Богатырь за письменным столом
К 150-летию со дня рождения Александра КУПРИНА.
Эссе Александра БАЛТИНА.
1
Крепкая основательность и весомая плотность фразы Куприна, точно идущие от телесной его, с богатырской традицией связанной силы (у него и пьянство было не забубенное, отчаянно-русское, а от щедрости натуры, не знающей преград, живущей избытком).
Точно мускульное напряжение фразы дает зримость картин и узнаваемость образов.
Но – мощь множится на сострадание, ибо голая, как стыд, мощь будет нарушением русских правил.
…вот срез публичного дома из хрестоматийной «Ямы»: и какой теплотой овеяны павшие! Будь его, писательская власть, поднял бы их, даже вознес – за вектор страдания, что привел сюда, в черный цвет смрадной ямы.
Галерея лиц, каталог типажей: Куприн вообще, казалось, каталогизировал все типы русского общества.
…вот поп, корпусом могутный, как лодка – поп, которому надо анафемствовать графа Толстого – а он, зная, чем грозит непослушание, возглашает Льву многая лета, ибо что же еще можно пожелать Льву мысли и литературы.
…слезы в глазах Желткова – и слезы юных читателей прошлых поколений над «Белым пуделем».
Пуды жизненной соли съевший Куприн, чтобы так познать общество, его корни, его дух; исколесил Россию, бескрайность ее впустив в собственные кровь и душу, чтобы создать поэму, эпос о ней.
Ибо суммарно свод прозы Александра Куприна – это именно своеобразные эпос своего времени, помимо кристаллов художественности имеющий ещё и историческое, этнографическое, метафизическое значения…
2
Он передает фактуру мира – от обивки дивана до внешности персонажей – с такою ясностью и выпуклостью, что сомнений ни в чем не может возникнуть.
Фантазия не нужна: достаточно яви.
Ее достаточно для исследования и описания, и яма, подстерегающая черной сутью, одна из тем, мимо которой писатель, анализирующий механизмы социума, и человек с горячей совестью не может пройти.
Все житейски банально, никто не задумывается, многие пользуются.
Свалка общественного греха.
Тяжелое бремя порочности.
Галерея женщин, распятых чужой похотью, введенной в заданные нормы.
Острые грани характеров.
Плавное отсутствие личностей.
Уровень художественности, с какою подается материал, таков, что в описываемую реальность можно войти.
Разумеется, борьба с проституцией есть вариант Сизифова труда.
Разумеется, талант, сострадание, боль задругих не могли позволить писателю и человеку Куприны пройти мимо Ямы.
В результате чего явился литературный шедевр, пронизанный – через стилистику, через образный строй – призывом жить по-иному.
Но призывы сии редко действуют на людей.
3
Космос Куприна густо напитан жизнью, и, вбирая в себя ее образы и гармонию, не менее мощно, чем устроены ее вибрации, вибрировал вечностью – точно жизнью тех поколений, что будут вновь и вновь открывать его книги, словно окна, предлагающие славные виды.
…все равно славные, ибо какова бы ни была жизнь, ее объемы и величие искупают все беды, все, с лихвою.
«Юнкера» повествуют о жизни Александрова: юнкера Московского Александровского училища.
Роман автобиографичен; роман об офицерстве, являющийся своеобразным итогом военной темы в творчестве А. Куприна – широко и детально разработанной, проявленной множеством колоритных подробностей и подлинностью судеб.
Проза Куприна точно светится честью и достоинством: ее невозможно представить низкой, стелящейся по земле: даже когда речь о проститутках, о жизни Ямы – мера сострадания высока, равно высок уровень неприятия пошлости и похоти людской, проедавшие все социумы, во все века…
В противоположность «Поединку» тема «Юнкеров» звучит духом непобедимости и бессмертия (как знать, может быть, единственный вариант последнего есть книги, переживающие автора надолго?..).
Быт Александровского Училища воссоздан с такой детальностью, что мир страниц будто открывает лестницы в былое: сходи, узнаешь всё сам, собственной судьбой.
Товарищи, преподаватели и офицеры-воспитатели, первые литературные опыты-эксперименты Александрова-Куприна, и любовь, отдающая безумием – тоже первая: все собрано густо, а язык, сочный и смачный, с которым соприкоснувшись – не забыть.
Но «Юнкера» еще и вдохновенное повествование о старой, удельной Москве; Москве «сорока сороков», Екатерининского института благородных девиц, Иверской часовни Божьей Матери; контуры Арбата, Патриарших прудов проступают – такие другие сегодня, почти неузнаваемые; и дымка летучих, лёгких, ажурных воспоминаний колышется легко и нежно, и хочется вновь и вновь обратиться к великолепным страницам русского классика…
4
Сила самореализации – самая важная для человека; векторы ее различны: в творчестве, в рутинной работе, в детях…
…возможно в чем-то, что покажется ничтожным для других – в коллекционирование, например.
Но сила реализации в любви может быть гибельной – и ужас ли это, или высшее счастье, знают только те, кому выпало подобное…
В середине августа на побережье Черного моря приходит непогода, и большая часть обитателей курортов переселяется в город, оставляя свои дачи: княгиня Вера Шеина остается на своей, поскольку в городском доме бушует ремонт.
Чудные дни ранней осени! В день именин ожидаются гости, муж, уехавший по делам, должен привести их.
Анна помогает по хозяйству, все мирно, ладно.
Золотой браслет с пятью крупными гранатами, и скромный чиновник Георгий Желтков, совершивший подношение, увидевший Веру на цирковом представление, издалека, влюбившийся… как не бывает.
Или бывает – но в нашу современность подобного высокого трепета не встроить: все у нас слишком прагматично, серо, скучно.
Пять камней-гранатов пылают: их лучи выбиваются из реальности, разбрасывая огни метафизического свойства.
Гранатовый браслет будет возвращен, и, твердя крепкие слова молитвы, Желтков благодарит силу сил – за силу дарованного чувства.
Немножко ирреально – и вполне из жизни.
Вера плачет под великую музыку, уже после того, как несчастный-счастливый чиновник застрелился; маленький человек, живший немыслимым светом ее существования.
Такова была его самореализации: узнать величие чувства, и, оставшись в нем, самовольно прекратить жить.
Искаженная, может быть, самореализация – но какою высотой чистоты звучит она в бездне повести Куприна!
5
Конфликт, завязанный туго; онтологический узел отношений крут: интеллигентно-романтическое мировосприятие всегда будет противостоять затхлости мещанского: в ком бы ни проявлялось оно: в торговце, военном…
К сожаленью, любая высота – в области личностного устроения человека – сталкивается со слишком плотно данной материальностью мира, в которой многим чрезвычайно уютно.
Конфликт «Поединка» Куприна из этой области: интеллигентный юноша и захолустный полк с его провинциальными, свинцово-дегтярными нравами…
В «Поединке» нет духа непобедимости и благородства, который овевал обычно военную тему, трактованную Куприным; тут все снижено – и до «Юнкеров» еще дело не дошло.
Муштра и пошлость; все смелое и буйное в повести связано именно с интеллигентным образом мира; провинциальность худшего рода: замшелая, косная, кривая…
Пыльный дикий городок Проскуров.
Вечно завязанный узел конфликта: таких и в наши дни сколько угодно.
Вневременное значение повести, плотно привязанной к определенному временному отрезку…
6
Магическая красота Соломона, мудрость, поднимающая выше зримых слоев небес; лебвеобильность…
Жизнь – как медовые соты; жизнь, как сплошная, тотальная радость, избыточный виноградник…
Кстати, именно в винограднике Соломон видит Суламифь: рыжеволосую красавицу, работающую, напевающую…
Соломон, знающий язык зверей и птиц, способный зачаровывать джиннов, понимает, что не понимает многого: так пышно раскрывается новая старая бездна любви.
Ослепление, сверкающее языками огня: и не надо ясности зрения: нужна одна волшебная песнь любви.
…сердце Астис, наливающееся невыносимой, бременящей злобой; начальник стражи Элиав, давно влюбленный в нее, готовый выполнить самое черное приказание…
Суламифь, вся поющая туго натянутой струной любви, чувствует свою смерть – и она приходит…
То есть – мы, смертные, какими бы яркими не были, не можем выиграть: это прерогатива богов, распоряжающихся нашими судьбами.
Но они даруют нам иллюзию победы – иногда, и ненадолго; а о чем, уединившись в судилище, думает Соломон, едва ли возможно узнать…
Александр БАЛТИН