La Stampa: Евросоюзу грозит раскол из-за советского прошлого стран-участниц

Раскол между Западной и Восточной Европой до сих пор напоминает о себе. Возможно, даже громче, чем раньше. Тот, кто представлял себе, будто падение железного занавеса повлечет за собой объединение стран континента, не учитывал давнего проклятия, пишет автор итальянской La Stampa, объясняющий причины сложившихся противоречий.

Разделение, связанное с окончанием Второй мировой войны, было неслучайным. Когда 25 апреля 1945 года советский и американский авангард объединились в саксонском городке Торгау на берегу Эльбы, они фактически восстановили участок римского лимеса, о котором писал Август в своих «Деяниях» (26,2) как о более или менее приемлемой границе Германии, за которой, по мнению назначенного англо-американской комиссией основателя Западной Германии, выходца из Рейнской области и противника Пруссии Конрада Аденауэра (Konrad Adenauer), начиналась «азиатская степь».

После 1989 года русские вернулись к себе домой с поражением, избавившись от восточноевропейской империи как от балласта, полагая, что таким образом им удастся спасти СССР. Мы же, западные европейцы, разделяли энтузиазм угнетенных народов, спонтанно примкнувших к либерально-демократическим ценностям. Но для людей, которые вынуждены были долго существовать под каблуком Москвы, эти перемены означали не столько обмен коммунизма на свободу, сколько обмен коммунизма на консьюмеризм.

А в первую очередь — смену подчиненного положения по отношению к иностранному государству на независимость. Суверенитет. Если перевести все на язык геополитики, то в первую очередь — НАТО, то есть Соединенные Штаты в Европе, а потом Европейский союз, читаем — европейское финансирование. Американские солдаты и европейские деньги — лучший из мыслимых миров. Восточноевропейские государства воспринимают это как злобное обвинение в неполноценной причастности к европейской культуре со стороны некоторых западных интеллектуалов, которые сегодня клеят ярлыки «популистов» всем, кто не подписывается под их истинами.

Нравится вам это или нет, но таким положение вещей было и таковым оно остается. И напоминают нам об этом в последнее время три значительных события, в которых главную роль играет Польша: вердикт Конституционного суда Польши, где отдельные положения европейских законов признаются несовместимыми с национальным законодательством, утверждая тем самым приоритет внутреннего права над европейским; продление чрезвычайного положения на границе с Белоруссией, где тысячи военных и пограничников останавливают поток бегущих от режима Лукашенко мигрантов (или мигрантов, засланных режимом); письмо, направленное в Европейскую комиссию польским руководством вместе с представителями других одиннадцати стран, преимущественно ранее принадлежавших к советской империи или к СССР (плюс Кипр, Греция и Дания), с обращением к Брюсселю о финансировании строительства стен и барьеров от мигрантов, в том числе от тех, кто обращается с просьбой о предоставлении убежища. В этом отношении показателен ответ комиссара соответствующего ведомства, социал-демократки из Швеции Ильвы Йоханнсон (Ylva Johansson): я вас понимаю, можете поступать как пожелаете, но не на деньги из общих фондов.

Представители Западной Европы — во главе с французами и немцами — отреагировали на это сухо. В Париже говорят о «фактическом Полекзите» (неологизм, означающий выход Польши из состава ЕС, — по аналогии с Брекзитом — прим. перев.), словно Варшава собралась выходить из состава ЕС. В аналогичном тоне высказывается и Берлин, напоминающий Польше об обязательствах, которые она на себя взяла, (но сам не вспоминающий о предостережениях, на которые уже давно указал Конституционный суд Карлсруэ, уточняя, что в основополагающих правах не существует автоматического приоритета европейского права над национальным). Зато возликовали «суверенисты» всех возможных широт. И итальянские — не исключение.

Варшава не расстанется с Брюсселем. Стоит, тем не менее, учесть, что в числе многочисленных и разнообразных расколов, определяющих ландшафт Европейского союза, есть один слишком глубокий, чтобы его можно было исправить: это раскол между западными и восточными европейцами (в число которых входит и ряд северных), сформировавшийся на глубинных многовековых культурных и геополитических корнях. Железный занавес не был капризом холодной войны. Аналогичным образом и «суверенизм» нельзя связывать исключительно с политическим и идеологическим циклом. Восточные и западные европейцы существуют не только в разном пространстве, но и в совершенно разном в личном отношении времени. Для первых речь идет о консолидации недавно отвоеванной независимости. Поляки, чехи, венгры, словаки, прибалтийцы и многие другие переживают сейчас свое Рисорджименто, если не бурное крещение не существовавших государств. Трудно представить себе, что они искренне согласятся на частичный отказ от суверенитета, о котором договорились мы, западные европейцы, главным образом, по инициативе, исходившей от Америки после нашего коллективного поражения во Второй мировой войне.

В 1989 году казалось, что западный ветер обратит в свою веру Восточную Европу, которая сама возвела себя в звание Центральной. Сегодня же создается впечатление, что ветер дует в обратном направлении. Принять это во внимание уже означало бы сделать шаг вперед, чтобы понять, в какой же все-таки степени возможна интеграция между теми слишком многочисленными Европами, которые мы называем Европой. Это история, красота!