Вернёмся к Максиму Горькому. Последние годы жизни и смерть
Последние годы жизни Горького, также, как и его смерть, целиком определялись отношениями Горького со Сталиным. Но начнём сначала…
Максим Горький окончательно вернулся в Советский Союз в 1932 году, его любимая Италия к этому времени стала фашистским государством, в Германии нацизм приобретал всё большую популярность, и легко было предвидеть, к чему это приведёт. Европа становилась неуютным местом. А в Советский Союз Горького всё время приглашали, заманивали обещаниями. В Советском Союзе его любили, он был здесь самым главным писателем. Он решился, просто деваться было некуда.
Сталин мечтал о его возвращении. У Горького была международная известность и безупречная репутация, и дружба с Горьким обеспечила бы соответствующую репутацию и Сталину. Сталин хотел слыть не только великим государственным деятелем, но и заботливым отцом народа, не щадящим живота ради его блага, и вообще гуманистом. Ради того, чтобы создать о себе такое мнение, Сталин готов был на всё.
Вернувшегося на родину писателя Сталин сразу окружил грубой лестью. На поэме Горького «Девушка и смерть» Сталин собственноручно написал: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте». Любовь побеждает смерть. Горький – великий писатель, но есть и у него одно совершенно графоманское произведение, и это поэма «Девушка и смерть». Это своё юношеское произведение он никогда не публиковал. В июле 1917 года он, непонятно зачем, опубликовал эту поэму в своей газете «Новая жизнь». В этой газете он публиковал материалы с критикой революций, февральской и октябрьской. Из материалов этой газеты была потом составлена книга «Несвоевременные мысли». Появление поэмы «Девушка и смерть» в этой газете для меня загадка. Кстати, эта надпись Сталина на поэме «Девушка и смерть» говорит о том, что наш гений человечества «Фауста» Гёте не читал. Вероятно, он судил об этом произведении по опере Гуно «Фауст». Это Гуно написал оперу про любовь, а Гёте написал свою трагедию совсем о другом. Возможно, Горький даже поверил, что Сталину действительно понравилась его поэма, и даже поверил в достоинства своей поэмы. Как писал наш великий баснописец Иван Андреевич Крылов, «Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок». Вот такой уголок в сердце Горького его высказывание о поэме Сталину обеспечило, и он расположился в этом уголке очень комфортно. Горький сам не мог объективно оценить свою поэму. Пастернак писал о художнике: «Но пораженья от победы ты сам не должен отличать». Вот Горький не знал, победа эта поэма или поражение. Сталин сказал, что победа, и Горький охотно поверил. Он вообще довольно продолжительное время находился под обаянием личности Сталина, и этому не нужно удивляться. В таком же положении оказались все, в ком Сталин был заинтересован и с кем общался лично. Он обладал особой способностью чувствовать собеседника и превращаться в того, кого этот собеседник считал бы идеальным человеком. Эдвард Радзинский ввёл в обиход понятие «театр Сталина», и такой театр действительно существовал. Актёром в этом театре Сталин был гениальным.
Ему удалось обмануть Бернарда Шоу. Бернард Шоу на западе был лидером общественного мнения, был совестью западной интеллигенции, авторитет его был непререкаем. Сталин знал об этом, ему очень важно было, чтобы Бернард Шоу оказался на его стороне. Шоу приехал в Советский Союз в 1931 году, чтобы отметить здесь свой 75-летний юбилей. У Бернарда Шоу к России было особое отношение. Он прочёл недавно переведённые на английский язык ромы Льва Толстого «Война и мир» и «Анна Каренина», и они произвели на него большое впечатление. Он стал интересоваться Толстым и толстовством, и не только, и открыл для себя Россию. Россия представлялась ему неким другим миром и этот мир вызывал у него интерес и большую симпатию. Его встретили народные шествия, люди несли плакаты с приветственными лозунгами и портреты писателя. Шоу не планировал встретиться со Сталиным, но Сталин пригласил его в гости, и, конечно, писатель это приглашение принял. Его беседа со Сталиным продолжалась два с лишним часа. И всё, что Сталин сказал Бернарду Шоу, тот принял за чистую монету, ни в чём не усомнился. Уже был голодомор, уже была фактически насильственная коллективизация, Бернард Шоу не мог не знать об этом, но это знание он как-то игнорировал. Он поверил всему, что говорил Сталин, не усомнился ни в чём. И вернувшись домой, он написал о Сталине именно то, чего хотел Сталин, в частности, он написал, что «Сталин – гигант, остальные политики – пигмеи». Его друзья говорили, что он «без ума от Сталина». Он полюбил Сталина любовью, портрет Сталина всегда висел в его кабинете.
В 1936 году в Советский Союз приехал Лион Фейхтвангер. Он приехал, чтобы встретиться с Горьким, но Горького уже не застал, разминувшись с ним всего в неделю. С Горьким он не встретился, а со Сталиным встретился, встреча произошла по инициативе Сталина. Сталин беседовал с Фейхтвангером более трёх часов. Фейхтвангер поверил всему, что говорил Сталин, он чуть ли не одобрил массовые репрессии, которые уже начались. Фейхтвангер написал книжку «Москва 1937», она у меня есть, её читаешь с изумлением. Но кроме этой книжки, Фейхтвангер ещё много чего написал о Сталине, что вообще читаешь и глазам своим не веришь. Я вам непременно дам это прочесть.
Про отношение Герберта Уэллса к Сталину я написала в прошлом посте, но повторю. Герберт Уэллс не сочувствовал левым идеям, не видел, что революция будет благом для России. После приезда в Советский Союз в 1920 году написал книгу «Россия во мгле». Когда он во второй раз приехал в Союз в 1934 году, его мнение о нашей стране не изменилось. Но лично Сталин ему понравился. Процитирую еще раз то, что он сказал о Сталине: «Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нём нет ничего тёмного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России». Вот, казалось бы, писатель. Должен быть душеведом, но Сталина не разглядел.
А вот Андре Жид всё увидел правильно и всё понял. Увидел всю ложь и фальшь, которые, как ему казалось, настолько шиты белыми нитками, что это может вызывать только смех. И Андре Жид написал об этом, вернувшись во Францию. Но смех это вызывало только у Андре Жида. То, что написал Фейхтвангер, - прямая полемика с тем, что написал Андре Жид. Фейхтвангер его попытался прямо-таки уничтожить. Но, в отличие от Бернарда Шоу и Лиона Фейхтвангера, у Андре Жида не было личной встречи со Сталиным. Если бы она была, то, возможно, и Андре Жид не устоял бы перед личным обаянием Сталина и присоединился бы к тем, кто его прославлял.
А для того, чтобы охмурить Горького, Сталин устроил грандиозное шоу, в котором участвовала вся страна, причём, в отличие от Сталина, все остальные участники шоу были совершенно искренни, что очень работало на замысел Сталина. Горькому в Москве обеспечили идеальные условия жизни. Его поселили в самом красивом особняке, который Фёдор Осипович Шехтель построил для миллионера Рябушинского. Правда, великий писатель не оценил творения великого архитектора, он устроил в особняке несколько дополнительных ванных комнат, нарушив первоначальный замысел, и повредил великолепную лестницу. Кроме особняка Рябушинского, Горькому предоставили ещё и дачу в подмосковных Горках и виллу в Крыму. Горького снабжали продовольствием так же, как и самых первых лиц государства, и даже лучше, его любимые папиросы ему привозили из Египта. Широкая кампания лести Сталина Горькому выразилась ещё и в том, что именем Горького стали называть города, улицы, учебные заведения, клубы и пр. Нижний Новгород, где Горький родился, получил его имя, Литературный институт, организованный В. Брюсовым и носивший имя Брюсова, стал носить имя Горького. Именем Горького назвали МХАТ, на занавесе которого почти с начала его основания была изображена чеховская чайка, и все воспринимали его как театр Чехова, имя которого он носит сегодня. Главная улица в Москве стала называться улицей Горького. Именем Горького назвали самый большой в мире самолёт, построенный в нашей стране. Некоторое время Горький, оглушённый всей этой лестью и искренним восторженным приёмом и любовью советских людей, потерял ориентацию и не понимал, что на самом деле происходит вокруг него.
Он получил возможность заняться своим любимым делом, тем, что у него так хорошо получалось – широкой просветительской деятельностью и организацией издательского и литературного процесса. Ещё до своей эмиграции из России он стоял во главе трёх крупных издательств — «Знание», «Парус» и «Всемирная литература». И до эмиграции в 1919 году по инициативе Горького был открыт «Дом искусств» (ДИСК), прообраз писательского профсоюза, где проводились лекции, чтения, доклады и диспуты, писатели общались и получали материальное вспомоществование по профессиональному признаку. По возвращении в Советский Союз Горький продолжил работу в этих двух направлениях, он основывает большое количество печатных изданий, книжных серий, среди которых «Жизнь замечательных людей», «Библиотека поэта», «История гражданской войны», «История фабрик и заводов». В 1934 г. Горький был избран председателем Первого всесоюзного съезда советских писателей, на котором был принят устав Союза писателей СССР. Горький рассматривал Союз писателей как профсоюз, у которого те же цели и задачи, что и у профсоюзов трудящихся всех других областей деятельности. Профсоюз должен защищать материальные интересы трудящихся и создавать благоприятные условия для их труда. Этим должен был заниматься и Союз писателей. Горький никак не рассматривал Союз писателей как политическую организацию, в каковую он превратился.
Продолжение следует.