Проснувшись в отеле Петропавловска-Камчатского на следующий день после визита на Козельский полигон ядохимикатов, я понимаю, что не приблизился к решению загадки с отравлением Тихого океана. Быстро просмотрев новостные каналы в Telegram, прихожу к мысли, что я не одинок. Никто пока еще не приблизился.Максим, местный активист из проекта «Береги Камчатку», вместе с которым я ездил к устью реки Налычева, откуда могла пойти отрава, собирал у водоемов, где мы останавливались, образцы воды и пены. Он передал их журналистам из «Настоящего времени» — Анне и Александру.Вместе с ними я отправляюсь в лабораторию Камчатского филиала ВНИРО. Аббревиатура от «Всероссийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии». На собранные образцы у меня надежды мало: из баночки объемом 150-200 мл ничего толкового не выжать даже при желании. Для исследования необходимо больше вещества — литра полтора как минимум.Но это даже не главная проблема. Зная российскую бюрократию, я уверен, что нас просто пошлют подальше. Однако это не повод не пытаться.Поиск без адресаВодитель такси выбрасывает нас перед странным скоплением зданий. На огороженной забором территории нашлось место автомастерским, стоянке, каким-то мрачным безжизненным складам. Возможно, где-то здесь и лаборатория. Адрес ведь тот самый, что нам дали по телефону во ВНИРО.— Добрый день! У вас тут лаборатория есть? — интересуюсь я у одного из слесарей.— Никогда не слышал, — отвечает парень и ведет нашу группу из трех человек к охраннику на входе.Тот развеивает остатки сомнений. Ученые на подконтрольной ему территории не работают. Выходим на улицу, осматриваемся, пытаясь сообразить, в каком из зданий могла бы быть лаборатория. Google как назло не собирается помогать.К счастью, среди прохожих находится человек, который понимает, куда нам надо. Мы приехали к дому 79, а нужно было — к 79а.— Возвращаетесь на основную дорогу и идете вниз с горки. На первом светофоре вам налево. Спускаетесь дальше, и потом опять налево. Там по правую руку будет административное здание. Это институт, в нем должна быть лаборатория.Идем дальше, пытаемся следовать инструкции. Местность вокруг не способствует уверенности, что мы выбрали верный путь. По правую руку склады с надписью «Рыба», слева просто никакой жизни. Тротуаров нет, да и дорога становится все хуже. Однако казенная трехэтажка института в конце маршрута обнаруживается.В лаборатории, как нам показалось сначала, вообще никого нет: пустой коридор, пустая комната со склянками, на «здравствуйте» никто не отзывается.Но тут следом за нами внутрь заходит худой невысокий мужчина, бодрый, с живыми манерами. В руках у него продукты для обеденного перекуса. Знакомимся. Мужчина представляется Максимом, в лаборатории он трудится на должности ведущего инженера. Анна интересуется, может ли он с коллегами исследовать собранные накануне образцы.К моему удивлению, Максим забирает баночки с водой и донными отложениями, хотя и сетует, что вещества для работы очень мало. Вторая проблема — это сложное оборудование, которого в лаборатории ВНИРО в Петропавловске-Камчатском просто нет.Чтобы искать «то — неизвестно что», необходимо использовать хроматограф, объясняет Максим.— Мы можем только проверить образцы на какое-то конкретное вещество, — говорит он.Спектр веществ, которые можно попробовать поискать, тоже ограниченный. На фенолы и нефтепродукты в лаборатории воду могут проверить, а вот провести испытания на мышьяк не получится.Сходимся на том, что можно поискать фенолы. Максим обещает рассказать о результатах через 7-10 дней. К этому времени меня в Петропавловске-Камчатском уже наверняка не будет.Мы предлагаем эксперту взглянуть на фотографии вспененных рек, которые мы сделали накануне, и оценить теорию о том, что пена — это нечто природное, какие-то вещества, которые вынесло из болот.— Нет, такого быть не может. У этого явления явно антропогенный характер. Морская пена совсем другая.По словам Максима, пена на поверхности рек и океана могла образоваться в результате распада попавшего в воду вещества. Произошла химическая реакция, и одно соединение могло уйти на глубину, а другое в виде пены подняться на поверхность. Что именно за вещество могло дать такое разложение, Максим сказать не готов — чересчур много вариантов.Зачистка местностиПосле того как мы закрыли вопрос с экспертизой, осталось только два способа добыть новую информацию о загрязнении. Первый — выйти в море и найти отравленную воду, рядом с которой у людей начинала болеть голова и першить в горле. Второй — обследовать бухты, где было больше всего мертвых морских звезд и морских ежей (серферы еще в первый день мне рассказывали, что многие почему-то думали, что трупами был завален Халактырский пляж, хотя на самом деле они были в другой локации).Первый вариант очевидно был интереснее, но сходу реализовать его не получалось — найти катер, готовый выйти в море охотиться за пятном, оказалось не так просто.Со вторым помогли все те же активисты из проекта «Береги Камчатку». Но на этот раз не Максим, а его товарищ Тарас с супругой Татьяной.Наша цель — это три бухты: Малая, Средняя и Большая Лагерные. Добираться вновь приходится по ухабам, хотя дорога не такая протяженная, как до Халактырского пляжа, а от некоторых городских участков захватывает дух. Морские пейзажи перемежаются с видами сопок, укрытых рыжим ковром деревьев. Дома, конечно, все портят. Это Дудь в своем фильме верно подметил, жаль, не передал ощущения того, насколько этого серого пятиэтажного жилья здесь много.Еще один антропогенный фактор, разрушающий красоты Камчатки.Если Халактырский пляж — это олицетворение бесконечности на отдельно взятом участке суши, то три бухты, куда нас привезли ребята, — что-то совершенно иное. По масштабам Камчатки, они очень скромные. Обойти каждую из них из конца в конец ничуть не сложно. Мешает только ветер, который неистово колотит со стороны моря. Подойдешь поближе к воде — кидает тебе в лицо мокрую соленую взвесь.Голова, кстати, не болит. И никакого першения.— Видите белые барашки на воде? Значит, шторм будет усиливаться.— Сегодня.— И сегодня, и завтра. Только к пятнице должно успокоиться.С одной стороны, это плохо. Найти капитана, который выйдет в море в такую погоду, — задача почти нерешаемая. Но можно найти и плюсы: именно после шторма в начале октября на берег выбросило мертвых морских обитателей.Сейчас в трех бухтах почти не осталось следов тех сбытый. За неделю океан успел прибраться за собой и большую часть мертвых звезд и морских ежей утащил обратно на дно. Часть забрали сотрудники Росприроднадзора и активисты Greenpeace. Только в Средней Лагерной на небольшом отрезке пляжа сохранилось кладбище морских ежей. Течение в этом месте работает так, что океан постоянно что-то туда выбрасывает и не забирает. Это видно даже новичку: почти на всем полумесяце бухты — песчаный пляж, а там, где мертвые ежи, — камни.На всякий случай переспрашиваю у ребят, не сегодня ли их выбросило. Сам я сомневаюсь: очень уж иссохшими выглядят ежи, издалека я даже не различил их на камнях.— Нет, уже давно лежат.Брать трупы на анализы не имеет смысла: в Петропавловске-Камчатском их не сделают, а для Москвы это недостаточно ценный груз.И если я приехал на пляж, чтобы посмотреть, что осталось от «ковра» из мертвых морских обитателей, то у Тараса и Татьяны другая подспудная задача — прибрать мусор в округе: обертки, пластик, бутылки, много всего. Часть вынес океан во время шторма, часть оставили не самые сознательные люди.Мы с Анной и Александром присоединяемся к ним после оказавшегося не слишком продуктивным изучения мертвых ежиков. Используем редкий шанс для журналиста принести пользу обществу.— А этот мусор потом как-то перерабатывается? — интересуется Анна.— Нет, идет на свалку, — отвечает Тарас. — У нас нет переработки.— На свалку, которая рядом с городом? — уточняю я. Полигон расположен практически в городской черте. Я видел его, когда ездил на Халактырский пляж.— На ту, которая рядом с океаном, — отмечает еще одну особенность расположения полигона Тарас.Хитрый и вредный зверьТолько поздно вечером появляются первые реальные подвижки в поисках катера для похода за зараженной водой. Местный активист Сергей Соловьев, в первый день помогавший мне с организацией похода к реке Налычева и на полигон ядохимикатов, отыскал капитана, который в начале октября видел пятно рядом с мысом Опасный и даже доставал крабов из ловушек на том участке, где прошла неведомая отрава. Он был согласен рассказать о тех событиях и выйти в море, когда уляжется шторм.Встречу с капитаном мы назначили на утро четверга.Владимиру Григорьевичу, владельцу лодки Sea Amigo, — восьмой десяток. Он родился в Ленинграде, поколесил по всей стране (отец — военный), но большую часть жизни провел на Камчатке.— Слишком красиво, чтобы уезжать, — признается Владимир Григорьевич, пока мы едем на его машине к причалу, где стоит лодка. Шторм по-прежнему такой силы, что в море не выйти, но хочется посмотреть на судно своими глазами.Владимир Григорьевич начинал на Камчатке начальником Карагинского маяка. По его словам, в советские годы Карагинский (по имени острова, на котором он расположен) на Дальнем Востоке считался самым большим маяком и самым лучшим.— Двадцать пять человек там работало. Все люди разные, кто — судимый, кто — какой. До меня они начальников каждый год снимали: пишут жалобу, и его убирают. Но меня в первый год начальство поддержало, а потом я сам сумел порядок навести, кого-то набрал, кого-то выгнал. Работать, правда, приходилось круглые сутки.Правда, когда Владимира Григорьевича вербовали на маяк, ему обещали другие перспективы: охота и рыбалка — круглый год.— На кого на Камчатке охотятся? На медведя? — интересуюсь я. Про медведей я точно знаю, что их здесь много, и мне кажется логичным, что охота ведется на них.Оказалось, что нет. Охотиться местные предпочитают на пушного зверя. Один из самых ценных трофеев — росомаха. В советские годы из ее меха шапки для полярников делали.— Очень хитрый и очень вредный зверь. Если в землянку залезет, то все перевернет, своими лапами все перетрогает, все перепортит, банки, кастрюли… И запах — сильный, неприятный. Думал, поймаю тебя — кишки на руку намотаю. В капкан почти никогда не попадается, да еще и запах после себя оставляет, и другой зверь после этого в них не идет. Сама она приманку из капканов таскать легко может: ложится на брюхо, ползет к нему и лезет туда аккуратно пальцами — чтобы не зажало.Лодка Владимира Григорьевича стоит у небольшого деревянного пирса. Рядом такие же маломерные катера. На бортах у всех рядом с латинскими буквами переплетения иероглифов. На Камчатку лодки, как и автомобили, массово гонят из Японии. Эта техника почитается, как неубиваемая.Краба съели?Спрятавшись от ветра в каюту наконец решаем поговорить о деле.— Когда последний раз клевала рыба?— В середине сентября она еще брала, а примерно 20-го числа — исчезла.— И какие мысли были?— Начал спрашивать, интересоваться, куда делась рыба. Говорят, дальше за Налычева, там ловится, а здесь — нет, кончилась рыба. Потом еще раз пошел через три дня. Опять — нет. Думаю, такого не бывает. Тут каждую минуту таскаешь рыбу. Даже если небольшой палтус попадется, и то интересно, а тут — никакой рыбы. Перед этим ходили — десять видов рыб поймали.— Крайний раз 2 октября выходили?— Сейчас, когда к нам туристы приезжают, а они порыбачить хотят, мы их честно предупреждаем — только прогулка, рыбы нет. А тут ребята подходят знакомые и говорят: «Порыбачить охота». И я предлагаю: «Давайте тогда на мыс Опасный пойдем». Опасный — это далековато, за островом Старичкова. И мы когда за этот остров зашли, там рыболовочка была любительская на краба.— Вы ее давно ставили?— Да, раньше ставил. Достали, а там три или четыре штуки. Ну и в ведро их положили. В этом месте течение сильное от берега, и если какая-то гадость идет, то оно ее выдавливает. Поэтому там краб еще сохранился. Ну я решил тогда зайти еще в бухту, где течение слабое, и смотрю, там вода — настоящий бульон. Я сначала подумал, что это планктон поднялся. Потом вижу, что нет. Но маслянистого пятна не было, только цвет воды поменялся. Сам ощутил, что глаза слезятся и першение в горле.— Это все люди на катере почувствовали?— А я не спрашивал. Мы же тогда еще не знали, я узнал это вечером, когда снимки накачали выкладывать в интернет. Крабы, кстати, к тому времени уже были дома и сваренные. И я забоялся их кушать. Жена мне говорит: «Не смей их есть!» Но мне жалко стало, и я беру и съедаю две ножки. Проверить. Было десять вечера. И в двенадцать я почувствовал, что почки начали болеть. Головная боль пошла, давление выросло. Я таблетки выпил, антибиотик, на всякий случай, и уснул. Утром проснулся — нормально, только голова немного побаливала. Звоню своим друзьям, с которыми мы ходили, и спрашиваю: «Краба съели?» Говорят, что нет, боятся есть. Предупреждаю, чтобы ни в коем случае не ели, потому что он нахватал заразу.— Рыбу тоже ловили тогда?— Да, далеко пришлось уйти, к глубине 60 метров. Это километра три-четыре от мыса. Я принес жене и отдал: «Навагу пожарь». Навага ведь свежая — очень вкусная. Жена говорит: «Я не могу ее чистить, потому что она уже разложилась». Думаю, как она может разложиться, если поймана только что?.. Прошло шесть часов. Жена повторяет: «Посмотри. Мясо от костей отваливается. Такую рыбу я не буду готовить». И она ее сразу выбросила.Владимир Григорьевич не против еще раз сходить к острову Старичкова и на мыс Опасный — показать нам пятно и помочь взять анализы воды. Но для этого надо, чтобы шторм унялся. Сегодня барашков на волнах поменьше, но выходить в море на маломерном катере — реально опасно для жизни.Договорились, что Владимир Григорьевич оценит завтра с утра, получится совершить рейд за пробами или нет. И если обстановка изменится, то обязательно даст знать. Но настраивает он нас на субботу. И это огорчает: время уходит, и пока мы ждем, течение уносит отравленную воду дальше на юг, к Курилам.Сивучи и фатализмВ Петропавловске-Камчатском есть несколько мест, куда любят приходить и туристы, и горожане. Одно из них — лежбище сивучей. Эти огромные морские тюлени любят приходить зимовать на городской пирс. Появляются они аккурат в октябре. В 2020 году это очень плохое время, чтобы приплыть в Петропавловск-Камчатский, ведь вся рыбы поблизости, скорее всего, отравлена.По слухам, несколько сивучей уже пришли в город. Решаю съездить посмотреть, как они там. Заодно интересно проверить, не выбросил ли шторм на их лежбище мертвые морские звезды. На городском пляже (он в находится в трех минутах ходьбы от краевой администрации) в четверг появилась новая партия погибших обитателей морского дна. Но особой оторопи и интереса у местных жителей они уже не вызывают. Ежами и звездами интересуются только сотрудники Росприроднадзора, которых прислали на пляж отбирать трупы, и чайки, для которых отравленная пища — тоже пища.У лежбища сивучей — все чисто. Но, возможно, только из-за того, что там нет даже подобия пляжика. Только бетон, металлическая ограда и пирс, на дальней оконечности которого расположились пять сивучей. Без коптера хорошо видно только двоих, и то ли ласту, то ли хвост от третьего.Сивучи выглядят огромными, ленивыми и неповоротливыми. Мне не хватает навыков, чтобы сходу определить — они постоянно такие или объелись отравленной рыбы.Спрашиваю местных. Те говорят: «Сивучи как сивучи». За судьбу тюленей они не сильно переживают. Да и в целом фатализма на Камчатке гораздо больше, чем в столице. Это немного даже пугает.Море волнуетсяУтром в пятницу я просыпаюсь от звонка Владимира Григорьевича. Море успокоилось! Час на сборы. Набираю коллегам из «Настоящего времени» — надо успеть на катер.За пятном в этот день развернулась настоящая охота. Многие спешили воспользоваться безветрием. С самого раннего утра в море ушел корабль МЧС, сотрудники Кроноцкого заповедника отправились изучать каланов и сивучей — как на них повлияет гибель кормовой базы в прибрежных водах. Наверняка на одном из судов вышли и гринписовцы, которые в стахановском режиме отбирали пробы день за днем.По плану мы должны были повторить маршрут, которым прошел Владимир Григорьевич в тот день, когда встретил мертвую воду.Первой заметной точкой на пути стал остров Старичков. Еще одно излюбленное место у сивучей. В пятницу внешне тут все спокойно: практически полностью отвесные скалы, на которых устроились флегматичные чайки и чуть более настороженные угольно-черные бакланы, расположившиеся на камнях внизу сивучи тоже не выглядят обеспокоенными, отравленной воды не видно. Только с одной стороны острова кажется, что пена немного ненормальная, чуть более густая, что ли.Но мы уже идем дальше. От пейзажей, которые открываются с воды, просто не оторвать взгляд: извилистая линия холмов, укрытых рыжими по осени деревьями, при движении к югу «обнажается» все сильнее и сильнее, больше становится лугов, появляются каменистые пляжи с черными точками на них (Владимир Григорьевич говорит, что это мишки, но мне не хватает остроты зрения, чтобы убедиться лично), возникает ощущение плавности. И никаких следов человека.Пятно мы настигаем в бухте Саранная. Вернее, мне кажется, что мы догнали след от него: вода вокруг лодки мутного зеленоватого цвета, покрытая грязно-бежевыми шлепками того, что некогда было пеной. В нее, как в липкую ловушку, стянуты полуразложившиеся зеленые ошметки водорослей и розовые частицы туловищ ракообразных.Однако на кисель эта субстанция не похожа. Запах есть, но он не валит с ног: просто воздух кажется немного другим на вкус. Голова не болит, хотя я надышался по полной программе: в рубку практически не заходил, сидел на носу катера.Мы зачерпываем воду ведером, чтобы получше рассмотреть цвет и частицы растений, что в ней плавают. Но пробу решаем пока не брать. Бутылок всего три, а есть шанс найти нечто более ценное.Опасный и ТихаяСледующий пункт — мыс Опасный. Вокруг него разбросано много камней, о которые в шторм коварно разбиваются волны.Именно у Опасного Владимир Григорьевич ловил отравленную рыбу. Покинув Саранную, мы ненадолго попадаем в чистые воды. С высоты граница между участками, скорее всего, очевиднее, но даже на катере заметно, как меняется кильватерный след.У мыса мы вновь входим в зеленую воду. Но здесь она даже немного чище, чем в Саранной. Во всяком случае, визуально. Возникают подозрения, что такая же картина будет и дальше, поэтому первую бутылку наполняем около Опасного.Движемся дальше, и вновь — чистая вода. Кажется, что этот участок еще протяженнее. В этот момент постепенно начинает возвращаться ветер, а значит, надо разворачиваться и идти назад в Петропавловск-Камчатский. По пути останавливаемся, чтобы забрать еще одну пробу у Опасного, а другую — в Саранной.Около острова Старичкова наш катер уже основательно трясет на волнах. Море покрыто теми самыми пресловутыми белыми барашками.— Главное, успеть нормально зайти в Авачинскую бухту, — говорит Владимир Григорьевич. — Волна со стороны Вилючинска разгоняется.Я не совсем понимаю, что именно этот расклад означает для нас, но верю, что катер дотянет нас до города, и даже для полноты ощущений ухожу на волну. Минут через десять начинает кидать вверх-вниз уже совсем основательно. Почти американские горки, только еще водой окатывает, а прыжки отдают болью в копчике. Волны порой попадаются такие, что кажется, могут вздыбить наш катер и перевернуть его.Но я продолжаю любоваться стихией, мне не страшно. До того момента, как Владимир Григорьевич не отворачивает нос корабля от Петропавловска-Камчатского и идет к бухте на стороне Вилючинска. Быстро соображаю, что мы идем спасаться от опасности, а я нахожусь не в самом подходящем месте и в далеко не подходящее время. Но все равно остаюсь сидеть, как дурак.Только в бухте перемещаюсь в рубку. Владимир Григорьевич говорит, что часа через два волна стихнет. Правда, к этому времени будет уже темно, и это не добавляет положительных эмоций.— Бывало, что суда в Тихой (так называется бухта, где мы стоим) по двое суток ждали, — делится опытом капитан.Ждем и мы. Но недолго. Минут через двадцать волна немного утихает, а в направлении Петропавловска-Камчатского устремляется средних размеров корабль. Если догнать его и сесть на хвост в метрах пятидесяти, то о шторме можно не волноваться: ведущее судно погасит все волны.Задумка хорошая, но нам не повезло: корабль отвернул в сторону от нашего маршрута, а волны усилились. Кидает нас так, что о походе на нос я даже не думаю: сижу вместе со всеми в рубке.У Владимира Григорьевича звонит телефон. Жена.— Я по Авачинской бухте в шторм иду. Не отвлекай.Не отвлекает.Чем ближе подходим к берегу, тем сильнее нас подбрасывает.— Самый сложный участок, здесь обратная волна идет, — объясняет Владимир Григорьевич. — Она разбивается о бетон и возвращается обратно. Из-за этого не угадать, в каком направлении в следующий раз ударит.Но старенький японский катер выдерживает и эти волны. Мы благополучно заходим в бухту. Владимир Григорьевич признается, что у него из-за шторма давление подскочило и разболелась голова. Анна предлагает ему таблетки, а Александр помогает «припарковать» катер и закрепляет на причале конец.Рейд за водой подошел к концу.* * *Я дописываю репортаж на борту самолета Петропавловск-Камчатский — Москва. У «Аэрофлота» сейчас все предельно строго: от пассажиров требуют весь рейс сидеть в масках, и каждые три часа выдают новые, потому что старые потеряли эффективность. Мне такой подход положительно нравится.В багажном отделении в Москву летят три полуторалитровые бутылки с водой из Тихого океана. В один из выходных они отправятся на анализ в лабораторию. И затем — долгое томительное ожидание.
