремя в стрессовой ситуации. Я широко и криво ухмыльнулся прямо в лицо родной милиции, обнажив длинный ряд по-волчьи белых зубов со стальными и золотыми коронками на периферии, и недоуменно произнес с откуда только взявшимся кавказским гортанным акцентом:

— Нэпохож, да?